Отморозки

— Пацаны! Пацаны там, – Баттерс стучит ладонями по столу, прерывая тягомотный обед и глаза его, шустро стреляющие по чужим лицам, лихорадочно горят. – Кайл и Крейг друг другу морды месят! Это работает лучше, чем пожарная сигнализация. Призыв, который подсознательно ожидали все утро, и они вскакивают со своих мест не сговариваясь, вываливаясь на детскую площадку гурьбой спутавшихся конечностей, беспрерывно толкающейся ради первых рядов. Кенни не стесняется ставить подножки, чтобы выбить себе место получше и тянет за собой Марша, угрюмо сдвигающего шапку на лоб. Брофловски и Такер, кто сомневался? Никто не задается вопросом "какого хера?" Не задаются ещё с прошлого месяца, когда холодная война этих двух только проявила себя, раздражающая и мутная, не находящая прямого выхода. Неправильная. Они привыкли, что конфликты решаются хорошей дракой, до гематом и кровавых соплей. Не удивлялись изощрённым планам мести Картмана. То, что натянулось между пацанами, их микровойна не вписывалась в их устав и до зубного скрежета вымораживала. – Врежь ему, ну же! — над ухом загорланили, взвились живодерским улюлюканьем. От толпы стало жарко, загустел наэлектризовавшийся в напряжении воздух. Стэн проводил взглядом промелькнувшее пятно рыжей куртки и оттолкнул Малкинса в пасть задних рядов, пробившись вперёд. Ровно в этот момент кастет в такеровском кулаке вспорол Кайлу лицо. Нос влажно хрустнул, почти сразу следом в снегу утонула макушка и Стэн дернулся инстинктивно, не замечая, как стиснул кулак, но раньше, чем он успевает сделать хоть что-то, Кенни перехватывает его запястье. Марш неумолимо мрачнеет, пока ему шепчут торопливое не лезь, ты его опозоришь, это хуже», но застывает на месте, зло стискивая прыткие маккормиковские пальцы. Он не может оставаться в стороне. Проблема в том, что должен. Они уверены, что Крейг остановится. Простое в своем использование правило, когда соперник упал на лопатки и получил в морду – бой закончен. Ты победил. Но Крейг не останавливается. Кенни, держащийся за запястье Стэна стальным прутом, рассеяно выпускает его, теряется в мешанине тел. Марш не замечает. У Марша сбивается счет после шестого раза, когда чужой кулак впечатывается под поплывший глаз и в ушах нарастает гул от монотонных, повторяющихся ударов. Кастет задевает висок. Челюсть. Кажется, его сейчас стошнит. Толпа затихает и Стэн боится, что все перешло черту, но дело всего лишь в мистере Паркинсоне, которого за руку притащил испуганный Пип и это первый раз, когда Марш рад видеть их обоих, и он уже хочет позвать мистера Беннета ближе, но за спиной разъяренно ревут и вдоль хребта у него все холодеет. Под боком взвизгнул кто-то из девчонок. Или Кенни? Когда он оборачивается, Крейг по-прежнему вжимает Брофловски в сугроб, но больше не пытается смешать тому морду с дерьмом. Его ладони уязвлено зажимают собственное лицо, кажущееся равнодушным даже сейчас, но Кайл сквозь мутную пелену видел гневно раздувающиеся ноздри и холодный осколок узкого зрачка, полоснувший ему по горлу. В ушах звенело от нехватки кислорода, язык непослушной гусеницей споткнулся о шатающийся зуб и последних сил стоило поднять средний палец перед чужим рылом: – Сходи на мой хуй, Такегх. Это был безоговорочный проеб перед тем, как на их арену ворвался безудержный в своём гневе Паркинсон. Он ловит их легко, поднимая за шкварники, как нашкодивших котят и умудряется встряхнуть даже дылду Крейга. От его поднявшегося на октаву возгласа заложило уши у первых рядов: — Неприемлемо! Неприемлемо, что вы здесь устроили, вы посмотрите! — голова Брофловски мотнулась вслед за движением трясущей руки, апатично склонилась на бок и вынудила Паркинсона взять паузу, вдохнув побольше воздуха, рявкая без прежнего залпа: – К мисс Хелен оба. И к директору, срань господня, чтоб с вас шкуру содрали, вандалы! Кенни морщится. Гадать не приходилось, на ближайшие пару недель в школу Кайл будет ходить под строгим конвоем и сочинять на переменах матерные стишки про их общеведа, а не строить с ними снежную крепость, как договаривались. Воистину срань господня. Он протяжно, разочарованно ругнулся в капюшон и замер, заострив внимание на самодовольном кайловском лице. Тот пялился прямиком на него. Не смотря на очевидную дерьмовость ситуации, улыбался, совсем незаметно для распылившегося на лекцию Паркинсона, и поймав чужое внимание, легко повел головой в сторону кровавого побоища. Кенни оставалось лишь тормознуто кивнуть и только тогда Брофловски позволил себе обмякнуть окончательно, подталкиваемый нетерпеливой рукой в сторону школы. Толпа расползлась вялыми мухами, потерявшая запал от нудных ругательств. Нырнув к примятым сугробам, Кенни рухнул на колени под оклик озадаченного Марша и жадно зарыскал, не имея представления, что такого мог потерять здесь Кайл, но что-то острое, кольнувшее голые пальцы, заставило его замереть, удивленно округлив рот. На ладонь упал выбитый зуб, кроваво блестящий на корню. МакКормик неверяще, злорадно рассмеялся. *** – Мужик, ты как? – Стэн и Кенни караулят у медсестры, отпросившись у мистера Маки под предлогом отравы в школьной столовке. Тот, зеленеющий над тетрадями всё утро, благословил их уход торопливым согласным мычанием, подпихивая вслед и подвернувшегося Картмана, но стоило двери захлопнуться, жиртрест свалил, не собираясь отыгрывать роль сиделки. — Как дерьмо. – гнусавит предельно честно. Заявленное стыкуется с действительностью. Кенни глубокомысленно свистит, оценивая опухшее, как переспелый томат, лицо Кайла. Толком умыть его не успели и кровь запеклась, делая фингалы более животрепещущими и устрашающими, нежели они были в действительности. Выглядело всё равно мерзко. — Тебе повезло ещё, — вяло замечает Стэн, похлопывая по чужому колену и тут же виновато убирая ладони под мучительное мычание – тёмные пятна на джинсах были не от снега. — У Такера походу лютая китайщина из говна и палок. Дядя Джимбо нормальным кастетом в нокаут вмазывал одним хуком в висок. Один раз даже челюсть чуваку сломал прикинь! А ты...ты живой хоть. Заживёт. – Я вот чо не понимаю, Кайл, – задумчиво заявляет Кенни, вытягиваясь на соседней койке, не потрудившись скинуть хотя бы сапоги. – Он ведь тебя уделал считай сразу, тайм-аут, Крейг Такер опять надрал кому-то зад, – он не сдерживает ехидного смешка, получая тычок под рёбра и будто оживляется только больше, поворачиваясь лицом к Брофловски, но глаза его совсем не улыбались. Под пристальным взглядом Кайл почувствовал себя муравьем, которого пытаются извести под лупой излишне любопытные детишки. Кенни именно такой. Любопытный. Юркая, прилипчивая зараза. Кайл был бы восхищен его способностью подловить за нос меж шуткой, если бы сейчас тот не демонстрировал свои таланты на нем. – Что за хрень происходит, Кайл? Ты у него пацана увел на тусе, а? Кенни широко, щербато улыбается, поигрывая бровями. И шкодливо молчит, пока у Кайла шестерёнки контужено скрипят. Стэн не помогает. На деле, своим выжидающе-любопытным взглядом он делает только хуже. — Ты выкручиваешь мне яйца, ч е л. Не круто. Он, несомненно, разочаровывает их второй раз за день. Миссис Хелен спасает его, выгоняя веселящегося МакКормика и излишне расчувствовавшегося Стэна, когда приносит ему упаковку льда. Её грузно склонившаяся фигура почти заставила его застыдится, но куда страшнее оказалась тень матери в дверях. Шейла молчала, плотно поджимая губы и комкая в руках его мокрую шапку. Она выглядела собранной, если игнорировать мелкую дрожь в пальцах и морщинки в уголке рта. Медсестра велась на её фасад, но Кайл видел — мама была на грани того, чтобы заплакать. Сделалось невыносимо стыдно, будто его всего облили помоями и выставили напоказ, хотелось спрятаться под тонкую больничную простыню и извиниться. И пусть он толком не знал за что, потребность эта не давала ему усидеть спокойно, пока миссис Хелен старательно успокаивала его родительницу, попутно рекомендуя заехать в больницу для надёжности. В машине Шейла так и не сказала ни слова. Молчание сделалось невыносимым и пока они не тронулись с места, Кайл завалился к ней под бок, робко прижался целым виском к плечу, роняя скомканное извинение. Мягкая рука зарылась в кудри на затылке, прижала ближе, не задевая налившиеся синяки и Кайл хотел пролежать так весь оставшийся день, с её пальцами в непослушных кудрях. — Ты ведь расскажешь мне, что случилось, бубочка? Никогда, ма. — Конечно. Поговорим дома, окей? Я так устал. *** – Кайл, дорогой еврейский друг, после твоего прилюдного унижения, я не сомневался увидеть тебя, скулящего на моём пороге, но ты уничтожил все мои ожидания. Ты приперся умолять еще до того, как твоя поганка на носу зарастет! Из-за тебя я должен лягушонку Клайду десять баксов, безмозглая скотина, так что подумай хорошенько, прежде чем начнешь умолять. Десять баксов, жид, тебе придётся попотеть, если надеешься отработать! — Скотина. Ты настолько под кайфом от этого? Картман протяжно, зверино уркнул. По его довольному, сыто сощуренному взгляду всё было очевидно. — Ну проходи, проходи уже! Мне не терпится посмотреть на умирающий от нужды еврейский скот, выпрашивающий милостыню у своих господ. Можешь начинать целовать мне ноги сразу. Они лениво бранятся весь оставшийся вечер, по привычке, разбавляя негромкий, важный уговор. Картман ему не отказывает. Через несколько унизительных пожалуйста, он не может ему отказать и Брофловски пользуется этой слабостью без капли стыда. У рыжих ведь нет стыда и совести, Эрик. Договор скрепляют по-взрослому, рукопожатием, не соревнуясь в силе только из-за так и не прошедшей кайловской кисти, и закрепляют пивом. Домой тот возвращается только в девять, неохотно разжимая пальцы притихшего за теликом Картмана. Спустя неделю у него по-прежнему ныли ребра, ныли отбитые костяшки, ныло к херам раздробленное лицо. По правде, болело всё и больше, чем вырубиться, Брофловски хотел отмудохать Такера, пока бы тот не выхаркнул под ноги собственную селезенку. Чужеродная мысль мигренью вспорола виски. Кайл нервно включил ночник и вспыхнувшие кольца Сатурна усмирили его гнев. Именно непроходящий, ежесекундный зуд толкнул его тогда пойти к Картману, а не Стэну. Марш бы не струсил, нет, но попросил подождать. Пока у Кайла не сойдут синяки, пока не окрепнет рука и в иной раз его бы послушали. Но сейчас Кайлу было насрать. И что важнее, насрать было Картману, подпирающему биту за школой. — Жиртрест. — Что, жидяра? — Ты блять гвозди в биту забил? — Клёво же выглядит, а. Кайл думает: пиздец. Пиздец зачем я пошел к Картману. Пиздец как я оказался в этом дерьме. Они ещё ничего не сделали, но его уже трусило и худшее, отрицаемое в зачатке, страха он вовсе не чувствовал. Когда он прихватил биту, тяжело, пробно замахиваясь – нет, по весу совсем не походило на старую добрую клюшку — и когда Картман наставительно сжал его плечо, каменно-решительное, единственным чувством остался злой азарт. Стэн однажды на ланче сказал ему: – Мужик, осторожнее с Картманом. Вы с ним так много третесь в последнее время, он...хуево на тебя влияет. Кайл тогда совершенно не понял о чем речь. Ломая на алгебре карандаш из-за ошибки в задачке он задумался, что Марш абсолютно, в корне неправ. Картман на него не влиял. Это знал и сам Эрик, пинающий камни всю дорогу до дома Такера. — Марш – конченый идиот. — С чего это? — Он доебывается, что я задумал какую-то херню с еврейской мордой в главной роли. У стенки аж зажал, ты посмотри какой синяк! — Ты ведь ничего лишнего ему не сказал? Камень летит в мусорный бак, пугая дремлющую в коробке кошку. Картман лениво покачивает биту на плече и рот его растягивается в солнечном оскале. — Неа. Ты же молчишь, гниденыш. У гаражей они меняются ролями и антуражем. Эрик затыкается, скучающе прогуливаясь за кайловским плечом, пока тот обнимает биту, высматривая замершего в растерянности Крейга. — Ты с группой поддержки приперся? — на месте Крейга другой бы струсил. Напрягся. Если тому и стало некомфортно с постороннего в их личной вендетте, то об этом можно было лишь догадываться по короткой судороге сжатых челюстей. Отсутствующий зуб явно мешал – говорил Крейг с тихим, шепелявым присвистом, делающий его гнусавый голос невыносимым. — Он не участвует. — Надо же. А я подумал ты настолько ссыкло, Брофловски. Первый удар приходится в грудь. Будь он трусом, думает Кайл, не стал бы идти на территорию Такера, истоптанную его сапогами. Не стал бы предупреждать, подкидывая под неодобрительное мычание Картмана, трофейный зуб в шкафчик. Он убеждает себя, что делает это не из-за глупой мести за ту мелкую стычку в школе и это работает, заставляя звереть только больше. Подбитые ноги не держат – Крейг валится, сбитый подло и больно, обдирая выставленные под себя кулаки. Сгруппироваться не успевает, пархатый жид оказывается сверху и Такер предчувствует, как сейчас вспыхнет водопадом нос о лёд. В отместку. Но Кайл не бьет. Поперек горло упирается жёсткое тело дубинки с выдранными гвоздями. Кайл тянет его на себя, заставляя отрывать тело от земли, пока Крейг не начинает бить ладонью по льду, а лицо его не покрывается красными пятнами. Кажется, он пытается вякнуть что-то. Кайл не хочет слушать. Стой. Стой. Картман ухмыляется им обоим сверху, щелкая затвором камеры. *** И к чему же был весь твой громкий пацифизм, растворившийся, стоило затронуть личные интересы? Ты разумеется – ты всегда был предсказуем – будешь считать себя правым во всем, детский эгоцентризм не предает, как светлые идеалы. И ночью, отходя от адреналиновой ломки, составишь целый список причин, по которым Такер заслужил, усыпляя разбушевавшуюся совесть. Убедить её легко, стоит только снова разозлиться на ублюдка Крэйга и спать ты будешь совершенно спокойно. В конце концов, ты искренне веришь в его вину. Искренность ведь делает из твоей правды абсолютную истинность, да? Утром Стэн поддержит твою выходку. Поворчит, конечно, на бравый идиотизм, но ему некуда деваться. Он твой супер-бро, а еще истинный американец, поэтому верит в авторитеты. Ты со своим высшим баллом и замашками эльфийского короля пока что авторитет. Кенни снова не приходит. В последние недели его посещаемость и задержки после уроков бьют все рекорды. Это настораживает, но ты до сих пор не поинтересовался в чем дело. Даже у Эрика, ведь как бы не било это по самолюбию, тому МакКормик наверняка уже растрындел в первую очередь. Хуевый из тебя друг. Хуевее даже Картмана. Он не говорит ничего о вчерашнем и безобразно спокоен, будто всё в порядке вещей. На остановке он продолжает визжать о проебанных сучкой Клинтон дебатах, таинственным образом умудряясь переключиться на геноцид евреев. Ты не понимаешь как. Ты не понимаешь абсолютно ничего. — Хэй, — Стэн трогает за плечо, выводя из мучительного транса. Хочется верить, что сейчас он вскроет всю подноготную твоего мечущегося в агонии разума, выпустит наружу это сжирающее дерьмо, но Марш только невинно роняет. — Сегодня контрольная у Паркинсона, ты готовился? Нет. Не готовился. В суматохе вашего с Картманом замысла ты забыл про неё. – В пизду его, может прогуляем в аркадах? Да. Так будет лучше. Картман лоснится восторгом от новой возможности подъебать, хотя и поддерживает твоё предложение на все сто. Конечно, он тебя поддерживает. — Вы посмотрите кто явился! Пришествие Христа. — Стэнли, не говори о Христе при иудейском выродке, он же взбесится и всех нас переубивает. — Да отъебись ты от Кайла, жиртрест. Кенни плетется к остановке сквозь поднявшийся снегопад. Ты фиксируешься на нем, потому что Кенни цикличен и уследить за ним легче, чем за оживленными Маршем и Картманом. Потому что перед Кенни тебе не бывает совестно. Ребята продолжают кричать под ухом, их голоса становятся неразборчивым гулом. Автобус вот-вот приедет. Всё будет хорошо, думаешь ты. Всё обязательно будет хорошо.