AMYGDALA

             

***

      

[NVRLESS — No time to die]

      Дневное солнце шпарит в спину, но Сону всё равно непроизвольно крепче жмётся к сидящему впереди парню, перебирая крепко сжатыми пальцами по его бомберу. Странные чувства собираются внутри, но понимать он их намеренно не хочет. Чувствует только, как время от времени немеют кончики пальцев, отчего ногтями приходится вновь врезаться в молнию, чтобы болью напомнить себе о реальности. Реальности, в которой он несётся на бешеной скорости с незнакомцем по дороге вновь, обхватывая руками и ногами. В место, которое не знает, с человеком, которого не знает. Предвкушая целое всё и одновременно ничего. Дурацкий шлем мешает ему рассмотреть дорогу, по которой они едут. Это не центральная дорога, что очевидно, так как водитель его едет без шлема, но и не совсем спальные районы, по которым можно было бы срезать путь. Сону назвал бы их «мёртвые». Он почти не выбирался дальше района собственного или центра, где располагается его рабочий офис, в который он раз в неделю приезжает показаться, что всё ещё живой. Кому-то к радости, кому-то к сожалению. Поэтому путь, что избрал парень, ему как интересен, так и неприятен. Узкие проулки, в которые они влетают, даже через шлем позволяют учуять гниловатый запах, контингент, что проносится мимо, как и низкие ободранные дома, заставляет съежиться что-то внутри. Это не пугает, Сону редко испытывает страх в последние полтора-два года, но это…угнетает, если хотите? И самую малость порождает желание попросить развернуться. Если бы они шли пешком. Но они летят мимо, дальше в какой-то совсем умерший район без людей вовсе, сплошь с вывесками «закрыто» и «сдаётся в аренду». Сону, кажется, что в какой-то момент он замечает очередь пулевых отверстий на какой-то из стоящих на обочине машин, но он не скажет точно, потому что всё проскальзывает мимо. Взгляд вновь падает на сухие пепельные волосы прямо перед носом. На блеск серьги в ухе. Крест, потому что так модно сейчас? Или это что-то значит? У Сону вот два скромных колечка в ухе, он даже кольца носить перестал с тех пор, как похудел совсем. Даже самые маленькие валятся с тонких пальцев. Но, если бы он выбирал, он непременно выбрал бы для себя полумесяц на длинной цепочке. Но Сону не выбирает, потому что не носит. Это, к слову, заставляет его задуматься: а почему он перестал носить красивые серьги? После интерната ему ничего не мешает…       — Слезай, — раздаётся вдруг в рое его мыслей грубоватый голос. Он промаргивается, оглядываясь. Не сразу понимая, что охватившее чувство невесомости осталось лишь в его теле, а байк замер на месте. Перед тем самым подвалом с Комнатой Страха.       — Быстро, — бурчит он, сперва снимая шлем и поправляя небрежно рыжие прядки, что примялись.       — И повезло, — хмуро бросают в ответ. — Если бы попались, штраф я списал бы с твоего счёта. Сону на это лишь молча пожимает плечами. Это, в общем-то, было бы честно. Он вряд ли бы даже поспорил. Смотря, конечно, какого размера этот самый штраф.       — И куда теперь? Проверяя байк, парень не смотрит в его сторону, но вопрос задаёт чётко и громко, заметив, что Сону, оказавшись на земле, всё ещё не нашёл с ней сцепление и витает где-то в своей голове. И это так. Едва только он слез с байка, обернувшись к невзрачной вывеске «NEVERLAND» (кто вообще в здравом уме так Комнаты Страха называет?), он задумался всерьёз о том, что их ждёт? И что он будет делать с этим парнем там? Неловкость кольнула под рёбра, но тут же была перекрыта раздражением, таким привычным для Сону. Потому, что в самом деле какого чёрта? Ему приходится просить не пойми кого, чтобы просто потешить омертвевшие внутренности, что загорятся максимум на пару минут? Может, десять? Он сжимает губы, одёргивая куртку, и кивает в сторону подвального помещения.       — Вниз.       — Как по социальной лестнице? — прилетает в спину невзрачная шутка. Сону её ответом не удостаивает. Зато удостаивает девушку, поднявшую на него глаза, таким взглядом, что любая Комната Страха ей должна была раем показаться.       — Двое, — показывает он ладонью на незнакомца. — Теперь можно внутрь?       — Эм, — она заминается, теряясь где-то в стопке бумажек, вытягивая после два каких-то скреплённых листка каждому из них. — Вам необходимо ознакомиться и подписать договор…       — Души Дьяволу что ли продаёте тут? — вздёргивает брови его «напарник», спрятав руки в карманы бомбера. — Прости, милашка, но моя давным-давно у него в залоге валяется. Это не улыбает девушку нисколько, но губы Сону едва заметно дёргаются в несостоявшейся ухмылке. Ладно, он может быть и не так плох с этой своей мрачной аурой.       — Нет, поймите, это необходимо, — пытается девушка, подталкивая бумаги под стеклом. — Наша комната рассчитана на людей строго старше восемнадцати, кстати, у вас с собой айди?       — Да, — одновременно отвечают парни.       — Хорошо. Это необходимо, чтобы после прохождения Комнаты, у нас не было никаких проблем…       — С законом? — щурится Сону.       — В том числе.       — Вы типа «Пила» в реальной жизни? — скалится незнакомец, всё же поддевая двумя пальцами листки с множеством текста.       — Там скорее всего есть пункт о неразглашении информации, — отвечает Сону за неё, пробегаясь глазами по строчкам. — Потому, что из сотни отзывов, я не нашёл ни единого с подробным описанием прохождения. Только исходы. И справки из медицинских клиник.       — Да, это так, — соглашается девушка, заламывая пальцы. — Так что…вы уверены, что хотите туда? Сону вновь смотрит на неё так, что бедняжке бы и в самом деле не так страшно было бы продать свою душу, как смотреть в черноту бездонных глаз под огненными прядками, упавшими на них. Свет в помещении ей тоже на руку не играет, слабым золотым проходясь по краю радужки и кончикам волос, подобно адскому пламени.       — Где подписывать?       — Может прочитаете…       — Дело говорит, — влезает парень, тыча пальцем в один из пунктов. — Они тут не несут ответственность даже за полученные царапины.       — Эта Комната рассчитана…       — На лиц старше восемнадцати, бла-бла-бла, вся херня, — закатывает глаза Сону, обрывая её. — На пачках сигарет тоже много чего пишут. Ручку дашь? Над ухом раздаётся короткая усмешка. Сону вспомнит о ней позже, всё, что ему нужно сейчас: попасть уже внутрь и узнать, чем их так пугают. Наверняка это как монстры под кроватью у детей, больше шуму, толку ноль, и хорошая реклама с купленными отзывами.       — Я предупредила, — сдаётся девушка, отдавая ему ручку. Сону действительно не читает. Он просто открывает сразу последнюю страницу и чиркает закорючку, похожую на свою подпись, а после, выуживая из внутреннего кармана айди, кидает его на бумаги.       — Остальное сами там как-нибудь.       — Псих, — тихо шепчет вновь незнакомец, перелистывая страницы. Сону не обижается, можно сказать уже второе имя. Да и сам понимает, что здоровый человек подобное вряд ли бы сделал.       — Так же…я обязана предупредить ещё, — вписывая имя в строку, подаёт голос девушка, — это прописано, но так как вы не читали, я должна сказать, что мы не оказываем первую помощь и просим вас не звонить в скорую по окончании игры.       — Игры, — фырчит Сону, в нетерпении стуча ногой по полу.       — А, — парень справа от него, кажется, находит этот пункт. — Это вы о том, что в случае призывов о помощи и первой крови, вы не остановите игру, пока время не истечёт?       — И это тоже, — соглашается девушка.       — И о том, что, цитата: «какими бы не были увечия, мы согласились на это добровольно и претензий не имеем»?       — В том числе, — кивок.       — Я отказываюсь.       — Чт… Сону давится воздухом, нашаривая электрону в кармане и упираясь ошалевшим взглядом в незнакомца.       — Ты не можешь!       — Всё я могу. Разворачивайся. Он не оставляет Сону путей отступления, когда откидывает от себя бумажки, выходя спешно из подвала.       — Минуту, — рычит Сону девушке, выбегая следом. Перехватывая на середине ступеней парня за край бомбера.       — Какого чёрта?!       — Это я должен спросить тебя! — орут в ответ, оборачиваясь и выдёргивая ткань из цепких пальцев. — Ты вообще на что меня подписать собрался?       — Это простой детский квест, твою мать, — шипит Сону, становясь на ступень ближе. — Ты зассал? Да так и скажи…       — На слабо меня в такую херню, — тычут пальцем в дверь позади, — вписывать не надо. Прокатить тебя по дороге? Чёрт с тобой, хоть ещё разок, как раз до дома докину. Хочется адреналина? Могу по дороге выбросить в одном из районов, что мы проезжали. Да даже втащить тебе сейчас могу, хочешь? Не поскуплюсь на милое личико, — кривятся.       — Ох, ну спасибо за комплимент, — морщится Сону, передразнивая и облизывая нервно сухие губы. — Ты согласился. Кто после такого пятками назад сдаёт?       — Я. И даже не постесняюсь.       — Вся твоя крутость в байке?       — При чём тут крутость? — Сону не ожидает, когда его хватают за шкирку, прибивая к грязной каменной стенке лопатками; больно, он даже слегка морщит нос, но одновременно с этим замечает, что такой боли он не ощущал давно. Она ощущается ненормально приятной. — Так хочется влезть в какую-то дичь? Вперёд. Сам как-нибудь по себе или найди ещё идиотов.       — Нашёл уже одного. Сону зажмуривается на мгновение, потому что лицо чужое в его упирается, почти соприкасаясь носами.       — Я тебе не дружок твой или одноклассник, — голос окутывает его тёмным облаком. — Ты закидоны эти оставь на сверстников и скажи спасибо, что твой труп не плавает уже в городской реке изувеченный. Ты понятия не имеешь, кто я такой. И лучше бы тебе никогда этого не знать, малец. Предлагаю изобразить мир на десять минут, а после разойтись, как будто мы и не виделись никогда в этой жизни.       — Предложение отклонено, — чеканит чуть ли не в побелевшие от злости губы, добивая: — Хён. Они смотрят друг другу в глаза, будто сожрать пытаясь. И Сону не понимает в этом всём одной единственной вещи: почему этот парень всё ещё здесь? Он мог бросить его, развернуться и молча уехать. Но он здесь. Держит его крепко, выедает душу тёмной серостью своих глаз, дышит тяжело, не отпускает. Не уходит.       — Любопытство сильнее здравого смысла, а? — тихо произносит Сону, растягивая вдруг искусанные губы в ухмылке. Ощущая, как лопается тонкая кожа, пощипывая. Замечая, как молнии вспыхивают снова в глазах напротив. Взрыкивая, его отпускают, отшвыривая от себя. Возвращаясь вниз гулким топотом. Сону ухмыляется шире, медленно спускаясь следом. Никаких ответов, никаких мотивов. Голое любопытство и ожидание неизвестности, что плещется в них обоих, подкатывая к горлу чем-то, вроде волнения в предвкушении.       — Продолжительность? — слышит он, разглядывая широкую спину.       — Сорок пять минут, — отвечает девушка, забирая бумаги. — Поверьте, они покажутся вам вечностью.       — Да-да, очень страшно. Сону замечает краем глаза чужой айди. Цепляет имя на нём, запоминая. Выбивая у себя на подкорке. Пак Сонхун. Он ждёт чуть поодаль, рассматривая тёмные каменные стены, непонятные картинки на нём, будто из тату-салона стащенные, несуразные, неподходящие. Ничего, что говорило бы о том, что здесь кто-то кого-то всерьёз увечит во время каких-то там игр. Позади него только две двери из тёмного дерева с амбарными замками. Впечатляюще выглядит.       — Кто оплачивает?       — Он, — кивает Сонхун в его сторону. — Ни копейки в это дерьмо не вложу.       — Никто тебя и не просит, рыцарь, — закатывает глаза Сону, доставая ещё в прошлую поездку подготовленные купюры. — Наличные, чтобы вас не могли отследить по переводу?       — Умно, — прыскает Сонхун, следя за тем, как девушка молча забирает у Сону деньги, пересчитывая и убирая в кассу под замок.       — Пройдёмте. Она выходит к ним из-за стойки. Неправильно для такого места маленькая и хрупкая, в простом свитшоте и джинсах. Сону забирает у неё удостоверение, долго не задерживая взгляд и вновь прикипая им к незнакомцу. Сонхуну. У того челюсть напряжена, глаза из-за нахмуренных бровей кажутся суженными сильнее. Ставшие чёрными в неярком освещении и, вероятно, от накатывающей злости. Но он здесь. И Сону себя этим успокаивает. Пока они не заходят в комнату, что с тяжёлым скрипом открывается перед ними. Внутренности не страшат его, но определённо напрягают. Стул, словно для средневековых пыток у дальней стенки, несколько отверстий, будто чужими пальцами вырытых прямо в кирпичной кладке, полки с каким-то барахлом и ещё одна дверь в левом углу, поменьше. Красноватый свет, который почти ничего не даёт, кроме того, что с ним сливаются пятна крови на полу, стуле и где-то на стенах. Сону всё-таки передёргивает. В комнате очень холодно, словно её намеренно морозили перед их приходом. Ему не страшно. Может быть напряжно разве что.       — Вам необходимо решить, кто будет привязан, а кто искать выход, — оповещает девушка, подходя к стулу и оборачиваясь на парней в ожидании.       — Ключ, имеется в виду? — уточняет Сонхун, склоняя голову и поддевая пальцами цепь, свисающую с потолка для пущего эффекта.       — Нет, я не оговорилась. Именно выход. Это первое, что необходимо будет найти.       — Вон же дверь, — непонимающе дёргает бровями Сонхун, указывая. — Или я один её вижу?       — Дверь не открывается никаким ключом, — поясняет девушка, отщёлкивая наручники, лежащие на стуле. — Как и крепежи. Вам нужно будет найти выход. После, освободить партнёра. И выйти вместе.       — А что по истечении времени, если мы не справимся?       — Вы окажетесь снаружи. Без сознания. Ответ бьёт молотом по голове обоим. Сону даже не выдерживает и переглядывается с Сонхуном одновременно. В глазах каждого немой шок, который они оба стараются скрыть. В глазах каждого: больная решимость идти до конца, потому что у страха, как известно, глаза велики, а запугивать людей перед квестами — задача каждого администратора, это не ново. Однако что-то царапающее всё же скребёт по груди изнутри, цепляя сердце и заставляя его ненадолго сбиться с ритма. Почему-то Сону не думает теперь, что это простое запугивание.       — Это незаконно, — говорит Сонхун.       — Именно поэтому у Комнаты стоят ограничения, а вы подписываете бумаги перед началом. Каждый игрок должен знать, что он соглашается на подобное добровольно, даже несмотря на то, что не знает, что его ждёт. Процентное соотношение газа было рассчитано медиками, так что вас просто отключит, а после вы очутитесь уже снаружи. Повторная игра будет возможна не раньше, чем через месяц.       — Вас легко могут накрыть силовые, — хмурится Сонхун, всё тело его напряжено и даже на расстоянии Сону это ощущает. — Прикрыть меньше, чем за час. В чём смысл? Как вы держитесь?       — Это то, чего я не могу раскрыть и никто не должен знать. Но, пока мы работаем, такие как вы платят нам и получают необходимую дозу боли, адреналина и чего-нибудь там ещё. Это…       — Как наркотики, — кивает. — Губит. Опасно. Но тебе хочется ещё и ты никому не сознаешься, потому что тебя посчитают психопатом и упекут куда подальше, а вы просто свернётесь и откроетесь на другой точке, да.       — Так кто будет привязан? — игнорирует его слова девушка, держа наручники и глядя на каждого из парней по очереди.       — Я. Сону не думает. Он знает точно, что это будет он. Не взирая на то, что планом его было оставить Сонхуна у двери и самостоятельно пройти Комнату, он не был осведомлён о том, что внутри. И раз так…эта штука, весь стул с наручниками и ремнями, выглядит как что-то, что ему необходимо, как воздух. Даже, если освобождение его окажется в руках незнакомого парня. Оказаться на улице после удушающего газа им обоим, кажется, хочется меньше всего.       — Хорошо. Сдайте мне свои телефоны и другие гаджеты.       — А, то есть вы ещё и на воровстве наживаетесь? — усмехается Сонхун, хотя телефон достаёт.       — Все вещи будут при вас, в зип локе, — как заученное говорит девушка, пока Сону, отдавая ей телефон, снимает и куртку, вручая тоже. На немой вопрос в глазах отвечает:       — Запачкать не хотелось бы. Он не знает чем и придётся ли, но лучше ведь перестраховаться, так?       — Разумно, — кивает согласно девушка, откладывая вещи пока на пустую деревянную столешницу рядом и дожидаясь, пока Сону сядет на стул. — Думаю, вы понимаете также, что здесь есть вещи, о которых я не могу рассказать. Но вы узнаете о них по ходу.       — Включишь нам страшную музыку и чужие крики? — хмыкает Сону, внимательно следя за тем, как на его тонких запястьях защёлкиваются наручники. Он поджимает губы, только сейчас вспоминая о бинтах на руке и ещё плохо зажитых ранах. Надеясь, что напрягаться особо не придётся, зашивать себя он больше бы не хотел.       — Никакой музыки не будет. В Комнате во время игр либо тишина, либо голоса игроков. Всё остальное будет лишь отвлекать.       — И какой же выход я должен найти? — раздаётся голос Сонхуна, после его шаги. Сону краем глаза замечает его, подходящего ближе. Смотрящего с глухой темнотой в глазах на то, как на шее Сону затягивается ремень. Вот так приехали.       — Как открыть дверь и все замки на вашем партнёре, — просто говорит девушка, проверяя все крепления и помогая Сону облокотиться на холодную спинку. Под тонкой кофтой она ощущается льдом и пускает мурашки по бледной коже. Хорошо хоть он не догадался надеть футболку, чтобы его бинты и шрамы были на виду.       — Это звучит, как дело десяти минут.       — Все так говорят вначале. Сону не чувствует ничего нового, чуть дёргая руками и головой. В его жизни уже было подобное. Холодная комната со спёртым воздухом, пахнущая слезами и кровью, закованные руки и пара дней голода. Ужас, темнота и одиночество. Твоя жизнь, с которой чужие руки играются, как хотят и распоряжаются ей, как вздумается. В интернате у него вообще много чего интересного было, если так посудить.       — Ваше время запустится на небольшом экране над дверью, — заканчивает девушка, забирая все вещи и отходя к двери. — Начнётся, как только я закрою дверь. Спасибо, что выбрали Неверленд, — она переступает порог, — и удачи.

[Glasslands — Silent Prey]

И закрывает дверь, хлопая громко и щёлкая замком. Погружая комнату полностью в чёрно-красный свет, с одним единственным ярким пятном над дверным каркасом: таймером. Их секунды начались неприятной дрожью по телу.       — Блять, жилось мне что ли скучно, — выругивается Сонхун, сбрасывая с себя бомбер и кидая его на тот же стол. Он упирает руки в бока, осматриваясь, и Сону невольно зависает на очертаниях его тела в жутковатом свете. Крепкие мышцы, широкие плечи, забавно выглядящие светлые волосы в этом кровавом мраке вокруг. Он высокий, только сейчас думает Сону, когда смотрит на него со своего положения.       — Сонхун, значит, — тянет Сону, пытаясь наклонить голову в сторону, но морщась от того, как ремень впивается в шею. Неприятно. Но хорошо.       — Пятьдесят пять тысяч вон, значит, — не остаётся в долгу Сонхун, резко оборачиваясь. Лица его с такого ракурса не разглядеть, пока глаза не привыкнут к полумраку.       — Это всего сорок долларов, — поводит плечом Сону. — Я зарабатываю достаточно.       — Чего ж на психотерапевта-то себе не заработал?       — А кто сказал, что у меня его нет? — приподнимает бровь. Туше. Сонхун цокает языком, решаясь пройтись по комнате. Но не замолкая.       — Как ты вообще нашёл это место?       — Не поверишь.       — Ну, ты уж постарайся.       — В аптеке увидел смятую рекламку, — сам своим словам едва верит Сону, это правда похоже на сюр.       — Как иронично, — оценивает ситуацию Сонхун, проходясь ладонями по полке с какими-то книжками. — У них что, ещё и рекламки есть? Идиоты.       — Да нет. Там не сказано ничего о том, что это за место. Просто странное описание и телефон. Мало кто на такое купится, так что…не скажу, что это умно. Но определённо действенно.       — Для тех, кому некуда вляпаться за бешеные деньги?       — У наркоты ведь тоже есть реклама. И куда более открытая и масштабная. Главное найти свою аудиторию. А уж способ каждый выбирает сам.       — Я бы выбрал сейчас пить пиво с другом, — Сонхун зачёсывает волосы назад, а после раздаётся щелчок. Сону мечется глазами к нему, хмыкая. На чужом затылке образуется небольшой хвостик. Мило.       — А чего же не выбрал?       — Да решил вот сыграть в няньку для одного малолетнего психа.       — Мне девятнадцать. И ты мог бы просто послать меня.       — Как только выберемся — обязательно это и сделаю. Наконец, Сонхун замолкает. Он сосредотачивается на поиске ключа, в самом деле видимо решив, что их надули, и эта игра проще, чем кажется. Ответ ведь всегда лежит где-то на поверхности, тут не может быть каких-то подводных камней. У этой игры итак слишком много странностей, чтобы ещё и выход оказался в самом деле непосильной задачей. Просто детское развлечение. Оно им обоим таковым перестаёт казаться, когда по истечении пятнадцати минут пустых поисков, Сонхун находит лишь перочинный нож, а Сону вдруг вскрикивает.       — Что? Задница затекла сидеть? — мрачно отзывается Сонхун, пытаясь накопать что-то в углу возле двери.       — Да быть не может, — шепчет Сону себе под нос. Но может. И ему не кажется. Потому, что прямо в его лопатки что-то медленно начинает упираться. И он надеется до последнего, что его тело и впрямь просто затекло, а незначительные, но упорные уколы — это кровь, отливающая и притекающая к телу. Игра детской уже не ощущается, когда очередной давящий укол приходится в области ниже лопаток.       — Сонхун? — зовёт он, напряжённо, начиная дышать носом. — Сонхун, можешь подойти?       — Ты хочешь, чтобы я нашёл выход или сидел рядом? — огрызаются в ответ. Но Сону не до этого, потому, что облокотиться о спинку стула он больше не может из-за острых пик, постепенно выползающих дальше. К нему.       — Я хочу, чтобы ты сказал, что я брежу, и мне в спину не тычется какая-то херня. Сонхун реагирует мгновенно. Он поднимается на ноги, в пару шагов пересекая комнату, и хватает Сону за плечо, поздно осознавая, что причиняет этим боль другую. Сону шипит, потому что ремень короткий и отклониться не даёт, а цепи от наручников мерзко брякают о стул. Но молчит, не говоря Сонхуну о боли. Это ведь то, за чем он и пришёл сюда.       — Твою мать, — цедит Сонхун, когда вторая его рука опускается по спине Сону, натыкаясь на шипы. Настоящие железные шипы, торчащие из стула и не собирающиеся останавливаться. — Какого хрена я тогда сначала должен найти выход, а потом освобождать тебя? В чём логика?       — Её нет, — просто отвечает Сону, ощущая огнём чужую ладонь, всё ещё держащую его плечо. — Это жизнь, хён. Логика в том, что логики нет. Ни в чём. Ищи не её, а выход отсюда. Сонхун на это решает не отвечать, а просто отходит к столу, с которого берёт перочинный нож.       — Насрано мне, ясно? — рычит он, возвращаясь к Сону и чиркая ножом, хватаясь пальцами за ремень на тонкой шее. — Расслабься.       — А ты, я смотрю, бунтарь, — бросает смешок Сону, но мычит от неприятной тяги, прикрывая глаза. — Нежнее можно?       — Я тебе нежнее нос сломаю, когда к дому приедем.       — Класс. Я согласен.       — Псих. Сонхун говорит это уже, кажется, по инерции, без особой злобы или отвращения. Потому, что сосредотачивается на том, чтобы поддеть ремень остриём и не тронуть бледную кожу. Он вдруг мешкает, и Сону это чувствует. По дрогнувшим рукам и замершему дыханию. Он приоткрывает один глаз, косясь на парня.       — Ну чего ты? У тебя встал от зрелища или ты призрака в стене увидел?       — Думаю вот, — негромко говорит Сонхун, натягивая ремень сильнее, отчего Сону чуть ведёт в его сторону, — освободить тебя или глотку перерезать. Может выход в этом, а?       — Ха. Режь уже. «Хоть что-нибудь,» — думает Сону про себя, прикидывая: насколько большую рану сможет нанести Сонхун и сколько он потом будет её лечить? Убить его он точно не сможет. Не здесь, как минимум.       — Вдохни. Сонхун командует безапелляционно. Сону слушается бесприкословно. Он вдыхает поглубже, задерживая дыхание, и жмурится, вздрагивая от того, что лезвие прижимается тупой стороной к шее. Холодное, твёрдое, опасное. Сонхун наверняка второй рукой, которой ремень натягивает, ощущает, как начинает биться быстрее пульс в яремной вене. Кровь Сону закипает, шумом отдавая в виски. Эх, сейчас бы затянуться…       — Выдохнешь, когда скажу. Не дёргайся. Сону и не думал. Сону и не очень-то может, но он оценил юмор. А ещё он оценивает ситуацию, в которой они застряли. На экране двадцать семь минут, это вроде бы много, но на деле, если они не найдут выход: это всего ничего. Возле его шеи лезвие, которым Сонхун с напором пытается разрезать ремень, что опутывает и точно оставит следы. На запястьях наручники, которые вскрывать неизвестно чем и неизвестно как. А в спину врезаются шипы, удлиннившиеся вновь. Сону смотрит на цифры. Двадцать шесть. Они выдвигаются раз в минуту, что ж, хоть это ясно. Воздуха начинает не хватать, но Сону молчит упорно, слыша лишь тяжёлое дыхание над головой и стук собственного пульса в висках. Глаза закрываются сами собой, а натяжение становится всё сильнее и болезненнее. Может и не дожидаться газа? Попросить Сонхуна придушить себя и дело с концом? Он резко хватает воздух ртом, отклоняясь влево, как тряпичная кукла, потому что ремень с его шеи слетает, оставаясь в руке Сонхуна. Горло дерёт.       — Одно есть, — оповещает парень, отбрасывая ремень за спину Сону, оставляя болтаться там.       — Шипы, — вдыхает глубже Сону. — Раз в минуту они выдвигаются.       — Но теперь ты хотя бы можешь отодвинуться. Остались наручники и выход.       — Выход. Сначала выход. Потому, что Сону теперь кажется, что в этом тоже есть подвох. И если его освободить сперва — сюрприз не заставит себя долго ждать. Ему всё ещё не страшно, но что-то держит за шкирку, не отпуская. Что-то липкое и цепкое, похожее на интуицию. Мерзкая штука, однако.       — Это не может быть просто спрятанный ключ, да? — скептически интересуется Сонхун.       — Не думаю, — мотает головой Сону, осматривая комнату. К полумраку и красному свету глаза уже привыкли, но помогает это мало, пока ты сидишь пристёгнутым на одном месте. Зато помогает быстро уйти в себя, что Сону и делает, пока Сонхун снова шарит по полу и стенам голыми ладонями. Например, Сону думает о том, какой разгромный отзыв оставит об этом месте. Разочаровательный отзыв. Если шипы это всё, чем можно было напугать и изувечить? Что ж, это печально, он рассчитывал на больший ужас, судя по чужим словам. Отзывы были куплены? Но кому это нужно? Они найдут выход, как-то освободят его, и это всё? И за это он отдал сорок долларов? Ударьте его, это самая тупая покупка в его жизни. Или же, следом он задумывается о том, что будет с ними, как только они выберутся? Сонхун отвезёт его домой и…всё? В Сону зарождается клубок кишащих червей, протестующих этому. Они копошатся в самой грудине, мешая дышать и раздражая. Наверное так и должно быть, они всё-таки чужие друг другу люди, ничего не должные, но Сону…что-то внутри Сону отчаянно хочет продолжения банкета. Злить Сонхуна ему понравилось, аура его ему нравится. В жизни Сону слишком давно не было людей, а тем более таких, от которых язвительность в крови повышается, которые ответить могут и за словом в карман не полезут. А чего доброго ещё и припечатать могут. В жизни Сону слишком давно не было чего-то кроме его собственной боли, ран, сигаретного дыма и тёмных мыслей. Работа не в счёт, он выполняет всё уже по инерции, несмотря на то, что вроде как творчество. В жизни Сону давно не было адреналина в лице живого человека. Это позабытое приятное чувство.       — А тебе не кажется…блять! На крик Сонхуна, Сону дёргает головой и выплывает из трясины мыслей. Сонхун оказывается по правую руку от него, у двери выхода. Сидящим на заднице.       — Что…       — Ток, — отрезает Сонхун, встряхивая головой и поднимаясь на ноги. — К двери проведён хренов ток. Беспрерывный поток, к ней невозможно прикоснуться.       — Да какой там может быть ток? — цыкает Сону, стараясь не закатывать глаза. — Тебя от неожиданности откинуло. Пробуй ещё раз.       — А давай-ка я тебя освобожу и ты сам попробуешь? — взрыкивает Сонхун, оборачиваясь через плечо. — Говорю тебе, по всей двери ток. Её невозможно открыть.       — В этой комнате нет ничего невозможного. Кто-то же выбирался отсюда.       — Да, это ты прочёл в отзывах? А с реальными людьми ты говорил? Видео может смотрел? Сону теперь хмурится тоже, напрягая память. Нет, все отзывы были лишь в текстовом формате, из фотографий разве что заключения из клиник. Но кто в наше время не подделывал справки?       — Намекаешь на то, что все отзывы — липа? — предполагает он.       — Намекаю на то, что отсюда никто не выходил, потому что это в принципе невозможно.       — И что ты предлагаешь?       — Дождаться окончания времени, обещанного газа, и просто свалить, забыв сюда дорогу. Если, конечно, про газ всё правда.       — Звучало, как чушь, но, учитывая шипы позади меня, не решусь ставить эти слова под сомнение.       — У нас осталось двадцать минут, — мрачно произносит Сонхун, оглядываясь на экран. Сону прослеживает его взгляд и поджимает губы, кусая свежие раны. И впрямь. Осталось двадцать минут, за которые им как-то нужно разобраться с дверью и его заключением. А обещанный адреналин он так и не получил, шипы не в счёт, он уже и думать о них забыл.       — Может, поговорим тогда? — предлагает Сону. — Всё равно выход мы не найдём, а время занять чем-то нужно.       — Хочешь обсудить, где закопать твой труп?       — Ты обещал, что я буду плавать в городской реке, — напоминает он, приподнимая брови. — Передумал?       — Мороки и следов слишком много. Прикопать проще.       — Ну, тогда я хочу, чтобы это было где-то в лесу. Среди белочек.       — А тебе твоих мало?       — А ты сегодня по юмору в ударе, д… Сону захлёбывается словом и язвительностью, потому что в его бедро снизу врезается нечто. Штырь? Шип? От неожиданности и боли его глаза застилает кромешной тьмой, а в ушах стоит шум. Он по инерции отклоняется вперёд, сгибаясь от боли и открывая рот в беззвучном крике, что застревает в горле. Это же блять насколько всё у них незаконно и кто их крышует, мать их…       — Эй? Эй? — он глухо слышит, как Сонхун зовёт его. Чувствует на плечах грубую хватку. Его, кажется, возвращают в сидячее положение. — Эй, Лис? Ты слышишь меня? Что произошло?       — Нога, — удаётся выговорить Сону, боль локализуется в месте пробоя, кровь приливает к бедру, вибрируя и огнём опаляя от таза и до колена. Чисто теоретически, если эта хрень уползёт обратно в стул, а у него останется открытая рана, он ведь может попросту истечь кровью и умереть?       — Что нога? Затекла? Ты напугал меня!       — У меня в бедре что-то есть… — облизывает сухие губы Сону, промаргиваясь, наконец, и поднимая размытый взгляд на Сонхуна, чьё лицо оказывается ближе, чем он думал. — У меня в бедре…       — Стул.       — Стул… Одна рука Сонхуна всё ещё придерживает Сону за плечо, пока вторая опускается под худое бедро, нащупывая действительно небольшой узкий штырь. Не шипы, как на спинке стула, но что-то такое же твёрдое.       — У меня будет заражение крови, ура, — усмехается криво Сону. — Вряд ли они тут всё стерилизуют.       — И как их только не накрыли, — бормочет Сонхун, доставая руку и уставляясь на окровавленные пальцы. — Это уголовка в чистом виде.       — Это игра, за которую мы сами платим.       — Это дерьмо, в которое ты меня втянул, мать твою.       — У меня её нет, — брякает Сону невзначай.       — Оно и видно, — цедит Сонхун, вытирая пальцы прямо о штанину Сону; он любил эти штаны, вообще-то… — И никакой скорой, — вспоминается.       — Мгм. Найди выход, пожалуйста. Эта хрень могла пробить мне не только мягкие ткани, но и мышцу.       — Они берут на себя ответственность делать людей инвалидами, но никакой ответственности при этом не несут. Да как же удобно.       — Болтай поменьше, будь добр, хён? Голос Сону слабеет. И дело даже не в вероятной потере крови, просто боль начинает расплываться по всему телу. И это совсем не та боль, к которой он привык и за которой сюда шёл. Это что-то, что хочется прекратить, как избиения и пытки в интернате. Это что-то, что ему никак не нравится и только усиливается с каждой секундой. И что ж, да, это то, что начинает постепенно его пугать, потому что он и впрямь может оказаться с нанесённым увечьем, что испортит всю его дальнейшую жизнь. Рука Смерти, за которую он иногда пытается ухватиться, сейчас привлекательной ему не кажется вовсе. Ну не так он планировал умереть, конечно.       — Логика в том, что логики нет, так? — говорит вдруг Сонхун, отпуская его и поднимаясь медленно на ноги. Взгляд его упирается в дверь под напряжением тока. Сону сейчас кажется, будто он это тихое шипение даже слышит.       — Так, — соглашается слабо.       — Твоя электронка при тебе?       — Решил взять перекур? — усмехается, жмурясь до цветных пятен от вновь долбанувшей по мозгам боли в ноге.       — Ага. Сжечь тут всё к хренам собачьим.       — Правый карман. В штанах. Сону не думает, что Сонхун погнушается туда залезть, и оказывается прав. Потому, что Сонхун, не раздумывая ни секунды, опускает руку вниз, нашаривая пальцами сигарету в кармане. По Сону проходится дополнительный разряд тока тоже. И из-за того, что это раненная нога, и из-за того, что пальцы Сонхуна в таком положении почти касаются его сквозь тонкую ткань, совсем близко к тазу. Интимно, конечно, романтика, ничего не скажешь. Если бы ещё не то, что он истекает кровью, прикованный к средневековому стулу.       — Счастливых нам голодных игр, а?       — Не знаю, о чём ты, но лучше перекрестись, — советует Сонхун, ковыряя электронную сигарету ножом.       — Ногой? — приподнимает Сону одну руку, закованную в наручник.       — Да хоть бы и ей. Я не уверен в том, что делаю, но об этом стоило бы задуматься ещё перед тем, как я согласился поехать сюда.       — Зато сколько воспоминаний будет.       — Если выживем. Эта фраза Сону не нравится и он кривится от неё. Как и от звука ломающейся сигареты. Покурить после освобождения уже не получится. К сумме за игру и пробитым штанам прибавляется теперь и покупка сигареты. Ладно, лишь бы оно того стоило.       — Пятнадцать минут, — замечает он. — Куда время-то летит…       — Катится в пизду, как и моя жизнь после встречи с тобой, — чуть слышно говорит Сонхун, откидывая нож себе под ноги. — Отвернись. И то, как он командует, Сону всё же в большем нравится. В его жизни из властных людей были только неправильные. Те, кто распоряжались его жизнью, словно мусорным мешком. Но никогда не было тех, кто мог бы вот так уверенно командовать им, и чьим командам Сону не противился бы, желая послать к чёрту. Нет, послать Сонхуна, конечно, хочется, но это какое-то другое чувство. Странно приятное и щекочущее внизу живота. Сону с ним знаком не очень близко, но пару раз ощущал подобное раньше. Когда ещё мог чувствовать что-то кроме отвращения, тупой боли и горечи во рту. Сонхун вызывает в нём нездоровый интерес, как новенькое блестящее лезвие в разорванной пачке. Оно ему не нужно совсем, оно опасное, но как же хочется… Он взвизгивает от ярких искр, что зацепляет краем глаза, и дёргается в сторону от шипения. Тут же жалеет и впервые за всё время мычит от боли, прострелившей задетую ногу.       — Что это…       — Короткое замыкание, на которое я даже не надеялся, — бормочет Сонхун, подходя к двери и на пробу быстро касаясь её; прикладывая ладонь уже увереннее, когда понимает, что тока в ней больше нет. — Но которое сработало. Знаешь, впервые жалею, что курю обычные сигареты.       — С почином что ли? — оборачивается Сону. — И что теперь? Она просто откроется?       — Нет. Потому, что у неё нет ручки, но полагаю, понять, как открыть её теперь будет проще, когда к ней можно хотя бы прикоснуться.       — Двенадцать минут, — оповещает Сону, чувствуя, как сознание постепенно уплывает. — А вот у меня, кажется, меньше.       — М?       — Полагаю, что теряю много крови. Или у меня болевой шок. Или я просто заебался здесь уже сидеть.       — Френдли ремайндер, но это была твоя идея.       — Вау, ты знаешь английский?       — А ещё я знаю столько способов убить тебя, что лучше просто заткнись. И Сону затыкается. В большем потому, что толку от него и его болтовни сейчас всё равно не много, а думать он не может из-за боли в принципе. И…вообще-то, это огромный плюс. И вау, эта игра начинает ему нравиться. За всеми минусами здесь есть один единственный плюс, да. Он не думает. Ему настолько больно и насрать, что он не думает. Ни о прошлом, ни о картинках, что вечно плясали перед глазами, ни о том, как изувечить себя в следующей раз. Всё, что в его голове: чёрно-красный свет, ноющая боль и усталость. Пожалуй, это стоило своих денег. И даже, наверное, пробитого бедра. Сонхун возится у двери, пока Сону вновь отвлекается на то, что рассматривает его. Ему идёт кровавый цвет. И все эти угрозы ему тоже идут. Он вообще кажется тем, кто мог бы сойти за члена какой-нибудь группировки, если бы не цвет волос и черты лица. Не то, чтобы Сону хорошенько за это время его запомнил, но в чужой внешности он не припомнит так сходу каких-то изъянов. Графитовые глаза, прямой нос, полные губы, крепкое тело, бледная кожа. Это была бы какая-нибудь группировка, как из хайповой манги или аниме, которых на самом деле не существует, но да, ему пошло бы это всё. Интересно, какое оружие он бы выбрал или убивал бы голыми руками? На экране загорается цифра девять, и Сону внутренне сжимается в предвкушении очередного подвоха, но ничего не происходит. Кроме того, что Сонхун, шумно выдыхая, поднимается на ноги и со всего размаха пинает тяжёлым ботинком дверь. Которая распахивается в обратную сторону, являя им ещё одну тёмную комнату.       — Допустим, — переводит дух Сонхун, — там выход. У нас осталось всего ничего, чтобы как-то освободить тебя.       — Или там очередной квест, — ведёт плечом Сону.       — Нам нужно было открыть эту дверь, — Сонхун снова садится перед Сону. — А значит, остались лишь наручники и можем валить отсюда.       — Удачи.       — А ты помогать мне не собираешься?       — Оставаться в сознании, считаю достаточной помощью.       — Можно попытаться расковырять замок ножом, — Сонхун касается цепей, ползёт по ним пальцами, дёргая наручники, а за ними и тонкие запястья Сону, что шипит от этого. — Но они не выглядят, как игрушечный набор для секс утех.       — А что, часто такими пользовался?       — Подумываю прикупить, если ты ещё раз ко мне полезешь.       — Звучит жутко заманчиво, — тянет Сону. — Ты как будто бросаешь мне вызов.       — Могу бросить тебя здесь. Но боюсь, что тогда дверь не откроется.       — Ковыряй. У нас пока есть время.       — Сколько?       — Семь с половиной минут.       — Считай, что его нет вовсе. Но Сонхун всё же берёт нож и правую руку Сону в свои, вновь разбрасывая мурашки по бледной коже под кофтой. Пальцы Сонхуна стали такими же холодными, как и всё в этой комнате. Они суховатые и с грубой хваткой, он не нежничает, не позволяет время или внутренний кодекс, Сону не знает. Но они всё равно приятно ощущаются на запястье. Или у Сону просто давненько не было нормального телесного контакта. Это когда на безрыбье и рак рыба, а тут перед ним целый лобстер с убийственными клешнями. Он молчит, пока Сонхун ковыряет лезвием замок, и следит за временем. Когда остаётся шесть минут, Сону замирает, слыша вопрос. Потому, что не знает, как на него ответить. И потому, что надеется, что у него слуховые галлюцинации от раны в ноге.       — Что?       — Говорю, какой у тебя болевой порог? — их глаза находят друг друга в полумраке, сцепляясь. Сону хмурится.       — Нормальный. Как видишь, всё ещё не скулю из-за пробитого бедра.       — Замок не откроется. У нас есть выход, либо всё же дождаться окончания времени и, возможно, быть притравленными, как тараканы. Либо мне придётся с…       — Ты шутишь.       — Мне не до шуток, Лис, — прозвище стреляет в висок, добивается продолжением фразы: — Мне придётся сломать тебе руку.       — Руки!       — Руку. Пока только одну руку.       — Пошёл ты.       — Не хотелось хвастаться, но я умею это делать.       — Вау, мне должно стать легче?! — вскидывается из последних сил Сону. — Я — дизайнер. Мне важны мои руки!       — Именно поэтому, ты их режешь? Сону замирает с открытым ртом и застрявшим в горле сопротивлением. Он чувствует, как от лица отливает кровь, а сердце запинается. Откуда Сонхун это узнал? Пальцы, поднявшиеся выше запястья, на самые бинты под тонким рукавом лонгслива на вопрос отвечают сполна.       — Думал, что мне показалось, — объясняет Сонхун, слегка сдавливая предплечье и заставляя Сону зажмуриться. — Свежие.       — Несколько дней, — шипит Сону сквозь зубы; и всё ещё болит.       — Судя по реакции не просто царапки ради развлечения. А значит с болью ты знаком хорошо.       — Как я по-твоему буду жить со сломанными запястьями?       — Две недели в лангете без напряжённой работы и нагрузок. На третью, если будешь соблюдать режим, тебе просто сделают плотную повязку. А после можно будет разрабатывать. В среднем, месяц на заживление, если ты будешь следить.       — И это я ещё псих, — цыкает Сону.       — У нас осталось пять минут. И либо я ломаю тебе руку, либо…       — А со второй что? Вырвем цепи с корнем? Рви тогда обе.       — Вторая откроется сама. Потому, что это то, чего от нас хотят. В глазах Сонхуна уверенность и жёсткость. Сону это всё уже совсем не нравится. И игра эта дурацкая, и боль эта непрекращающаяся, и Сонхун так спокойно предлагающий ему сломать запястье, будто выпить чая и будто делает это каждый день. Он кто: врач или точно бандит какой-то районный?       — Будешь возить меня к врачу, понял?       — Перебьёшься. Если бы не ты — ничего этого бы вообще не было. Расплачивайся теперь.       — Будто сорока долларов было мало…       — Закуси-ка. Сонхун пихает ему в рот ворот его же лонгслива. Грубо, без вариантов. У них осталось четыре минуты, и Сону…у него, кажется, выбор не велик. И что ж, он шёл сюда за увечьями, болью и адреналином? Сонхун прав, пусть расплачивается и получает сполна.       — Вдохни. Пальцы на его запястье сжимаются крепче. На глубоком вдохе, в горле Сону застревает дикий визг, а слёзы мгновенно брызжут из распахнутых глаз. Он за жизнь в интернате переживал много чего. Очень много. Но ни один синяк, ни одна рана, ни одна пытка моральная или физическая, как оказывается, не сравнятся с тем, что тебе на живую ломают руку, чтобы вытащить из грёбаного наручника. Он не чувствует ничего от локтя и до кончиков пальцев, он даже не уверен где у него они, эти кончики. Всё его тело: одна сплошная боль. Пульсирующая в ноге, замершая в запястье, отдающая от макушки и до пят. В глазах снова темнеет, ворот кофты пропитывается слюной и, кажется, кровью. Сону что-то себе прокусил или это губы опять лопнули. Он лишь понимает, что руку его прижимают к его же груди. Свободную.       — Прижми и держи! — гаркает Сонхун, дёргая цепи слева. И оказывается прав, второй наручник, хоть и держится на хрупком запястье, но легко отсоединяется от стула, будто механизм кто-то удалённо разжал. Не будто, а так и есть. Сонхун глухо рычит.       — А теперь самое интересное. Бедро Сону. Которое нужно поднять и освободить от штыря, но сделать это нужно так, чтобы успеть выбраться и не позволить Сону истечь кровью сильнее. Напрягает отсутствие света, из-за которого масштаб раны неизвестен. Потерял ли Сону много крови уже или ещё нет? Насколько серьёзная рана? Как глубоко вошло? Думать об этом всём у них двоих уже попросту нет времени. Сонхун отходит от Сону, и тому хочется завопить, чтобы он не оставлял его, но Сонхун всего лишь накидывает на себя бомбер, возвращаясь. Не давая Сону времени, чтобы опомниться от ещё непрошедшего шока из-за сломанной руки. Обхватывая его за талию, чтобы прижать к себе крепче, и дёргая резко вверх, поддерживая под коленями. Рисковано, но не то, чтобы у них был теперь выбор. Не тогда, когда на экране светится двойка с бегущими секундами. Сону окончательно теряется. Позволяет голове упасть на чужое плечо, а телу полностью ослабить контроль. Он повисает в руках Сонхуна куклой, единственное на что оставив себе силы: прижимать сломанную руку к груди, хоть он её и не чувствует. Он вообще мало, что чувствует, пока тёплый вечерний ветер не касается его лица и волос, впутываясь в них, будто оглаживая и утешая. Где-то внутри он чувствует странную вспышку удовлетворения. У него получилось. Он получил так много боли и адреналина, на сколько даже не рассчитывал. Жаль лишь, что сознание его покидает всё стремительнее, и эффект, когда он придёт в себя, потеряется где-то в бессознательном. Но, чёрт, это всё-таки того стоило. Ведь стоило…?       — Ваши вещи, — слышит он сквозь вату, пытаясь открыть глаза, но сдаваясь. Свет слишком яркий, давит на веки. — И поздравляю с прохождением.       — Да охренеть просто, — рычит Сонхун; этот звук приятно вибрирует по всему телу Сону, которое он всё ещё держит на руках. Он больше не слышит голос девушки, лишь дыхание Сонхуна. Напряжённое, учащённое и злобное. Его можно понять, конечно, но Сону не хочет. Всё, чего он хочет: не открывать глаз и чувствовать эту эйфорию боли по всему телу, как можно дольше. Его потом накроет болью посильнее, которая не будет ему так нравиться и скорее выломает все кости, но у него на этот случай припасён обезбол. Он подумает об этом позже.       — Из-за тебя придётся оставить здесь байк, — ворчит Сонхун. Они, кажется, куда-то садятся, Сону не уверен. Он лишь крепче жмётся виском к чужому плечу, растворяясь в пульсирующей боли и желирующей конечности слабости. — Выставлю тебе потом счёт за такси.       — Мгм. Всё, на что хватает Сону — согласное мычание. А после, темнота забирает его окончательно, размазывая сознание.