AMYGDALA

             

***

      

[Noizee MC — моё море]

             — Уже скоро увидимся.       — Мгм.       — Будь в порядке, пожалуйста. Они простились всего три минуты назад и на Сону сейчас смотрят совершенно незаинтересованные, блеклые карие глаза полноватой женщины с низким хвостом. Не блестящие графитовые радужки с вкраплениями серебра, а что-то неживое, тусклое.       — Где все ваши вещи? — голос её такой же бесцветный.       — Отдал, — также отвечаей ей Сону. — Я прекрасно ознакомлен с правилами.       — Не в первый раз?       — Ну, — усмехается он краем губ, бросая беглый взгляд на высокие белые стены, — в таком шикарном месте в первый. А вообще в психушках постоялец. Женщина на это усмехается тоже, опуская глаза в свою тетрадь и вписывая туда его имя, а после ставя с грохотом печать в его мед.карте. Сону не узнаёт её, да и откуда бы, перед ним лежит совершенно пустая и новая, у которой первые страницы явно исписаны его состоянием и диагнозами при госпитализации. Как только он перестанет тусоваться по больничкам, он точно сделает тысячу журавликов оригами из всех своих карт.       — У нас не принято бить пациентов, — ворчит женщина, приписывая что-то на пустом листе под печатью, — мы не будим в пять утра и не запихиваем таблетки в глотки насильно. Но любое нарушение влечёт за собой последствие. Думаю, это и так понятно.       — Вау, — тянет Сону, протягивая руку и получая невзрачную бирку с номером и именем. — Да это целый санаторий. Он ждёт какую-то колкость тоже, ухмылку или чёрную шутку. Но медсестра лишь поднимает на него вновь свои блеклые глаза и как-то странно щурится, поджимая губы. А после выдавая то, чего Сону не ожидает совершенно:       — Наша психбольница — не тюрьма, мальчик. И мне, веришь, жаль, что ты бывал лишь в тех, которых большинство.       — Но систему не так-то просто изменить, да? — пытается он кривить губы, но его всё ещё обезоруживает реакция женщины.       — Систему вообще невозможно изменить таким, как мы. Поэтому, мы просто пытаемся существовать вместе, как альтернатива. Он не понимает, или не хочет пока понимать, этих слов, но скупо кивает.       — По коридору прямо и направо. Там тебе выдадут пижаму и принадлежности, с которыми ты будешь здесь первые две недели.       — Ещё увидимся? Он пытается подмигнуть, но резко разворачивается и уходит прочь. Ёжится, хоть в этих стенах вовсе не холодно, но ему будто мёрзло. Его плечи ещё ощущают крепкие объятия Сонхуна, которых он не ожидал, но очень жаждал. Они стояли почти пять минут в руках друг друга, будто прощаясь навсегда. И, может, так и есть? Сону не пять лет и он уже не верит в слова «взрослых», когда они говорят, что вернутся. Сону никому после интерната не верит вовсе, как бы не хотелось, а потому, он принимает обещания Сонхуна, но верит ли в них? Увы. Конечно, он будет рад, если через три дня действительно увидит его, но это не будет значить ни того, что Сонхун вернётся и потом. И того, что он заберёт его после. Сону думает, куда деваться ему, когда его выпишут? В квартиру после обысков нельзя. Деньги, если Сонхун их отдаст, нужно будет использовать грамотно и, может, пока что где-то на окраине города снимать крохотную квартирку или комнату? Ноутбук у него ещё есть, а значит, к работе он может вернуться в любой момент на неофициальной основе. Он не пропадёт, после интерната ещё ни разу не пропадал. Пока не попался в руки Сонхуна, пропав единственный раз. В его глазах. Сону вздыхает, переодеваясь в серую пижаму и оглядывая пейзаж за решётчатым окном. По крайней мере он готов признаться в этом себе. Он пропал в Сонхуне. Ещё не окончательно и путь назад есть, но он скучает по нему. С тех пор, как он попал в интернат, Сону знал это чувство только в отношении родителей. Но он почти не помнит, каково это: скучать по парню. Ему это странно, непривычно, чуждо. Страшно. Потому, что это может утянуть на дно. Это может сделать слабым. Но пока его слабым делает только клыкастая редкая улыбка, серебристые волосы, собранные в небрежный хвост и длинные пальцы, осторожно берущие его за руку. Сону ещё не влюбился, но уже пропал. А ещё Сонхун говорил, что они теперь оба в этом дерьме. Перед тем, как отпустить Сону, он говорил о том, что им теперь друг от друга никуда. Но это всё слова, и будет ли так на самом деле? Сону не знает. И что, если для Сонхуна это идеальный способ от Сону избавиться насовсем? Оставить его в этих красивых стенах, чтобы Сону не навредил себе и другим? Не вовлёк никого больше в какие-то передряги и не подвергся опасности сам? Сону усмехается, падая спиной на свою кушетку и уставляясь в белоснежный потолок. Быть честным, в такой психушке, он бы даже не против остаться. Его спокойно проводили до палаты, такой же как и раньше, без двери. Это наблюдательная или «неделька», напротив стол с ещё одной медсестрой, которая следит за тем, кто входит и выходит из палаты. Внутри всего шесть кушеток, пять из которых заняты. Здесь не слышится вой или шёпот проходящих мимо, словно призраки, других реальных психов. Только тихое пение девушки, что на кушетке у окна, она что-то читает. Ого, тут разрешены книги? Сопение парня по правую руку от Сону. Скрип ручки той самой медсестры, шаги. Просто шаги, не шарканье. Его собственное дыхание. Сону слышит его. Ровное, спокойное. Он не задыхается в слезах, как в последний раз, не кричит до хрипоты, прося его отпустить. Это всё правда ощущается нереально, а потому, Сону так или иначе внутренне напряжён. По привычке. Приподнимаясь на локтях, он оглядывает палату уже более вдумчиво. Кушетка у окна по его стороне — пуста. Рядом с девушкой кто-то есть, так как постель заправлена, но на тумбочке лежит пачка салфеток. Чёрт, тут и это легально? А вот прямо напротив Сону — сидит мальчишка в позе лотоса с закрытыми глазами. Сону клонит голову к плечу и беззастенчиво рассматривает ярко-голубые волосы, мягкие щёки, округлый нос. Он явно многим младше него, даже можно сказать ребёнок, подросток в самом начале пубертата. Что он здесь вообще делает?       — Я знаю, что ты на меня смотришь, — вдруг слышит он высокий, ещё даже не сломанный голосок. Один глаз парня приоткрывается. — Мередит говорит мне об этом. Я не ясновидящий. Сону вскидывает брови. У парня явно есть веская причина тут быть.       — Это благодаря ей ты здесь? — тянет он, усаживаясь на кровати. Парень вздыхает, расслабляясь и открывая оба тёмных глаза, копируя позу Сону.       — Благодаря ей — я не одинок и счастлив. А здесь я из-за отца. Он посчитал, что раз няни со мной сладить не могут, то такое место точно исправит.       — Исправит то, что ты имеешь воображаемых друзей? — усмехается Сону.       — Мередит — не воображаемый друг, — закатывает глаза парнишка. — Она призрак моей умершей кошки. Ну, приплыли. Скучно тут точно не будет.       — М-м-м, — мычит Сону. — Так, а за что тебя сюда? Если не за общение с призраками.       — За бунт в высокопоставленной семье, — пожимает парень плечами. — Нельзя, понимаешь, сыну чиновника иметь голубые волосы и такие же наклонности.       — Оу.       — Ага. Да нормально. Пока он вваливает сюда бабки, а тут неплохо, то и пожалуйста. Уже через три дня меня переведут в нормальную палату, и вообще лафа. А ты здесь какими судьбами?       — Повторный суицид, — точно также жмёт плечами Сону. Глаза его собеседника вдруг распахиваются в ужасе.

[DJ Fluke, undy — sweet dreams]

      — Боже…так ты…ох…       — Что?       — Ты действительно…       — Что? — фырчит он. — Сумасшедший? Ну, можно и так сказать. Если мы парируем официальными данными мед.карт.       — Тут мало таких, — задумчиво тянет парень. — В основном, тут только те, кто скрывается от закона, те, кого сплавили родственнички или те, кто хочет отдохнуть от повседневной жизни и потеряться из неё же. Сону быстрым взглядом окидывает палату, но никто будто не слышит их, и придвигется ближе к изножью, перегибаясь через него и понижая голос:       — Так это просто психушка для прикрытия чёрных делишек?       — Нет, — машет рукой парень. — Настоящих больных тут тоже лечат. И вроде как даже удачно, но большинство пациентов, не должны быть здесь. Ну, или должны, но не должны. Думаю, ты понял. Сону понял. Очень даже понял. Это такая же больница, как та, в которой он лежал. Как та, в которую они с Сонхуном приходили, чтобы наложить ему гипс. Так что, даже, если за ним не вернётся Сонхун, за ним одннозначно могут прийти те, на кого Сонхун работает. И вот это уже совершенно не тот исход, которого Сону хотелось бы. Он впивается пальцами в железную грядушку.       — Поэтому здесь нет жёстких правил, как обычных психушках? И мы спокойно говорим сейчас друг с другом?       — Мгм, — весело кивает парень. — Ты можешь гулять по коридорам, ходить в туалет без надзора. Брать еду у навещающих. Хотя там, конечно, есть досмотр, но они проверяют только наличие наркотиков, других таблеток и берут какой-то там быстрый анализ на месте, если вдруг наркотик в еде. А, напитки не отдают. А так…да. Поэтому, я и не против тут остаться.       — Но в чём смысл держать тут и настоящих больных тоже?       — Не у всех бедных семей есть деньги на хорошее лечение, но у многих богатых семей есть родственники, которым оно действительно необходимо. Тут достаточно жён каких-нибудь шишек, которых те любят и хотят помочь, а не просто сплавили, чтобы жить счастливо с любовницей и развестись поскорее. Или богатеньких детишек, сошедших с ума из-за наркоты. Я только наслышан об этом, но скоро сам увижу. И ты через пару недель, когда тебя переведут. А кстати… — парень вновь сужает глаза и кивает на Сону подбородком. — А ты чей? В голове Сону загораются сразу два ответа: «ничей» и «Сонхуна», но ни один из них не подходит. А второй Сону и вовсе пугает своей внезапностью. Он сглатывает, выпрямляясь и неопределённо пожимает плечами.       — Не очень хочу об этом…       — О, всё в порядке. Я понимаю. Не все тут такие открытые, как я. Я просто соскучился по общению. Мередит слишком много спит. Кошки, — тянет парень деловито. Сону кривит уголки губ. Это было бы смешно, если бы не было так жутковато. — Как тебя зовут?       — Сону, — тут же отвечает он. — А тебя?       — Таки, — его озаряет яркая улыбка. — Приятно познакомиться, Сону.       — Взаимно, Таки. Сону смотрит на него, такого счастливого и беспечного, и надеется, что в нём незаметно то каменное напряжение, что сковывает каждую мышцу. Ему нужно убираться отсюда, как можно скорее. Не позволить его перевод в другую палату через две недели, и молиться, чтобы Сонхун действительно забрал его. Сонхун, а не кто-то типа Доктора Квона. Или ещё кого похуже.              

***

      

[Лилу, максим свобода — вся эта любовь]

             Бледная кожа под пальцами бархатная. От чуть большей силы нажатия мгновенно приливает кровь, оставляя отпечаток. От мягких губ, вбирающих молочное полотно, расцветают розовые бутоны. По острым ключицам серебрится влага, горячий язык собирает её неспешно. Сердце под рёберной клеткой трепещет, вбиваясь в раскрытую ладонь. Сонхун стонет в унисон, жмурясь крепко от слишком громкого звука… …и распахивает глаза в темноту, видя перед собой не обнажённое тело, а голый потолок собственной спальни. Он выдыхает тяжко, накрывая глаза ладонью и сбрасывая сонную поволоку. Возвращаться в квартиру было сродне пытке. Её тишина и бардак больше не успокаивали. Сонхун помнит, как вчера, как на его кровати лежало почти бездыханное тело Сону, как он молился, нащупывая нитиевидный пульс. В последний раз они были здесь вдвоём, и Сонхуну каждую ночь так тяжело засыпать здесь одному теперь. Одиночество — больше не его безопасное место. Он садится на кровати, опираясь локтями о колени, и оглядывается на распахнутое окно. Три дня, как они не виделись, и все эти дни Сонхуну снится Сону. Их поцелуи, которых никогда не было, их слишком интимные объятия, их учащённое дыхание. Все эти три дня, Сонхуна не трогал босс, и это не к добру. Проверяя время на экране мобильного, Сонхун цыкает языком. Просыпаться в шесть утра тоже уже стало какой-то ненормальной закономерностью за эти дни. Он смахивает уведомления от Джея, что передавал слова благодарности матери о вчерашнем звонке. Это было необходимо им всем, только вот Сонхун не ощущает былого облегчения. Теперь он только и думает о том, что им нельзя видеться месяц, желательно переписываться тоже, но он сделал единственное исключение вчера, ради мамы Джея. Ему так внезапно не хватает их всех. Одеяло летит в сторону, и Сонхун встаёт с кровати, заученным маршрутом отправляясь в ванную, после в кухню. Застывая перед пустым холодильником. И возвращаясь мыслями к Сону опять. Через пять часов он сможет с ним увидеться, и нужно, наверное, что-то принести, но что можно? Что нужно? Хлопая дверцей, Сонхун падает в неё лбом, чувствуя холод на тёплой ещё ото сна коже. Всего две недели, четыре встречи, и он заберёт его домой. И никому больше не отдаст. По новой привычке, Сонхун затыкает уши наушниками и включает их с Сону плейлист, пока курит в открытое окно свои горькие сигареты. Пока обкусывает губы и обдумывает грядущий день. Грядущую жизнь. Каково будет жить с Сону в одной квартире? Спать в одной постели? Позволит ли Сону это вообще или придётся ютиться на матрасе в кухне? Захочет ли Сону уехать с ним или останется сам по себе просто под его присмотром? Какие у босса и Квона планы на Сону и есть ли они вообще? Сонхун встряхивает головой и запускает пальцы в свеже выкрашенные серебристые волосы. Мастер безумолку шутила над тем, что Сонхуну стоит научиться краситься самому или не запускать впредь волосы так сильно, чтобы не сидеть у неё по несколько часов. Но ему было всё равно. Совершенно всё равно куда тратить время без лучшего друга, Сону и работы, которой внезапно не было. Он уже привык к безумному графику и почти ежедневным поездкам в лапшичную. Забыл каково это: ездить туда раз в неделю. И, либо крыс пока не ловили, либо они стали тише. Либо Сонхуна намеренно оставили впокое в эти дни. Эта неопределённость сжирала изнутри и не позволяля расслабиться. Следующая сигарета выкуривается Сонхуном уже на улице, когда он сидит на своём байке и наблюдает за развернувшимся рассветом на тусклом сером небе. Дни дождливые в последнее время, солнца не было слишком давно, несмотря на лето, что в самом разгаре. Даже удушливая жара позабылась за ежедневными дождями и серостью. Сонхун передёргивает плечами под лёгкой паркой и швыряет окурок под ноги, затаптывая его мысом кроссовка. В его рюкзаке бутылка воды, кошелёк и сигареты. Он так и не придумал, что взять Сону кроме одного единственного, за чем теперь мчался по заполненным машинами улицам. Отчаянно хотелось позвонить Джею и поговорить с ним по пути, но Сонхун не мог. Хотелось бы заехать в очередной цветочный и собрать Сону букет, который он не смог бы и поднять, но он не мог. Поэтому, петляя по дороге, Сонхун съедал свои губы и слушал их песни, пытаясь концентрироваться на пути. Вспоминал каждый прожитый вместе и врозь дни, надеясь, что дальше, не будет хуже, и они справятся, оставаясь хотя бы где-то между. Между чем-то очень хорошим и откровенным пиздецом. Сонхун вспоминал слабую улыбку Сону. И бесконечно хотел увидеть её вновь. Увезти Сону вновь на реку утром, днём или ночью. Разговаривать с ним о самых простых вещах и пить мамин любимый кофе. И не ждать ещё одиннадцать дней, сходя с ума в ожидании и надежде на то, что тогда это кончится. Не всё, но хотя бы их вынужденное разъеденение. Целый час ему приходится дожидаться открытия любимой забегаловки, ещё полчаса ждать, пока ему приготовят то, что нужно. И ещё двадцать минут уходят на дорогу, за которую Сонхун успевает несколько раз перенервничать о том, что его вдруг к Сону не пустят. Ни на час раньше. Ни вообще. Но на входе его удивляют с первых секунд.       — Часы посещения ещё не начались, — басит мужчина в белой униформе. — Уточните, к кому вы?       — Ким Сону, — прокашливается Сонхун, чувствуя, как голос дрожит.       — А, — лицо мужчин вдруг смягчается, и он кивает. — Покажите ваш рюкзак? Сонхун неуверенно стягивает лямку с плеча и расстёгивает молнию, показывая лишь пакет из доставки и скромное содержимое.       — Нам необходимо проверить еду, пройдёмте, — зовут его. И железные двери запираются за спиной. Сонхун никогда не был в подобных местах, но сдаётся ему, что психбольницы вряд ли выглядят так, как эта. Светлые стены, высокие потолки, множество лампочек, никаких засовов на дверях. Да, решётки на окнах даже в коридорах, но это не выглядит и каплю устрашающе, как показывают в каких-нибудь фильмах. Сонхун хмурится, когда они останавливаются перед кабинетом с табличкой «лаборатория».       — Джиин? — зовёт мужчина, заглядывая внутрь. — Проверишь? Тут посетитель.       — Но ведь ещё час, — слышит Сонхун женский голос.       — Это к тому, кто в «недельке».       — А, хорошо. Пусть проходит. Мужчина отступает, и Сонхун осторожно проходит в приоткрытую дверь, попадая в небольшой светлый кабинет с множеством полок и небольшим столом с приборами. Действительно лабораторными, что странно. Тут вряд ли берут кровь на анализ, Сонхун не видит и части необходимых для этого приборов, но тут…       — Что у вас? — тянет руку девушка в халате и маске. — Еда? Напитки у нас нельзя, к сожалению.       — Это моя вода, — с запинкой произносит он. — Я не буду отдавать её.       — Всё равно нужно проверить. Покорно отдавая пакет с едой и бутылку девушке, Сонхун треплет в руках лямку рюкзака и осматривается. Десятки медицинских книг от примитивной биологии до серьёзных учений. У него дома, кажется, завалялась парочка похожих. На стене возле стола дипломы и грамоты в рамках, странный цветок, свисающий до самого пола. Что, вообще-то, должно противоречить санпину любой лаборатории.       — Всё чисто, — вдруг привлекает к себе внимание девушка, явно улыбаясь под маской. В её руках небольшой прибор, похожий на гликометр, но явно не он. Сонхун хмурится вновь, осматривая то, как она заворачивает обратно еду и отдаёт ему.       — Мы проверяем всё, что приносят посетители на наличие наркотических веществ. Вы впервые тут?       — Да. А разве это можно…выявить вот так легко?       — О, поверьте, — тихо усмехается девушка, — многое возможно, когда в распоряжении лучшие технологии и деньги. Вас проводят. Хорошего дня. Сонхун не решается больше ничего говорить и спрашивать, и торопится покинуть кабинет, натыкаясь в коридоре вновь на мужчину, что встретил его.       — Всё чисто, — отчитывается Сонхун, забрасывая рюкзак обратно на плечо.       — Теперь вам нужно отметиться. И можете пройти в комнату ожидания и свиданий. У Сонхуна желудок от этих слов сворачивается. Звучит одновременно, как в какой-нибудь тюрьме, и слишком для них двоих. Свиданием встречу в психушке назвать, конечно, та ещё злая шутка. Его имя вписывают в какой-то лист, приписывая напротив имя Сону и его, очевидно, порядковый номер. А затем, действительно ведут в комнату ожидания и свиданий, на ней так и написано. Но внутри это оказывается лишь большое окно с неизменной решёткой, несколько двухместных диванчиков и пара низких столиков. Скудно, но лучше, чем столы со стульями напротив и отсеком для наручников посредине. Сонхун усаживается на самый дальний, что ближе к окну, и стучит ногой по полу в нетерпении. Ему придётся ждать час? Или Сону приведут сейчас? Как он выглядит и кормят ли его здесь? Издеваются ли? Пичкают ли таблетками? Квон так ничего и не ответил о деталях содержания в этом месте, и Сонхун порядком волновался за состояние Сону. Но, когда белая дверь открывается вновь, а за ней оказывается знакомая фигура в серой пижаме и слишком яркими в этой обстанокве жёлто-рыжими волосами, Сонхун невольно затаивает дыхание, подрываясь с диванчика. Чёрные бездны смотрят на него распахнуто, с живым блеском. Впалые щёки покрываются еле заметным румянцем, а полные губы вновь имеют розоватые очертания, выглядя почти живыми, хоть и жутко покусанными. Сону весь выглядит больше живым, чем когда-либо, или Сонхун просто сошёл с ума за эти три дня.

[AgustD — AMYGDALA]

      — Вау, — выдыхает Сону, прикрывая за собой дверь. — Ты правда пришёл. И покрасил корни.       — Ты сомневался?       — В том, что ты покрасишься? даже не думал как-то.       — В том, что я приду.       —Не то, чтобы доверие было моим коньком… Последние слова Сону пропадают в парке Сонхуна, когда он, преодолевая расстояние между ними в пару шагов, неловко охватывает острые плечи руками. Пальцы Сону осторожно касаются его спины.       — Перегибаешь, — ворчит он. Но не отпускает, лишь поворачивая голову и тихонько дыша в ворот Сонхуна, задевая немного и его кожу.       — Я сомневался, что меня пустят, — признаётся тот.       — Это какая-то неправильная психушка. Тут много чего можно, что в других под строжайшим запретом.       — Например?       — Ну… — Сону, наконец, отрывается от Сонхуна, чуть откидываясь назад и приподнимая голову. — Разговаривать пациентам? Читать книги? Ходить в туалет? Мне не хватит полчаса, чтобы перечислить и… — он вдруг ведёт носом и резко хмурится. — Приносить еду, к слову. Это то, о чём я думаю?       — Смотря о чём ты думаешь, — фырчит Сонхун, нехотя отпуская его и убирая руки.       — Тут, конечно, и кормят неплохо, что тоже удивительно. Но ты…в самом деле… Сону быстро огибает его и спешно подходит к рюкзаку на диване. Он уже хватается за него, но вскидывает голову, замирая:       — Я же могу…       — Конечно, — кивает Сонхун, наблюдая за тем, как Сону тут же дёргает молнию и достаёт крафтовый пакет, тут же полной грудью вдыхая аппетитный аромат.       — Ты серьёзно притащил сюда сырные шарики? — неверяще усмехается Сону, разрывая упаковку. Сонхун чувствует, как внутри что-то дёргается от такого Сону. Неосторожного, жадного, усмехающегося. Живого. Испачканного в панировке и плюхающегося на диванчик с коробкой шариков в руках.       — Я не знал, что вообще сюда можно и что тебе будет нужно, — поводит плечами Сонхун, медленно подходя ближе и присаживаясь рядом на самый край. — Так что, взял то, о чём подумал в первую очередь.       — Я так скучал по ним, — бубнит Сону с набитым ртом, — даже и не думал. Как же вкусно.       — Не выглядишь как тот, кого хорошо кормят, — хмыкает Сонхун.       — Хорошо, но не сырными шариками, — чавкает Сону, протягивая ему один. — Ты сам-то будешь?       — Не. Привёз для тебя.       — Благородно. Сону уплетает шарики один за одним, пока в голове Сонхуна не щёлкает.       — Погоди, — хмурит он брови. — Ты ешь? Типа…нормально ешь?       — Ага, размечтался, — фырчит Сону, облизывая пальцы. — То, что я говорю, что здесь хорошо кормят, ещё не говорит о том, что я ем. Ну, я ем. Но это…       — Сложно?       — Ага. Типа…попробуй голодать неделю, а потом резко впихнуть в себя стейк? Вряд ли получится.       — Не стану пробовать, но поверю.       — У них неплохие каши по утрам. Я пробовал. И супы на обед вкусно пахнут.       — Так ты в итоге ешь или…       — По мере необходимости, — отмахивается Сону, приканчивая упаковку шариков. — Сколько влезет. Но в каждый приём пищи.       — Шарики в тебя влезли все, к счастью, — подмечает Сонхун.       — Они точно туда что-то кладут, я тебе уже говорил.       — Их проверяли. Там нет наркотиков.       — Вот чёрт… — цыкает Сону, поджимая губы. — Но я ел бы их всю жизнь.       — Могу привезти в следующий раз побольше, — улыбается Сонхун. — Или что-то ещё.       — Напитки нельзя, да? — глаза Сону вдруг загораются и Сонхун мгновенно понимает о чём он.       — Я весь холодильник забью банановым и шоколадным молочком, когда тебя выпишут, — обещает он. И тут же осекается, замечая растерянность в чёрных глазах. — Прости, я…       — Ты хочешь, чтобы я жил у тебя? — вдруг тихо говорит Сону.       — Я не…я просто…я подумал, что это будет безопаснее и…       — Ты этого хочешь? Сам ты.       — А ты? Они смотрят друг на друга, замолкая. И Сонхуну хотелось бы читать мысли, чтобы знать, что сделало лицо Сону таким вдруг уязвимым. Но он может положиться лишь на слова, что слетают с блестящих от жира губ.       — Мне всё равно негде будет жить после. Моя квартира вряд ли безопасна.       — В моей тебя хотя бы вряд ли будут искать те, кто знают твой адрес.       — Да, только вот живём мы в одном доме.       — Можем снять что-то в другом месте? Вдвоём, — почти шепчет Сонхун. — Денег хватит, это не проблема…       — Зачем тебе это, Сонхун? — вздыхает Сону, сникая.       — Чтобы знать, что ты рядом. И в безопасности.       — А мы вообще можем быть в безопасности после всего? Эти слова режут Сонхуна по живому. Безопасность — это совсем не то слово, которое даже может стоять в одном предложении с их именами. Это не то, что им доступно, но, может, пока он хорошо выполняет свою работу, хотя бы мнимая она у них есть? Хотя бы надежда на неё? Его пальцы вслепую находят ладонь Сону, осторожно сжимая её.       — Хотел бы я сказать «да». Но мне бы этого хотелось.       — Безопасности или тянуть меня на себе? — невесело усмехается Сону. Его пальцы сжимают руку Сонхуна в ответ, отбрасывая мурашки по бледной коже.       — Мы оба на дне, — хмыкает Сонхун. — Никто никого больше не тянет.       — А до этого?       — Я мог бы смело сказать, что это был я.       — Взаимно, — кривит губы Сону. — Так что…ты правда готов просто взять и…переехать? И жить со мной?       — Если ты готов.       — У меня есть ещё полторы недели, чтобы подумать, — жмёт плечами Сону. Они так и не разжимают рук, пока посещающий час для них не кончается. А у Сонхуна не начинаются полторы недели на ожидание ответа от Сону и параллельные поиски хоть какого-то варианта квартиры в незаметном, но не совсем убогом районе.              

***

      

[IAMX — you can be happy (acoustic)]

             В тот же день, когда Сонхун приезжает к нему, Таки переводят в палату на этаж выше. Он прощается с Сону слишком горячо, без спроса заковывая его в объятия и обещая, что, когда они увидятся там, наверху, он уже наберёт им друзей. Сону не сопротивляется, до последнего храня в себе веру в то, что они не увидятся больше никогда. И не потому, что Таки ненормальный, нет, его чудинка даже разбавляла скучные дни Сону. Но вот переходить по истечению двух недель в другую палату Сону не хотелось совершенно. Это не входило в его планы. Зачастую, тех, кого успевали разобрать по косточкам или те, кто показывал себя примерным, из «недельки» выбрасывали обратно в интернат или в свободное плавание. Но Сону видел подобное редко. Ещё реже, отправлялся в интернат сам. Обычно его пребывание с каждым разом лишь увеличивалось, заканчиваясь лишь большей дозой медикаментов, тумаков и страхов. То, что эта психушка была другой, уверенность в него не вселяло тоже. Хотя, после визита Сонхуна, в первую ночь спать было даже относительно спокойно, и Сону впервые не просыпался посреди ночи от страха того, что его задушит подушкой сосед, как это было несколько раз в детстве. Правда с Таки они всё-таки встречаются всё же куда раньше, нежели обозначенные полторы недели. Потому, что Сону забывает о том, что столовая на них всех в здании — одна.       — У них сегодня снова чечевичный суп, — кривится Таки, когда подталкивает Сону к маленькому столику. — Но зато булочки с изюмом вкусные. Надо запомнить, чтот в эти дни в столовую можно не ходить.       — А разве можно? — хмурится Сону, возя ложкой в супе.       — А почему нет?       — Потому, что, отказ от еды — автоматически приравнивается к звоночку о том, что у тебя депрессия. А следовательно, к продлению твоего срока здесь.       — Иу, — морщится Таки, откусывая булочку. — Это вот так издеваются в других местах?       — Мгм. Не ешь — значит болен.       — А, если, ты просто не можешь есть ту жуть, которую они подают? Я вот ненавижу чечевичный суп. Но никто меня не заставит его здесь есть.       — Там всем плевать, даже если у тебя аллергия на лактозу.       — Ты же можешь просто умереть?       — Кому до этого какое дело, — хмыкает Сону, зачёрпывая ложкой суп и отправляя в рот. — Пищевые расстройства — это те же беды с башкой. Что тоже подлежит лечению.       — А, если я с детства мало ем… — задумывается Таки, подпирая щёку рукой. СОну закатывает глаза.       — Ты жил в нормальном обществе, судя по всему. В обычных психушках, и уж тем более, если ты интернатовский, твоё мнение не учитывается. Ты либо ешь, либо тебя кормят.       — Насильно?! — охает Таки.       — Когда насильно, — кивает Сону, съедая ещё одну ложку супа. — Когда привязывают к кровати и по трубкам. Зависит от степени твоего сопротивления.       — Какой кошмар…       — Привыкаешь. Со временем ко всякому дерьму привыкаешь.       — Ты поэтому ешь сейчас эту хрень? Не вкусно же.       — И поэтому тоже, — мычит Сону, проглатывая щё одну порцию и отодвигая тарелку. — А ещё, потому, что мне нужны хоть какие-то силы, чтобы не спать сутками. А эта штука горячая. И вроде полезная.       — Чем плохо спать сутками? Время летит быстрее.       — Свои загоны. Не бери в голову. Загоны о том, что пока он спит — его обколят десятком препаратов. Попытаются убить десятком способов. Разбудят за то, что они спит в неположенное время, окатив ледяной водой и запретив сушить матрас и постель, оставляя спать на мокром и холодном. У Сону по опыту этих загонов выше крыши. И не так-то просто от них избавиться по щелчку и за один день, даже если находишься, в казалось бы, нормальных условиях. Это и пугало больше всего. Будто так не должно быть и где-то есть подвох.       — У тебя сегодня посещение врача, да? — вдруг снова заговаривает Таки. Сону задумывается.       — Наверное. В тех местах это было раз в неделю. Им не очень было интересно, как мы себ чувствуем.       — Тут нормально следят за динамикой. Посещение врача в первый день и во все последующие после часов прихода близких.       — Почему так?       — Говорю же, следят за динамикой. Бесят тебя твои родные или наоборот придают сил. Это всё важно. Той девчонке, что у окна, например, ограничили посещение, потому что после первой встречи она впала в истерику и орала, как дурная, пока ей не вкололи успокоительное.       — А что…как она сюда попала?       — Я толком не знаю, — жмёт плечами Таки. — Но из того, что услышал, её сюда родители женишка упекли. А родителей у неё вроде нет. Или есть…мутная история. И не интересная. Сону поджимает губы. Он искал подвохи? Что ж, они вроде бы есть. Но если посудить с другой стороны, то у девушки убрали главный раздражитель. Который, возможно, её сюда и упёк. Он встряхивает головой.       — То есть, — понижает он голос, склоняясь над столм, — если ко мне вдруг придёт кто-то, кого я не хочу видеть, я могу просто устроить истерику? И ему запретят посещение?       — А тебя обколят, ага. А что, есть такие?       — Нет. Просто уточняю. Вдруг что.       — А кто приходил к тебе вчера? Ты весь светился после, — ехидно улыбается Таки, подмигивая.       — Мой друг, — отмахивается Сону. — Единственный.       — Эх, везёт. Ко мне только мама приезжает. И каждый раз льёт сопли, чтобы я одумался. Чёрта с два. Я лучше тут остаток жизни проведу, чем вернусь туда, где мне не рады такому, какой я есть. Сону смотрит на него. Такого всё ещё молодого и беспечного. На его языке так и вертится «однажды ты пожалеешь, что не ценил встречи с мамой», но Сону молчит. Не потому, то не хочет показаться занудой и праведником. А потому, что это его родители были хорошими и заботливыми. Но не у всех они, увы, действительно такие искренне. Он запивает свои мысли холодным чаем, вздыхая, и решает сменить тему, чтобы хоть как-то забить эфир пустой болтовнёй Таки.       — Как там, кстати? В новой палате. Нашёл друзей, как хотел? И не ошибается, потому что за белым шумом воодушевлённого рассказа, он свободно пропадает в своих мыслях, наполненных Сонхуном и их возможным совместным будущим. О котором, внезапно, не так уж и страшно думать.              

***

      

[IAMX — you can be happy (acoustic)]

             — Выглядишь с каждым разом всё лучше, — улыбается Сонхун, когда они удобнее усаживаются на диване.       — Ты приезжаешь всего второй раз, — закатывает глаза Сону, беззастенчиво залезая в его рюкзак, ведомый запахом сырных шариков.       — Но с момента твоего перевода сюда прошла неделя. И поверь, ты правда выглядишь лучше.       — Чем труп?       — Самокритично. Но да, — хмыкает Сонхун.       — Не могу сказать того же о тебе, — хмурится Сону. — Теперь ты избегаешь еду?       — Мама Джея меня больше не кормит. А без неё я не очень забочусь о правильном питании.       — Хотел сказать «не забочусь о нём вовсе», — укоряет он, настырно протягивая один шарик прямо к губам Сонхуна. — Жуй. Чтобы я видел.       — Сону…       — Давай. Я знаю, что у тебя нет расстройств подобного спектра, так что ешь молча. Отвертеться не получится. Вздыхая, Сонхун приоткрывает рот и осторожно забирает шарик из пальцев Сону. И только в момент, когда мягкие тёплые губы касаются бледной кожи, Сону понимает, что делает, ощущая, как мурашки пробегаются по спине. Он сглатывает, торопливо убирая руку от лица Сонхуна, и берёт шарик для себя, опуская взгляд.       — Я знаю, что ты ещё думаешь, — сквозь еду говорит Сонхун. — Но я поискал несколько квартир по городу.       — И как дела?       — Есть неплохие варианты. Могу показать.       — Мне без разницы, — поводит плечами Сону, набивая щёки едой. — Главное, чтобы был рабочий стол и можно было курить, не выходя из квартиры. И не в том районе. И не дорого. Сонхун посмеивается, кивая.       — Тогда таких вариантов три.       — Тогда выбирай под себя. Я всё равно не планирую выходить из дома слишком часто. Это ты у нас работаешь. Сонхун заметно вздрагивает на этих словах, и Сону поднимает на него вопросительный взгляд.       — Что?       — Сегодня ночью как раз ездил на работу, — нехотя признаётся Сонхун, мрачнея.       — Что-то случилось?       — Просто не выспался. А так…всё как обычно.       — Расскажешь подробнее, когда я выпишусь? Обязан будешь, раз собираемся жить вместе. Я из-за тебя ночами просыпаться буду.       — Я умею собираться тихо, — фырчит Сонхун.       — А у меня слишком чуткий сон, — также кривится в ответ Сону. — Разве я не имею право знать?       — Имеешь. Теперь-то уж точно.       — Ну, вот. Повод тебе вызволить меня отсюда поскорее, чтобы рассказать всё. Сону проталкивает в рот очередной шарик, пока Сонхун отстранённо кивает.       — Что говорят врачи? — тихо уточняет Сонхун, оглядываясь на дверь.       — Обещают, что у меня хорошая динамика и перевод не потребуется. Но нужно ещё понаблюдать, чтобы наверняка. Две недели. От них никому не сбежать, даже в таком месте.       — Осталась всего неделя. Сонхун протягивает ему руку раскрытой ладонью вверх. И это первый их раз, когда Сонхун не касается Сону первым, а просто предлагает, наблюдая. Когда Сону накрывает его ладонь своей, ощущая, как ддинные пальцы в тот же миг сжимаются вокруг.       — И ещё два посещения.       — А потом выписка.       — Хочется верить, — вздыхает Сону.       — Я поговорю с Квоном чуть позже. Им нет смысла держать тебя здесь, если с тобой всё…в относительном порядке.       — Только, если у них нет своих планов, — поджимает он губы.       — Не в этих стенах, — мотает головой Сонхун. — И нигде надеюсь.       — Но расслабляться не стоит, да? — невесело усмехается Сону.       — Да. К сожалению. Никому из нас.       — По крайней мере, — Сону наконец сжимает ладонь Сонхуна своей, ощущая тепло бледной кожи, — хорошо, что мы не в одиночку в этом дерьме. И каждый из них в этот момент думает лишь о том: а действительно ли это хорошо?