Живи, Серёжа

— Мне сказали, ты отказываешься от еды, — Игорь садится на край больничной койки своего бывшего врага, — совсем что ли, Разумовский? От выстрелов не умер, хочешь теперь от голода помереть? — Прости, — бормочет Серёжа, — меня после этого ранения совсем от еды воротит. Несколько недель назад Сергей перенёс сложную многочасовую операцию, во время которой его чудом спасли. Серёже повезло попасть в ту больницу, в модернизацию которой он вложился несколько лет назад. Закупил новейшее оборудование, улучшил условия в целом. Всю жизнь старался делать мир лучше ради других — наконец-то хоть что-то хорошее ему вернулось, пусть и в такой ситуации. Сергея вводят в искусственную кому — чтобы организм не тратил ресурсы попусту и активнее восстанавливался. Потом уже пришедшего в себя Серёжу ещё на несколько дней оставляют лежать в реанимации, подключив к аппарату искусственной вентиляции лёгких. В этот период, общаясь с медиками письменно, Сергей узнаёт то, что для него особенно важно: Олег жив, хоть его и отправили в тюрьму. Серёжа решает: он обязательно вытащит Олежу и обсудит с ним произошедшее. Разберётся наконец, почему он так поступил. Вторая личность Разумовского исчезла с момента выстрела, как будто её и не было никогда. Это подтверждает психиатр, приходящий в больницу к Серёже. Учитывая это, Сергея готовы оправдать за преступления, совершённые Птицей. Пока под это дело готовят законодательную базу, Серёжа формально находится под охраной, у его палаты круглосуточно дежурит полицейский. Медики к Серёже относятся хорошо: с уважением к прошлым заслугам и сочувствием по поводу всего пережитого. Когда Серёжа начинает самостоятельно дышать и говорить, его переводят из реанимации в обычную палату. Заставляют самому есть жидкую пищу — до этого кормили через зонд. Вот только есть Серёже не хочется, от одного запаха еды подташнивает. Разрешили посещения — правда, прийти к Серому всё равно некому. Кроме Игоря. Гром решает навестить Разумовского, несмотря ни на что. Несмотря на всю сложную и болезненную историю между ними. — Игорь, спасибо, — говорит растерянный Серёжа, увидев Грома в дверях, — спасибо, что спас меня, спасибо, что не убил Олега, спасибо за всё... — Мне сказали, ты отказываешься от еды, — прерывает его Игорь, — совсем что ли, Разумовский? От выстрелов не умер, хочешь теперь от голода помереть? — Прости, меня после этого ранения совсем от еды воротит. — Садись. — Что? — Садись, Сергей, будем с тобой обедать. Игорь помогает Серёже приподняться и опереться на подушки. Берёт с прикроватной тумбочки тарелку бульона и начинает кормить Разумовского с ложечки. — Игорь, не надо... — Глотай давай. Серёжа послушно доедает бульон, благодарит Игоря и спрашивает: зачем ты со мной возишься? — Я тобой восхищался когда-то, Серёж. Считал тебя героем. И до сих пор, наверное, считаю. Я теперь знаю, каково это — когда тебя ненавидят все за то, чего ты не делал. Каково это — быть жертвой обстоятельств. И я больше не хочу отталкивать от себя людей. — Но то, что делали Птица и Олег... Игорь, прости... Хотя, такое не прощают. Я бы не простил себя за это, ведь в этом есть и моя вина... — Я и не простил их. Но в какой-то мере понял. Наверное, мы все — ты, я, Олег, Птица, Юля — готовы на всё, чтобы защитить свои идеалы. Мы все смотрим в одном направлении, но действуем разными способами. И многие действия, совершённые из лучших побуждений, приводят к разрушениям. Я понимаю, почему Птица и Олег так поступали, но смерть Прокопенко я им никогда не прощу, наверное. Фёдор Иванович был мне как отец. — Я не хотел этого, Игорь, правда, не хотел всего этого насилия... Что же они натворили... Я просто хотел спокойно жить, делать мир лучше. Хотел быть рядом с Олегом. Зачем он всё это устроил?... — Тише, тише, Серёж. Мы все тут дел наворотили, конечно. Но ты виноват меньше всех и у тебя есть шанс на счастливую жизнь. Ешь нормально и поправляйся. Тебя оправдают, будешь дальше спокойно жить и работать. В отличие от многих, ты действительно можешь заниматься созиданием, а не разрушением. — Я без Олега не могу, Игорь... Он был моим единственным близким человеком, у меня никого нет, кроме него. Я не знаю, как жить без него, и как жить с осознанием, что он хотел убить тебя, что он убил по сути родного тебе человека. — Никакие сожаления не вернут Фёдора Ивановича. А Олег жив, ты сможешь прийти к нему в тюрьму и всё обсудить. Что вы будете делать дальше — мне неважно, хоть сбегайте вместе, я не стану этому препятствовать. Главное — не убивайте больше невинных людей. У Серёжи сжимается сердце от осознания: Игорь будто читает его мысли, он всё понимает, хоть и не простил Олега и Птицу. — Игорь, спасибо тебе за всё. — И тебе спасибо. Возможно, ты сейчас винишь себя — от этого никому не станет легче. Но ты отключил дроны и спас Юлю, а это для меня важнее всего, — Гром сжимает руку Разумовского, — я рад, что ты выжил. Отдыхай, Серёж, набирайся сил.