Морошка и можжевельник

Кролик, как и предрекал Олег, и правда был ужасно вкусным. Сергей и представить не мог, что из обычной дичи можно приготовить такой кулинарный изыск. Но у Олега получилось, и дело было даже не в том, что Разумовский два дня провалялся без сознания ничего не съев. Травнику было искренне жаль почившего зверька, но кроличье рагу с овощами было просто великолепным. Кстати, то что в рагу и правда были вполне обычные овощи, а не корешки, к которым Разумовский привык за свою отшельническую жизнь, немало его поразило. Значит Олег ходит в деревню за продуктами. От мысли, что где-то в пешей доступности находится деревня, а там и те, кто так его ненавидит, Серёжу передёрнуло. И тут же он понял, что пришло время вопросов. Он осторожно отставил опустевшую миску на всё ту же кровать, чуть поодаль от себя, и развернулся к Олегу. Он сидел на скамье напротив и как раз приканчивал свою порцию. Из-под закатанных рукавов рубахи виднелись мощные предплечья. Тесьма на груди развязалась, и Серёжа невольно бросил взгляд на его сильную грудь, покрытую тёмными волосками. Он невольно сглотнул, не зная, как подступиться к этому разговору, и больше не имея терпения выжидать, разом выпалил: — Как ты меня спас, где мы сейчас и как я сюда попал? Олег не донес ложку до рта и так и замер, вскинув удивленные глаза на Серёжу. Он так нетерпеливо уставился на него, что Олег прочитал в его взгляде немой упрёк, мол, почему я вообще должен сам задавать вопросы, я же тут пострадавший! Олег медленно опустил ложку обратно в миску и отставил её подальше от себя в детском желании потянуть время. Конечно он должен был сразу и во всех подробностях рассказать Серёже кто он такой, как нашёл травника, почему помог, как спас и так далее по-порядку. Только вот, правды Серёжа бы испугался, а врать, глядя в эти лучистые голубые глаза совсем не хотелось. Но молчать в попытке избежать вопросов больше не представлялось возможности, и Олег решил немного схитрить. По правде сказать, за те два дня пока Серёжа дрых без задних ног, он успел худо-бедно продумать легенду, как бродил по лесу в поисках дичи и наткнулся на поляну с побоищем и целёхоньким Серёжей в бессознательном состоянии. Что помог конечно же из чистого благородства (так оно и было!) и совершенно ничего не ждёт в замен. Олег постарался сделать как можно более непроницаемое лицо и начал: — Я не люблю людные места. Ты как травник должен меня понять, — Серёжа не сказал ему прямо, но Олег из его слов о ягодах и корешках решил, что человек, живущий в деревне не станет так извращаться и будет покупать вполне обычные продукты. — Я охотился и случайно набрёл на поляну, — тут Олег постарался выдержать как можно более значительную паузу. — Там было ужасное побоище, — он заметил, как это воспоминание ужасом промелькнуло на Серёжином лице. — И ты без сознания. Каким бы я был ужасным человеком, если бы не помог тебе и не принёс сюда? Серёжа опустил глаза, как-будто размышляя, и Олег не выдержал и продолжил: — Остальные были мертвы, но я не думаю, что их судьба так важна для тебя. Он окинул Серёжу задумчивым взглядом. — Я не хочу лезть к тебе в душу, ты меня совсем не знаешь. Но чем же ты так сильно им насолил? На самом деле Олег не ждал ответа. Вопрос был скорее риторическим. Он вполне мог предположить, что Серёжа однажды не долечил какого-нибудь барского сынка или церковь наплела жителям, что лекарь с рыжими волосами обязательно колдун или нечисть. Олег невольно вспоминал о том, что случилось с ним самим и видел в этом рыжем мальчишке самого себя. Он уже хотел сказать Серёже, что он не должен отвечать, что это не его, Олега, дело, он просто невинно поинтересовался, как вдруг травник, прежде понурившийся и какой-то скорбно-сгорбленный вдруг поднял на него серьёзный, почти строгий взгляд, поджал губы и чётко сказал: — Я проклят.

***

В ту ночь Серёжа долго не мог уснуть. Возможно, потому что как следует выспался за прошедшие два дня. Серёжа даже попытался предложить Олегу лечь на кровать вместо него — сегодня сон ему был не нужен. Но Олег безапелляционно отказался, улегся на скамью, слишком узкую и маленькую для него, но тем не менее вскоре заснул. А травник — не мог. Уже несколько часов Серёжа лежал и без толку разглядывал трещинки в бревенчатом потолке. Его одолевали сомнения. Сначала ему показалось, что разговор с Олегом многое прояснил. Серёжа как раз ожидал услышать нечто похожее и не сильно удивился. Ему просто нужно было услышать от Олега какое-то вербальное подтверждение и успокоиться. Серёжа даже зачем-то рассказал ему о своём проклятии, правда быстро осознал свою ошибку. То, что Олег хорошо к нему относился и не имел в своем доме икон ещё ничего не значило. Он правильно сказал — они друг друга совсем не знают, и Серёжа ещё не мог ему доверять. Травник тогда замял тему проклятия, а Олег не спрашивал, хотя Сергей и видел, что ему хочется. Серёжа был искренне благодарен ему за тактичность. Но теперь — спустя несколько долгих часов без сна кое-что изменилось. Олег ему врал. Серёжа не был до конца в этом уверен, но он столько раз перебирал в голове их разговор, по буковкам разбирая сказанное, что ошибки быть не могло. Первая часть олегова рассказа была логичной и понятной. Охотники иногда забредали даже в ту глушь, где жил Серёжа и будь Олег обычным охотником — он бы не удивился. Но то, что Олег сказал дальше было по-настоящему странно. Любой другой на его месте, увидев разорванных животным жителей, сделал бы вполне логичный и простой вывод: людей из близ лежащей деревни растерзал хищник и лишь одному чудом удалось выжить. Но Олег решил иначе. Откуда он мог знать, что жители изначально загоняли не убившего их зверя, а Серёжу, и что зверь пришёл потом? Кроме того, ему не давали покоя его глаза. Серёжа вспомнил, что у зверя были точно такие же карие глаза, как и у Олега. Подозрение змейкой скользнуло по позвоночнику и дрожью отдалось в пальцах. Травник напряженно выдохнул и заворочался. Он перекатился на бок, отвернувшись от спящего Олега, и уставился в небольшое окошко над кроватью. Сквозь непроглядную ночную тьму не было видно ни деревьев, ни небольшой полянки перед домом. Только луна блестела в безоблачном небе сахарным полумесяцем. Был тот самый час перед рассветом, когда ещё чуть-чуть и летнее небо начнёт светлеть. Серёже очень хотелось увидеть розовый рассвет сквозь крошечное окошко, но бессонная ночь его утомила. Травник натянул тяжелое одеяло повыше, уткнулся носом в подушку и только прикрыл глаза, собираясь доспать свои положенные часы до утра, как вдруг услышал шорох. Один, второй… Он распахнул глаза и уже собирался обернуться, но отчего-то решил подождать и послушать. Олег позади него завозился и почти бесшумно встал. Если бы Серёжа действительно спал — ни за что бы этого не услышал. Олег лёгкими шагами дошел до двери, отпер её, тихо прикрыл за собой и вышел. Серёжа тут же перевернулся на спину, приподнялся на локтях и вгляделся в темноту. Было сложно что-то разглядеть, но у Серёжи было неплохое зрение, и он увидел, что Олеговы сапоги по-прежнему стоят у порога. В том, что Олег вышел посреди ночи не было ничего странного. Но то, что он даже не обулся заставило травника напрячься. Конечно у него могли быть свои странные привычки. Серёжа, например, любил иногда пожевать сосновую смолу, когда было очень скучно. Но выходить из дому босым в холодный предутренний час на взгляд Сергея было действительно странно. Он плюхнулся обратно на спину и решил, что обязательно дождется возвращения Олега. Мало ли ему действительно просто приспичило, и Серёжа себя накручивает. Смешно — решил, что если Олег ему что-то недоговорил и глазами смутно напоминает того волка — значит обязательно проклятая нечисть. Серёжа фыркнул и принялся ждать.

***

Лавка была широкой и добротной. Олег сам её сколотил и мог поручиться за своё творение. Несмотря на грубость и какой-то карикатурно большой размер Олег всё равно ею очень гордился и был уверен, что она прослужит ещё долго. Так оно и было, хотя это всё-равно нисколько не компенсировало её жесткости. Олегу было не в первой спать на ней, он ночевал в условиях куда хуже и потому не жаловался. В первое время, когда он здесь поселился, у него почти не было мебели и спать на лавке было куда лучше, чем на холодном полу. Он уже давно выстругал себе такую же грубую, но прочную кровать, и она была не в пример удобнее, чем лавка, но будь он проклят, если бы позволил такому трогательному Серёже — почти в крапинку от синяков и ссадин и в олеговой безразмерной рубахе — ночевать на жесткой скамье. Серёжа сейчас был почти рядом с ним. На его кровати, в его рубашке, на его постельном белье. Олег лежал на боку, спиной к Серёже и к окну, в которое светила блестящая луна, и не видел, что грудь травника вздымается не так мерно, как у спящего, но ему всё-равно казалось, что он погрузился в глубокий сон. Волку хотелось в это верить, потому что Луна манила его. Он мог с легкостью контролировать превращения, обращаясь лишь по собственному желанию, но Олег не переставал от этого меньше любить такие чистые лунные ночи, как эта. Он стремился к летней прохладе за дверью, к чёрному лесу со всеми его звуками, шорохами и скрипами. Волк внутри него жил этими мгновениями, и Олегу было сложно ему отказать. Он выждал достаточно. Ему казалось, что Серёжа спит, что он не услышит и ничего не заподозрит. Прежде осторожный и спокойный, Олег не стал бы заставлять редкого гостя переживать, по какой причине хозяин отлучился посреди ночи на несколько часов, но Волк внутри так скрёбся и порыкивал от нетерпения, что Олег не выдержал. Он тихо встал, почти бесшумно дошел до двери и не помня себя вышел. Олег даже не стал обуваться, напрочь об этом забыв, хотя ему и не нужно было раздеваться, чтобы превратиться. Он вышел за пределы полянки перед домом, поднял взгляд к небу, к Луне — и наконец обернулся. Огромный чёрный волк сверкнул глазами в лесной темноте, встряхнулся и рысцой побежал в чащу. Все запахи разом стали острее. Заостренные кверху уши слышали куда лучше. Где-то между корней вековых деревьев пробежала мышка-полёвка. С веток наверху ухнула сова. Волк погрузился в эти шорохи, утонул в них с головой, стал частью ночного леса, и рысца постепенно перешла в бег. Олег нёсся мимо кустов, перепрыгивал через корни, уворачивался от стволов, пружиня на мягком настиле из старых листьев и чувствовал то же первобытное счастье, как тогда, когда обернулся в первый раз. Он бежал и бежал, не разбирая дороги, и постепенно лес снова начал расступаться. Олег ускорился, углядев просветы между деревьями, почти пролетел последние пару метров и выскочил на большую поляну. И остановился. Дымка эйфории слетела с глаз, и Олег понял — лапы привели его на ту самую поляну, где он впервые увидел Серёжу. Тут уже витала трупная вонь, хоть Олег и стащил все тела подальше в кучу, но Волк не обратил на это внимания. Он пригнулся к земле, принюхиваясь к другому, знакомому запаху, и побрел к деревцу, под которым сидел тогда Серёжа. И точно — маленькое, тощее деревце стояло почти у самой кромки поляны, одинокое и тонкое, как тростинка. Олег уселся под ним и опять уставился на Луну. Он так долго был один. Так долго жил в этой сторожке, в Глуши. Тишина и покой порой давили на него, и даже Волк внутри ничего не мог с этим сделать. Хотя едва ли ему было бы лучше среди людей. Олег иногда выбирался в деревню у большака. Бродил по рынку, покупая овощи, которые не мог вырастить сам, и наблюдая за людьми. Рынок менялся, деревня росла. А люди… Люди не менялись. Они всё те же — улыбающиеся купцы, продающие ему картошку на рынке по выгодной цене. И перекошенные от отвращения лица, сворачивающие шею его младшему братишке, не вовремя обернувшимся волчонком. Волк опустил голову и уткнулся мордой в передние лапы. Серёжа был другим. Каким-то смутно-знакомым, с его гладкими рыжими волосами до лопаток и блестящими, почти как луна глазами. Олег не любил людей, но в Серёже учуял что-то знакомое, родное. Он так заботился о нём те два дня, не отходил от его кровати, вспоминал какими травами лечатся порезы и как правильно обрабатывать раны. Если бы не его волчий нюх ничего бы не вышло. Олег встал, с удовольствием потянулся, припав грудью к земле, огляделся и вдруг заметил неподалеку несколько нежных стебельков ромашки и зверобой. Он осторожно прикоснулся к ним огромной лапой, потом опомнился и обратился. Пора было возвращаться.

***

Серёжу разбудил солнечный луч, прицельно падавший из окошка не куда-нибудь, а прямо Серёже в лицо. Он недовольно зажмурился и со стоном перекатился на живот, стараясь спрятаться от игривых лучиков в подушке. Стало жарко, и Серёжа лягнул одеяло, стараясь выбраться из-под тяжелой шерстяной ткани. Потом последовал какой-то шорох и тихий смешок со стороны. Серёжа разметался по кровати в тщетной попытке поймать остатки ускользающего сна, но ничего не выходило. Ему всё казалось, что тот приятный сон продолжается. Как что-то большое, тёплое и пушистое подлезает ему под руку, ластится и мокро лижет в ладонь. Он улыбнулся сквозь дрёму и кое-как разлепил глаза. Под угол обзора попадала только подушка. Серёжа не очень грациозно перевернулся на спину, широко зевнул и проморгался. Он ещё не до конца проснулся и теперь бездумно наблюдал, как редкие пылинки плывут в лучах солнца. Серёжа раньше всегда плохо спал. Он умел держать себя в руках, когда дело касалось его лекарских обязанностей. Его руки не дрожали, когда травник зашивал раны или отмерял верную граммовку для сложных снадобий, где малейшая оплошность грозила пациенту смертью. Но как только всё заканчивалась, как только он оставался один — приходила бессонница. Разумовский спал тревожно и мало. Ему снились ужасные кошмары, он боялся себя, проклятия. Того, что однажды ему не хватит знаний или умений, чтобы вылечить кого-то. Серёжа денно и нощно корпел над свитками и старыми книгами. Вставал чуть свет, проспав от силы пару часов, и упорно шёл собирать новые травы, боясь, что однажды, в самый неподходящий момент, его запасы иссякнут. А потом… настал тот злополучный день. Казалось бы, после этого он должен был потерять любую возможность уснуть, но вот он — сонный и мягкий, проспавший почти до полудня спокойным, долгим сном. Серёжа закопошился, пытаясь нащупать ногой одеяло, но нашел только самый кончик на краю кровати, и нехотя приподнялся на локтях. И замер. Олег сидел на табурете за столом, кулаком подперев щеку, и с улыбкой за ним наблюдал. Серёжа только теперь почувствовал, что его рубашка во время сна задралась просто неприлично высоко, и вспыхнув до кончиков ушей, тут же её одёрнул. — Доброе утро, — у уголков олеговых глаз появились улыбающиеся морщинки. — Или, вернее, день. К Серёже только теперь вернулись воспоминания о прошедшей ночи, и том как он — горе-шпион — решил дождаться Олега с его загадочной ночной прогулки, но не выдержал и позорно заснул. Да ещё и честно проспал пол дня. Неслыханное дело для человека, встающего чуть свет. Олег тем временем взял с полки пару глиняных чашек и налил из тяжелого чугунного чайника что-то дымящееся. — Держи, — одну кружку он аккуратно подал Серёже, а из другой отпил сам. — Вот уж не думал, что господин травник такой лежебока, — веселился Олег. Он поднял одеяло с пола и присел на краешек Серёжиной кровати. Разумовский смутился и уткнулся в свою кружку. — Я не знаю, как так вышло! Я всегда вставал с рассветом, а тут вдруг… — он принюхался к содержимому чашки и с удивлением понял, что это ромашковый чай. — Я и зверобой принёс, — с гордостью кивнул Олег. Он ни за что бы не признался, что не будь его волчьего нюха, он бы не отличил зверобой от лютика. Серёжа недоверчиво заглянул ему за спину, и действительно! На столе лежало несколько веточек самого настоящего зверобоя. Серёжа бы не удивился, если бы Олег спутал его с вербейником или золотарником, но он попал в точку. Серёжа совсем не ожидал такого от обычного охотника, уже готовясь к тому, что Олег принесёт вместо зверобоя одуванчик, если вообще принесёт. Но Олег превзошёл все его ожидания. Серёжа посмотрел на него с таким уважением и восхищением, что будь Олег в теле волка — обязательно завилял бы хвостом, как заправский пёс, но он только смущенно улыбнулся и отвел глаза, давая травнику полное право разглядывать его сколько душе угодно. У Серёжи ещё не было такой возможности и теперь, сидя рядом с Олегом вот так, Разумовский решил, что тот ему определенно нравится. Олег был красивым. В самом широком смысле этого слова. И вихрастые тёмные волосы, и правильные, суровые черты лица, и щетина на подбородке, которая так ему шла, выдавали в нём человека сильного, опасного и острого, как нож. Но спокойствие и забота, с которой он относился к Серёже — совершенно незнакомому человеку — покоряли и подкупали. Его уже не так волновал вопрос зачем же Олег ему наврал. Серёжа это обязательно выяснит, просто потом. Разумовский покрутил в руках глиняную чашечку, наблюдая как плещется внутри чай, подставил щеку под тёплый, мягкий луч солнца и прищурился: — Знаешь, Олег, сегодня я хочу прогуляться.