Прощальная песнь косатки

Клуб Романтики: Секрет небес
Фемслэш
Завершён
R
Прощальная песнь косатки
Katerina Birdy
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Лори Каплан в полной уверенности, что потеряла только что обретенную любовь Санни Барстоу в водах Аляски. Преждевременная скорбь приводит девушку с командой до Анкориджа – места, превратившегося из пункта назначения в ее тюрьму по собственному желанию. Полгода рутинной жизни и «курьерских» выходов на воду дают мнимое смирение, но безвозвратно отбивают у Лори тягу к морским приключениям. Есть ли надежда в последней песни косатки? И косатка ли это поет ей шанти?
Примечания
«Сквозь бурю и пламя» стала моей самой любимой историей из всех имеющихся на день публикации в КР. Поскольку пока история поставлена на паузу, мне хотелось написать один из вариантов продолжения для себя и для всех, кому оно может быть нужно.
Посвящение
Спасибо каждому, кто знал о процессе написания этой работы и верил в меня. Благодаря вам я дописала ее.
Поделиться
Содержание Вперед

Часть 1

Предводительница Алкионы никому не сетовала на неспособность столкнуться с потерей близкого человека. Когда Санни унесло течением и курс резко отклонился на северо-запад, Лори еще долго молчаливо нарезала круги в носовой части яхты в попытках разгадать, чего она не учла, где совершила ошибку и излишне запаниковала, пока остальные во главе с Ар-Джеем рассчитывали координаты по секстанту для обратного смещения на юг. Капитан всегда ответственен за состояние экипажа, и пусть Барстоу единолично командовала Прядильщицей, ближе нее на Алкионе не было никого. Чанд уговаривал Лори хотя бы спуститься в камбуз за овощным супом, который они всей командой переварили и тщетно старались сделать съедобным, но от растерянности приправил приглашение настолько неуместной шуткой, что отложил пробуждение капитанского аппетита еще на сутки. Она будто бы с самого начала понимала, что не готова вести такое старое и просторное деревянное судно. «Больше палуба – больше ответственность», – так между делом пробормотала Нина под нос, однажды рассказывая по радио про Алкиону. Ведь яхта требовала и хорошо обученный экипаж, и умение обращаться со старыми деревянными конструкциями, сохранившимися еще с доколлапсных времен, и самое главное – уверенную опытную предводительницу, которая не сдрейфит в критической ситуации и сможет организовать сплоченную работу команды. А Каплан просто повисла на мачте, барахтаясь без воздуха в легких подобно рыбешке, выброшенной на сушу. Вот столько от нее было пользы в трудные минуты. И Санни спасла ее, как подобает настоящему старпому для авантюрного, слишком самоуверенного капитана. В поступке этом не было ничего героического, как сама додумала Лори, все еще расхаживая туда-сюда по носовой палубе и постоянно щурясь от палящего послештормового солнца следующие дни. Цена жертвы Санни не была оправданной – бесславная жизнь Каплан, в которой она не успела сделать ничего действительно важного для цивилизации. И пусть лучше ее распнут на мачте или привяжут обратно к злополучному гику, да вытолкнут в воды океана по пути в Анкоридж в наказание, так будет справедливее, считала она. Ар-Джей прекрасно разбирался в навигации, Чанд ладил с такелажем уж точно не хуже Лори, а Фиби, хоть и не плавала, но старательна и любознательна достаточно для дотошных часовых допросов этих двоих. Да и знала она лучше других, на кой черт вообще развозить Палладию по всей Аляске. Чем дольше они форсировали курс прямо на юг, тем тяжелее горе-предводительнице было выносить затянувшееся путешествие. Она ни в чем не винила Санни, по крайней мере, убеждала себя во всесильности непогоды в океане и бессилием перед обстоятельствами. Лори засыпала с Баку подмышкой, и осиротевшее животное каждую ночь послушно возвращалось, поскуливая во сне так, словно они оба переживали тот страшный шторм из древесно-водяного месива заново. Казалось, что Каплан тогда понимала немногим больше выдры, и во время всего пути до берега разговаривала односложно: уважительно здоровалась по утрам с любым, кого встречала в общей большой каюте (но дальше разговор не складывался, оканчиваясь тягостным растянутым молчанием), коротко отдавала указания, растворяющиеся вместе с ветровыми порывами, выученно кивала ответом на один и тот же вопрос от членов команды о том, держится ли она. Они совсем не думали о виновности предводительницы, но невольно заражались ее разочарованием в самой себе. Лори в неспособности контролировать собственное выражение лица глядела на каждого, как в зеркало – взглядом укоризненным и прогоняющим. – Мы бы выпрыгнули все за борт, честно, чтобы тебя не раздражать, но ты же одна все бросишь и не доплывешь – даже чаек таким видом распугаешь, – выпалил наконец по утру Чанд, навалившись спиной на верхний леер, отчего тот противно металлически заскрипел, – до суши всего тринадцать или пятнадцать морских миль. – Кто провел подсчеты? – сухо уточняет Лори, игнорируя вторую провальную попытку подбодрить юмором от старого друга; в глаза ему предводительница не смотрела, устремляя намеренно взор прямо по носу яхты, как если бы она могла разглядеть очертания береговой линии уже отсюда. Истончившиеся от недоедания женские пальцы тоже вжались в леер, и еще не нагревшийся алюминий задрожал, прося пощады. – Ар-Джей, никто больше не справился бы, – Чанд словно случайно снял очки и демонстративно начал протирать их краем влажной толстовки. Он знал, что глубина бирюзы в его глазах обращает на себя внимание всех без исключения, и раньше знакомая до детских постыдных историй Лори повернулась бы. Каплан продолжала смотреть на протяжную линию из небесной синевы и редких облаков. «Кроме Санни», – подсказал предводительнице ее собственный изнуренный океаном внутренний голос. – Если Ар-Джей, то это хорошо, значит, часа три максимум – и доберемся до Анкориджа. Лори поскорее хотелось завершить диалог, который и без нежелательного продолжения стал едва ли не самым длительным за то время, что они стремились вернуться к заданному изначально курсу. Ничего личного по отношению к своему экипажу, тем более частно – к верному и близкому Чанду. Каплан всего лишь не терпелось поскорее снять с себя звание капитана Алкионы и отделаться от разрывающей по жилке ненависти к прошлому своему стремлению стать прославленной предводительницей известного судна. Чтоб паруса издалека узнавались если не сотнями, то десятками, да? Может еще переименовать яхту в «Случайную погибель» – звучит достаточно остро и знакомо, чтоб било по груди электрическим разрядом? Она ведь лучше всех на этом судне знала, что случайностей не бывает. Лори не застала Коллапс, поэтому надумала свой личный в сдержанном порыве злости, и с мрачным шлейфом этих деструктивных мыслей удалилась снимать Алкиону с авторумпеля для подготовки к скорой швартовке. Чанд без очков бросил взгляд туда же, куда старательно вглядывалась немногим раньше пугающая его теперь подруга – прекрасное и мнимо близкое далеко посмотрело на него в ответ облачными глазами на все так же простирающемся в бесконечность небе. Даже оно посмотрело, а Лори – нет. Когда послышался долгожданный крик стайки чаек, приветственно рвущих глотки, Каплан обессиленно выдохнула. Они появляются группами там, где найдется легкий прикорм в виде объедков, а значит до Анкориджа остались считанные километры. Чистоту воздуха разбавили привычные запахи противообрастающей краски, мха и чего-то землисто-маслянистого. Вот он, родной аромат цивилизации. Ну, или того, чем все они называли мир после Коллапса, в котором люди зависят от таинственной исцеляющей формы в пробирках, имеющей приторный медово-цветочным привкус с холодком. Команда Алкионы скорее не швартовала – утрамбовывала судно на битком забитом причале. Здесь особой популярностью пользовались древние рыболовецкие консервные банки; их пренебрежительно нарек Чанд именно так, и всякий раз шутливо соскребал с них бугристую ржавчину под черные выкрашенные ногти еще в Хоумпорте – так и сделал между делом здесь, все равно не видно будет. Раньше Лори скорчила бы детскую издевательскую рожу, искривилась в витиеватый мимический лабиринт, но в этот раз дернула друга за рукав без особых усилий, приглушенно цыкнув. – Перестань. Палладию еще выгружать. Пока парни импровизированно поделили обязанности, не желая лишний раз контактировать с предводительницей, Каплан отдала указание швартоваться лагом, правой стороной яхты к причалу. Нужно больше капитанского включения, подвывала она про себя, нужно рассказать, кто должен остаться на судне, кто проконтролирует на суше, кому потом заняться шпрингами. Слова высыпались из нее непоследовательными горстями и вышло что-то неразличимое; Лори не помнит, кому что придумала назначить перед тем, как сказать, и запнулась, упершись мыслью в исступленность окончательно. Ступив на поцарапанные и промасленные сверху доски пирса, вот-вот на твердую землю, она ощутила себя младенцем, споткнувшимся о собственную крохотность, запутавшуюся в неконтролируемых и ногах, которых целых две, и в обеих нет опоры; еще до сих пор качалось и пульсировало в такт океаническому движению под пальцами ног. В душе прежде всего изломалось, сбилось и уплыло вместе с Санни – этот факт раньше терялся в монотонном шуме волн, а сейчас всплыл на мели и обнажил очевидное всем, кроме нее. Каплан бы свесить ноги и мотать ими беззаботно и резко, пока не заноют коленки, но провалилась тяжело на твердую поверхность и застыла неподвижно, не проверяя грязи или рыбных костей под собой. Рядом кто-то закопошился, переминаясь шумно с ноги на ногу, и Лори медлительно обернулась, похожая больше в движении на ожившую гипсовую статую с идентичным цветом лица и раздраженными глазами от соленой воды. Она явно ожидала увидеть своего полосатого питомца или Баку. – Знаешь, я правда хочу быть честной с тобой, – Фиби вступила безотлагательно, гораздо раньше, чем заторможенное сознание предводительницы ее опознало, и тон у нее был ровный и нарочито серьезный, как будто она репетировала грядущую речь давно, – Правда хочу, и поэтому скажу, даже если ты сама уже хотела извиниться… – За что? – Лори тут же скукожилась изнутри, не понимая, какой морской дьявол из доколлапсных сказок вылез из нее. Конечно, она бы извинилась; и не так, чтобы стыдливо выслуживаться перед прямолинейностью Фиби, не перед ее напористым взглядом, удваивающим всякую вину. Пошла бы просить прощения, как подобает капитану, лишившего экипаж необходимой опоры в момент нужды – звучала бы так же уверенно и строго, но без подготовки. Не упустила бы после преимущества каждого члена команды, разбавила бы искреннюю импровизацию душевными шутками об их совместных плаваниях и обязательно воодушевляюще оптимистично закончила тем, что Санни достаточно волевая и стойкая, потому что никогда не робела перед опасностью, и в тот шторм показала достойную выдержку, и Барстоу наверняка осталась… – Ты вообще меня слушаешь, Каплан? – на бархатную кожу разлились струйками пронзительные солнечные лучи, как льется молоко в свежесваренный кофе, и два немолотых кофейных зерна – глаза Фиби – теперь смотрели с поддевающей на крючок жалостью, – Ты ведь совсем на себя перестала быть похожа, и мы с парнями правда все понимаем. Мы говорили об этом. – Говорили о чем? – перебила Лори, и над губой показалась покатая ямочка, которая появлялась только когда на лице проступала чрезмерная обида и супился непроизвольно нос. Команда обсуждала что-то без нее – друзья Каплан в чем-то перестали ей доверять и собирались отдельно. – О том, что произошло, ну, с Санни. И о тебе. Мы знаем, тебе нелегко приходится, парни сами ни за что не скажут. Чанд очень сильно разозлился, Ар-Джей вообще не знал, как подступиться и поздороваться, он в капитанской за расчетами прятался, потому что ты там практически не показывалась! – Фиби начала жестикулировать активнее и это совсем не к добру, солнечные отметины так подходили ей, что она не щурилась, – А мне просто интересно, Лоркинс. Мы ведь тоже ее потеряли, нас-то ты за что наказываешь? Использованный запрещенный прием в виде исковерканного имени предводительница восприняла сравни ругательству или вызову, но ответить ей решительно нечего. «Лоркинс» измывалась над собой, когда вела себя пренебрежительно и невнимательно к друзьям. Они все собрались на одной палубе, чтобы увидеть, как замедляется механизм ее внутреннего компаса и теряет направление, а магнитная стрелка хаотично вертится по кругу в поисках нового ориентира. Ударяется о каждого из экипажа и все равно несется дальше, сбивая все на своем пути и стираясь постепенно в неуловимую линию без видимой траектории. Таково наказание ей самой в качестве подтверждения своей вины в потере Санни. – Мне честно жаль, – большее на выдохе из Каплан не вытащить, а голос устремился мимо собеседницы и растворился в горке песка под шелестящей тиной. Она нуждалась остаться в уединении, должна была снова привыкнуть к твердости земли и неровности рельефов, поразмыслить трезво. Или хотя бы сложить мысли в бесформенную, но кучу, – Нужно много с чем разобраться, но сначала разгрузите ящики с Палладией в медицинском центре. Ты уж точно знаешь больше меня, с кем там поговорить и о чем. – А ты? – Мы в Анкоридже на птичьих правах, так что свяжусь по радио с Ниной или Шоном и узнаю, у кого здесь можно остановиться на пару дней, – Лори постепенно приподнялась и поджала ноги, надавливая сбитыми коленями на грудь, чтобы убедиться, что хотя бы телесность в ней еще не иллюзорная. К сожалению, вполне настоящая. Каплан упомянула про разборки, и договоренность о встрече все же теперь лежала на опущенных усталостью плечах, – Отдохнете – ближе к вечеру встретимся под «Звездой Надежды» у подножия горы, когда она начнет светить маяком с мыса. Лори не успела обогнуть Альварес, пошатнулась от резкой качки, но та тут же удержала ее под коленкой. – Команда очень переживает за тебя, – Фиби смягчилась в сожалении, и от него предводительнице стало вконец дурно. От ненавязчивой тактильности подруги спустя долгое время не было комфортно: Лори чувствовала себя куском металла под лазерным лучом и сдерживалась, чтобы не поежиться, не вздрогнуть слишком заметно. – Берегите себя, – вместо прощания бросила Каплан, слегка подалась вперед удержанной правой ногой, как бы вопросительно, и тут же ускорилась обратно к Алкионе для переноски немногочисленных личных вещей. В спину ее ударилось: «И ты тоже», но в ответ нельзя было обещать или даже благодарить – Лори чужеродно сейчас бережное отношение к себе.
Вперед