AMYGDALA

             

***

      

[AgustD — AMYGDALA]

      — Прокати меня! Сонхун застывает со шлемом в руках, оборачиваясь на незнакомый голос. Не знает: удивляться ему или слать сразу к чёрту стоящего перед ним рыжеволосого мальчишку.       — Прокати меня? — повторяет тот бледными губами. Послать всё-таки — лучший вариант. Но Сонхун не был сегодня в отвратительном настроении, лишь слегка раздражён, едва доделал все необходимые ремонтные работы с байком и даже заказал себе ужин, к которому планирует успеть после встречи. Он даже…       — Ты явно никуда не торопишься, — озвучивает его же мысли незнакомец. — Я видел, ты полчаса проторчал в телефоне. Сонхун хмурится. Видел он. Не то, чтобы Сонхун от кого-то скрывался, находясь во дворе многоквартирного дома. Полчаса? Он всерьёз так долго выбирал доставку…?       — Ты немой? Или думаешь, как по-изящнее меня послать? — щурятся чужие глаза с лисьим разрезом. Сонхун открывает рот, чтобы уже сказать: «да, можно даже уже не изящно», но произносит однако:       — Сколько тебе лет? Потому, что выглядит наглец максимум на семнадцать, а прокатывать такого даже до соседнего подъезда Сонхуну чревато. Худой, если не сказать тощий, болезный с какой-то нездоровой бледностью по всему лицу и даже губам, которые вообще-то розовые должны быть у любого нормального человека, глаза впалые, хоть и необычные вроде даже. Из-за окружающей их тьмы не понять особо. Дёрганый. Сонхун замечает, как притопывает ногой не то в нетерпении, не то от нервов.       — Девятнадцать, — закатываются чужие глаза; Сонхун видит лопнувшие по низу капилляры. Может принимает? У них на районе таких…каждый третий, если не второй уже.       — Шлем. Он протягивает, скрипя зубами, рыжеволосому свой собственный шлем, но тот вдруг морщит нос и корчится, вертя головой.       — Обойдусь.       — Вот и обойдёшься, — соглашается Сонхун, отворачиваясь и собираясь надеть уже шлем на себя, бросая через плечо. — Прокатиться аж дважды обойдёшься, в таком случае. В спину ему летит цыканье и раздражённый вздох. А после недовольное:       — Ладно, если это условие. И Сонхун едва не давится воздухом. Он заботится о безопасности чёрт пойми какого девятнадцатилетки, который вдруг захотел прокатиться на его байке, воспользовавшись замешательством…ладно, о своей тоже, посадить могут проще, чем выписать штраф. А ему тут ещё фырчат, дёргая шлем из рук так, будто за него ещё и платить придётся. А к слову об этом…       — И чем расплачиваться собрался? — Сонхун следит внимательно за тем, как неумело парень надевает шлем, морщась.       — Остановимся — увидим, — ворчит, добавляя совсем тихо: — Если остановимся. Сонхун, зубы сцепив, выдыхает носом. Мог послать, ведь мог. Зачем-то согласился. Знать его не знает, ни имени, ничего, кроме возраста и того, что он наглый. Рыжий. Как лисы. Сонхун и сам морщится, дурацкое сравнение, но в голову почему-то западает вдруг. Он смотрит на чужие глаза, единственные в шлеме видные. Лиса. Дурацкое сравнение, но почему-то чужаку подходящее. Теперь кроме возраста Сонхун решает прозвать его про себя Лис, хотя бы на эти несчастные пару минут, что провезёт его от одного края двора до другого. Этого вполне хватит. Спросить «зачем» это незнакомцу Сонхун не догадывается почему-то вовсе.       — Держись крепче, — повышает тон, чтобы точно услышали; позади осторожно присаживаются, примеряясь, а после совсем неосторожно хватаются за бомбер спереди, словно кошачьи когтями, когда пытаешься их помыть.       — А далеко поедем? — глухо слышится из-под шлема. «Далеко,» — думает Сонхун. «Триста метров, обалдеешь от дальности.» Сам же молча дёргает собственный пепельный хвост на макушке, поджимая губы. По двору он без шлема ездить привык, да и не только по двору, но отчего-то не по себе всё равно. Что шлем его — на ком-то, что позади него — кто-то, что держит его крепко — всё тот же «кто-то».       — Как тебя зовут? — решается, прежде чем обхватить пальцами сцепление.       — Как захочешь, — хмыкают в ответ. «Лис,» — хочется Сонхуну.       — Да без проблем, — не отказывает себе. Двор оглушается звуком мотора. Сонхун думает лишь долю секунды, а после, вместо короткой поездки до края двора, выруливает вдруг в арку меж домами, выезжая сразу на широкую улицу с роем шныряющих туда-сюда машин. Чувствует, как острые коленки упираются в бёдра, обхватывая плотнее, а пальцы на бомбере усиливают хватку. Усмехается, почти скалится. Страшно? И поделом. Просил прокатиться ведь. Он влетает в поток плавно, лавируя меж машин и надеясь, что среди них не едет какой-нибудь коп в гражданском или просто слишком честный гражданин, не поскупящийся сдать его с видео-регистратора. Вспоминает, на каком участке дороги работает камера, вовремя сворачивает влево на перекрёстке, проскальзывая в последний миг на зелёный. Не думает вовсе о том, что человек позади может впервые вообще на байке. Не думает о том, что не объяснил, как правильно по-хорошему положено держать тело, когда ты «прицеп» или «груз». Не думает и это играет с ним злую шутку, потому что на прямой дороге с редким потоком машин, Сонхун перестаёт чувствовать лисьи когти. Его сердце делает кувырок и останавливается на миг, когда в зеркале он улавливает раскинутые в стороны руки и слегка изогнутое назад тощее тело с нещадно треплющейся от ветра тонкой клетчатой рубашкой.       — Твою мать! Он выругивается громко, хоть и знает, что за свистом ветра, шлемом и шумом дороги его не слышно, и пытается как можно быстрее решить что делать. Остановиться резко так, чтобы наглец полетел с мотоцикла? Не разобьёт голову, но вполне наверняка счешет ладони и колени, ушибётся посильнее парой мест, зато глядишь мозги на место встанут и перестанет просить чёрт знает кого покатать его. А то повезло ещё, что это Сонхун. Или всё же притормозить медленно, но послать так далеко, что мать родная месяц искать в пути будет? Оба варианта проносятся с неведанной скоростью, и Сонхун выбирает второе. Раз уж согласился, и вроде как здоровье этого идиота сейчас тоже на нём, к сожалению. Он снова влетает в поток, поворачивая на следующем перекрёстке, слегка выдыхает, когда на его живот возвращается одна худая рука, приобнимая ни разу не крепко. И, как только замечает арку меж домов, из которой выезжал, сбавляет заранее скорость, борясь с собой, чтобы всё же не скинуть рыжеволосого где-то на бордюре. Костяшки чешутся не то зад надрать, не то за шкирку снять с мотоцикла. Он дожидается всё же, тормозя у первого же подъезда, но оборачивается со всей дьявольской свирепостью в глазах, на какую только способен, пока парень спешно снимает шлем, отсвечивая кровавой улыбкой. Стоп…       — Твои…       — Привычка, — жмёт плечами, торопливо облизывая губы и являя под мокрым языком блестящие от слюны и проступающей вновь крови искусанные ранки. На мгновение лишь губы его розовеют, являя настоящую форму; Сонхун невольно замечает насколько они полные, пока бледность не забирает контур обратно, оставляя лишь красоваться красные полосы.       — Просить незнакомцев убить тебя — тоже привычка? — вновь хмурится Сонхун, вспоминая почему вообще смотрит на него.       — Убить? — непонимающе моргают лисьи глаза.       — Ты какого хрена руки на дороге расцепил? Это не фильм, меня штрафануть дважды могли за тебя.       — Всегда хотелось так сделать, — снова дёргает равнодушно плечами парень. — Думал страшно станет.       — И как? — чуть не рычит Сонхун от такой беспечности.       — Бывало страшнее. Вот так просто. В пасть к тигру залезал? С резинкой прыгал? Стоял на перекрёстке на красный? Бывало страшнее. Что страшнее поездки с незнакомцем на байке без рук? Сонхун, конечно, знает с сотню вариантов, но в голове почему-то этот пока горит самым мрачным. Может потому, что и ситуация стоит острее…       — Накатался? — вырывает он шлем обратно. — Катись теперь обратно. Он, возможно, не хотел грубить, но вырвалось. Потому, что злость превалирует. Потому, что беспечность и пустота в миндальных глазах позади него — вымораживает. Ноль эмоций на бледном лице — выводит. Он должен был почувствовать ну хотя бы радость? Что его не отшили изначально. Благодарность? Сонхун чувствует спектр стольких чувств, пока рыжеволосый, слезая с его байка, испытывает эмоцию лишь одну:       — Неудобная всё-таки штука, — морщит он опять нос, кривится. Недовольство. Вот и всё. Только Сонхун отчего-то вдруг думает сейчас, поглядывая на подрагивающие пальцы и пересохшие покусанные губы — наигранное. Но ему не должно быть дела. Не должно же?       — Займись делом, — советует он, прежде чем надеть шлем на себя, приминая пепельный хвост.       — Обязательно, — кивают ему, салютуя и разворачиваясь спиной. Ни «спасибо», ни «пока», ни имени напоследок. От него просто уходят, воспользовавшись, как осушителем для рук. Бесплатно и бесполезно, только трата времени. Сонхун не знает больше, как на это реагировать, уставляясь в точку перед собой сквозь опущенное стекло шлема. Ручки обхватывает пальцами до побеления костяшек. Может ему вообще это всё показалось и он уснул в ожидании доставки? Но всё та же доставка оповещает звонком уведомления о том, что курьер к нему выехал, а значит у него не больше двадцати минут, чтобы смотаться по делам и вернуться. Встряхивая головой, Сонхун достаёт телефон ещё раз, делая дозвон и слыша гудки в беспроводном наушнике, засунутом глубоко под шлемом.       — Да, братишка? — раздаётся приглушённое из-за, наверняка, сцепленной зубами сигареты.       — Не поверишь, какое дерьмо со мной сейчас приключилось, Джей.       — Это ты, — невесело усмехаются на том конце провода. — Я поверю, даже если скажешь, что увидел НЛО. И как бы не печально это было: это правда. Это Сонхун. И какое только дерьмо с ним в жизни не приключалось. Но сегодняшнее — апогей странных ненормальностей за все двадцать два года.