Красным по белому

Боль — как зеркало.

Загляни в него — и ты увидишь свою истинную суть:

голую, дрожащую, прекрасную в своем бессилии.

***

Как много нужно отнять у человека, чтобы его отражение перестало быть им?

***

Внезапно вернулось восприятие окружающей действительности. Лия раскрыла веки. Стены белого цвета. Не просто покрытые краской — создавалось впечатление, что они изготовлены из цельного монолитного материала, без видимых швов и соединений. Даже самые незначительные тени не задерживались на их гладкой поверхности. Она находилась в положении лёжа на кровати. Небольшая, изготовленная из металла конструкция с тонким матрасом, который не издавал звука при попытке совершить движение. Полное отсутствие каких-либо шорохов. Не просто тишина, а гнетущая, всепоглощающая тишь, словно полость ушей заполнена ватой. Лия предприняла попытку откашляться, но звук получился приглушённым, словно её голос был подавлен подушкой. Она приподняла верхнюю конечность. Тремор пальцев. Однако это дрожание отличалось от прежнего, вызванного болезнью. Причина, вероятно, имела другую природу. Химическую. На сгибах локтей были видны внутривенные катетеры. На запястьях — следы от инъекций. И… Браслет. Узкая полоска из металла, плотно обхватывающая правую руку. На ней выгравирован номер: «№4». Лия провела пальцами по цифре. Металл был прохладным, но не обжигающе холодным. Ощущение привычности. Как будто он всегда там находился. Она попыталась принять вертикальное положение — нижние конечности подчинились, однако поверхность под ступнями оказалась странной. Ни холодной, ни тёплой. Нейтральной. Как будто её не существовало. Окно. Небольшое, квадратной формы, с матовым стеклом. Отсутствие ручки. Через него проникал свет — равномерный, без теней и изменений. Лия приблизилась к окну. За стеклом — белизна. Не снег и не туман. Просто ничего. Где-то в глубинах разума возникло воспоминание: — Я очищу тебя до основания, — произнёс чей-то голос. — Как чистый холст. Её верхние конечности машинально потянулись к лицу, к волосам. Где-то в области рёбер возникло ощущение тревоги и паники. Но оно быстро прошло. Потому что дверь — серого цвета, почти сливающаяся со стеной — открылась. На пороге стояла Алиса. В белом медицинском халате. Со шприцем в руке. — Доброе утро, №4, — произнесла она. И улыбнулась. Лишь одной стороной. Алиса вошла в помещение, дверь затворилась за её спиной практически бесшумно. Светлая обувь не оставила никаких следов на идеально чистом напольном покрытии. — К стене. В тоне голоса не допускалось неповиновения. Лия ощутила, как непроизвольно подчиняется приказу. Охлаждённая поверхность коснулась спины. Алиса подошла ближе, в руках у неё блеснул шприц. — Сегодня проводится первичная процедура. Игла проникла в кожный покров шеи легко, словно скользнула. «L-7». Поначалу не было никаких изменений. Затем последовал резкий прилив ощущений. Кожа на руках начала вибрировать, словно под ней что-то двигалось. Швы одежды внезапно стали ощущаться болезненно, словно проволока, нагретая докрасна. Воздух в ротовой полости приобрёл плотную консистенцию с металлическим привкусом. — Это гиперсенсибилизация, — пояснила Алиса, снимая защитные перчатки. Её обнажённые пальцы поблескивали от маслянистой жидкости. — Чувствительность в твоей кожи увеличена в триста раз. Она провела ногтем по внутренней стороне запястья Лии. Острая боль. Сильная, пронзительная, словно в открытую рану влили антисептик. Лия издала крик. — Тише, — Алиса закрыла её рот ладонью. Прикосновение отозвалось ожогом. — Это только начало. Она взяла металлическую щётку с жёсткой щетиной. — Дыши ровно. Первое движение по предплечью. Кожа мгновенно содралась, обнажив влажную красную полосу. Лия попыталась вырваться, но стена не позволяла. — Посмотри. Алиса поднесла щётку к её лицу. На щетинках виднелись частицы кожи. Её кожи. — Видишь? Ты прогнила изнутри. В углу комнаты послышался шорох. Там находился Цербер, его ноздри чутко улавливали запах крови. — Он предпочитает свежее мясо, — Алиса бросила окровавленную щётку псу. Тот с жадностью схватил её и начал грызть. Слюна стекала на пол. Лия заметила, что он моментально впитывает капли крови. — Теперь самое важное, — Алиса достала флакон с прозрачной жидкостью. — Фиксатор. Она вылила содержимое на повреждённую руку. Боль вспыхнула с новой силой. Лия увидела, как края ран стягиваются, срастаются… заживают? Нет. Просто прекращается кровотечение. Чтобы можно было продолжать. — Правила просты, — Алиса провела пальцами по её лицу. Каждое прикосновение вызывало невидимые ожоги. — Не издавать криков. — Не плакать. — Принимать всё, что дают. — Иначе… Она взглянула на Цербера. Пёс зарычал, обнажив зубы. На них виднелись остатки щетины. — Ты поняла, №4? Лия кивнула. Слёзы текли по щекам, разъедая кожу. Алиса улыбнулась. — Хорошая девочка. Дальше будет ещё хуже. Алиса ввела антидот. «L-7-А». Лия ощутила пробуждение кожных покровов. Каждый миллиметр, пора и нервное окончание активизировались, посылая новые сигналы. Она медленно начала сползать на пол. — Поднимись. Она поднялась. Без обуви. Поверхность пола резко начала казаться раскалённой, обжигая ступни. Алиса взяла её за локоть. Каждое прикосновение ощущалось как новая пытка, словно её удерживали раскалённым инструментом. — Направляемся к роялю. Комната 4Б. В центре стоял чёрный «Бехштейн», отличавшийся чрезмерным блеском и безупречностью. Лия узнала инструмент. Её рояль. Тот самый, на котором она играла раньше. — Садись. Она заняла место за роялем. Клавиши были ледяными и необычайно гладкими. Алиса провела рукой по струнам внутри инструмента. Раздался металлический звук. Вместо струн — проволока. Тонкая, острая, с признаками ржавчины. — Исполняй. Лия коснулась клавиш. Первая нота прозвучала чисто. Вторая — дисгармонично. Наступила минута тишины. Затем последовал удар хлыстом по спине. Кожа немедленно рассеклась, тёплая кровь распространилась по позвоночнику. — Не допускай фальши. Лия сделала вдох, стиснув зубы. Следующая нота. Фальшь. Снова удар хлыстом. На этот раз — по шее. Кровь потекла за воротник, прилипла к ключицам. — Ты искажаешь музыку. Алиса наклонилась, взяла её руку и прижала к проволоке. Резкая боль. Кожа раскрылась. Кровь начала капать на клавиши. — Попробуй ещё раз. Лия предприняла попытку. Пальцы дрожали, скользили, размазывая кровь по нотам. Каждая оплошность вызывала новый удар. Каждая дисгармоничная нота — новый порез. Через десять минут пальцы потеряли послушность. — Жаль, — Алиса произнесла, закрывая крышку рояля, но в скорее снова открыла. — Тебе никогда не научиться. Она провела пальцем по следам крови на клавишах, поднесла к губам. — Завтра потренируемся с другим... инструментом. Цербер залаял у двери, чувствуя запах. — Он ощущает твой страх, — Алиса произнесла с улыбкой. — Хочешь, чтобы он присоединился? Лия сомкнула веки. Тьма не наступила. Только красное. Только боль. Алиса неторопливо провела запачканным кровью кнутом по клавишам рояля, оставляя багровые следы на белой поверхности. — Твои успехи оставляют желать лучшего, — прозвучал её голос, почти ласковый. — Вероятно, необходимо… повысить уровень мотивации? Резким движением она вцепилась в волосы Лии и насильно прижала её лицо к инструменту. Холодная полировка рояля ощутимо надавила на щёку. — Кусай. Лия застыла, не двигаясь. Её дыхание оставило едва заметный след на глянцевой поверхности. — Я выразилась ясно — кусай. Челюсти нехотя сомкнулись на клавише «фа-диез». Эмаль издала неприятный звук под давлением. Треск. Мелкие белые частицы рассыпались во рту. Резкая боль пронзила челюсть, отдаваясь пульсирующими волнами в голове. Из кровоточащей десны потекла кровь, смешиваясь со слезами. — А-а-а-аргх! Вопль сорвался непроизвольно, нарушив первое установленное правило. Слёзы, в нарушение второго, обильно оросили залитое кровью лицо. Алиса картинно вздохнула и провела пальцем по мокрой щеке Лии. — Два нарушения. Два соответствующих последствия. Она извлекла из кармана халата хирургические щипцы. Металл зловеще сверкнул в тусклом свете. — Открой рот. Когда Лия попыталась отстраниться, Алиса нанесла резкий удар коленом в живот. Воздух вырвался с хрипом. Пальцы в новых перчатках крепко стиснули челюсти, принуждая их разжаться. Щипцы проникли в ротовую полость. Холодный металл коснулся сломанного зуба. Резкое вращательное движение. Хруст корня, отделяющегося от кости. Треск разрушающейся альвеолы. Лия судорожно забилась в беззвучном крике, когда Алиса извлекла окровавленный осколок и поднесла к свету. — Взгляни, — прошептала она, поворачивая окровавленный обломок. — Как прекрасна пульпа. Почти живая. Цербер, находившийся у её ног, заскулил, его горячее дыхание опаляло голень. — Второе последствие, — Алиса бросила зуб псу, который мгновенно проглотил его. — Сегодня ты останешься без антисептической обработки. Она провела пальцем по разорванной десне, собирая кровь на перчатку. — Завтра, — она облизнула окровавленный палец, — мы повторим попытку. Ты ведь стремишься к совершенству, не так ли? Лия, задыхаясь от крови, машинально кивнула. Пространство вокруг них стало немного светлее. Тьма надвигалась, словно приливная волна. Лия ощущала, как сознание покидает её, утекая сквозь пальцы, подобно мелкому песку. Густая, тёплая кровь медленно струилась по подбородку, оставляя алые капли на груди. Алиса издала тяжелый вздох. — Ничтожество. Она наклонилась и подняла Лию на руки, с лёгкостью, будто та была невесомой. Коридор. Протяжённый. Светлый. Без единого окна. Казалось, стены пульсировали, или это было лишь плодом её воображения? Лия отчаянно пыталась удержать ускользающее сознание, но оно утекало, как вода сквозь пальцы. Её резко опустили на кровать. Простыни были неприятно холодными на ощупь. Во рту чувствовался отчётливый металлический привкус. Алиса быстро разорвала на ней рубашку, движимая не насилием, а необходимостью оценить состояние. — Пять минут, — проговорила она, приложив ладонь ко лбу Лии. — Ты не должна потерять сознание. Она сделала внутривенную инъекцию. «L-9». Приближающаяся скорая помощь. Неотложная. Лия содрогнулась, когда препарат стремительно распространился по кровотоку. Сердце бешено заколотилось, зрачки мгновенно расширились, лёгкие жадно хватали воздух, словно рыба, выброшенная на берег. — Так-то лучше. Алиса осторожно вытерла её лицо влажной тканью. Кровь исчезла. Боль осталась. — Спи. Но Лия не могла заснуть. Не сейчас. Не после всего произошедшего. Алиса пожала плечами, достала шприц. — Тогда мы тебя заставим. Игла проникла в кожу шеи. «L-4». Полная тишина. Поглощающая тьма. Мрак. Непроглядный. Без грёз. Без страданий. Однако, это не продлится долго. Ослепительное сияние. Лия непроизвольно вздрогнула, когда яркий свет прожекторов ожёг её глаза. Она находилась в стоматологическом кресле. Запястья были зафиксированы ремнями. Во рту ощущался привкус металла. В воздухе витал запах антисептического средства. Раздавался звук работающей бормашины. Алиса пристально смотрела на неё сквозь увеличительные линзы. — Очнулась? — произнесла она. Её голос доносился как будто издалека, словно сквозь вату в ушах. Лия попыталась пошевелиться, но безуспешно. — Не дёргайся. Холодные пальцы разжали её губы. Зеркало коснулось её языка. — Разрыв три миллиметра. Неровные края. Алиса взяла в руки иглодержатель. Нить чёрного цвета, шёлковая. Игла проникла в ткань десны без анестезии. Острая боль пронзила челюсть. Лия застонала и закатила глаза. — Тише. Шов затягивался плотно и грубо. Каждое движение нити вызывало новый приступ мучительной боли. Кровь стекала по горлу. Слюна смешивалась вместе с ней. — Глотай. Алиса нанесла ей лёгкий удар по щеке. Глоток. Рвотный рефлекс. — ...Отлично. Последний узел. Ножницы сомкнулись. — Всё. Она поднесла зеркало к лицу Лии. Десна была зашита. Зуба больше не было. — Запомни, — Алиса протянула ей окровавленный инструмент. — Это твоя вина. Не моя. Лия испытывала острую нехватку воздуха. Потоки слёз, смешанные с кровью и слюной, стекали по её лицу и падали на клеёнчатую поверхность, покрывавшую её грудь. Отчаянные попытки говорить не приносили результатов — губы бесконтрольно дрожали, челюсть была скована болезненным спазмом, и лишь хрипящие, булькающие звуки вырывались из её горла. Алиса наблюдала за происходящим с отстранённым любопытством, подобно учёному, изучающему объект своих исследований. — Тебя интересует причина? — прозвучал её голос, мягкий и почти нежный. Она приблизилась, и её тёплые губы едва коснулись окровавленного уха Лии: — Всё дело в твоей исключительности. Пальцы, облачённые в перчатки, провели по щеке Лии, оставляя за собой липкий след антисептика. — Первая пациентка рыдала слишком громко. Вторая оказывала сопротивление. Третья… — Алиса сделала паузу, — Третья оказалась слишком слабой. В углу раздался скребущий звук. Цербер держал в зубах нечто белое и округлое — вырыгнул зуб. — Но ты… — Алиса подхватила уже чистый клык и внимательно рассмотрела его на свету, — Ты демонстрируешь стойкость. Лия закашлялась, выплёвывая кровяные сгустки. — П-почему… я…? — Потому что это необходимо! — Алиса неожиданно хлопнула в ладоши, заставив Лию вздрогнуть. — Мир полон фальшивых нот, дорогая. И кто-то должен их исправлять. Она провела пальцем по клавишам рядом стоящего рояля, извлекая из расстроенной струны резкий, дребезжащий звук. — Завтра начнётся настоящее лечение. Последнее, что увидела Лия перед тем, как тьма поглотила её сознание вновь — это Алиса, с благоговением целующая зуб, словно священную реликвию. Безмолвие. Лия пришла в сознание в помещении, где даже малейший звук собственного дыхания казался недопустимо громким. Стены, покрытые звукоизоляционными панелями, поглощали любой шум, каждый удар сердца, превращая комнату в подобие вакуума, лишённого всякого эха. Попытка издать крик привела лишь к слабому шёпоту, незамедлительно поглощённому мягкой, ненасытной поверхностью вокруг, в то время как голос обычно звучал резко и отчаянно. Ничего. Ни малейшего отголоска, ни ответа. Лишь пульсация в висках, и кровь, медленно стекающая по подбородку, но даже капли не производили привычного звука при падении на пол. Лия плотно зажмурила глаза. Мысли стали оглушительными. Воспоминания захлёстывали её: — Первая пациентка рыдала слишком громко. — Вторая оказывала сопротивление. — Третья… А она — четвёртая. Но далеко не последняя. Пальцы Лии судорожно сжались, но даже скрежет ногтей о клеёнчатую поверхность не достигал её слуха. Она ощущала движение, но была лишена возможности услышать его. Это приводило в безумие. Человек привык существовать в мире, наполненном звуками — шагами, голосами, даже собственными стонами. Но здесь… здесь не существовало абсолютно ничего. Как долго? Минута? Час? Время растягивалось до бесконечности. Лия попыталась считать удары сердца, но сбилась на сорок втором. Затем попробовала беззвучно шевелить губами, произнося слова — но даже вибрации в горле казались чуждыми, как будто тело больше не принадлежало ей. А затем — шаги. Она почувствовала их приближение раньше, чем увидела: лёгкая дрожь в полу, едва уловимое движение воздуха. Дверь открылась бесшумно. Алиса стояла в дверном проёме, одетая в белый халат, её волосы были тщательно убраны, а в руках она держала небольшой метроном. — Ты уже поняла, да? — произнесла она беззвучно, лишь шевеля губами. Лия замерла, не двигаясь. Алиса улыбнулась и включила метроном. Тик. Единственный звук. Резкий, чёткий, как удар ножа. Так. Ещё один. Лия вздрогнула — после долгой тишины даже этот монотонный стук казался оглушительным. Алиса медленно поднесла устройство к её лицу. — Ты слышишь? — снова беззвучные слова, только движение губ. Тик. Так. Лия почувствовала, как по щеке скатывается слеза. — Это только начало, — прошептала Алиса, наклоняясь так близко, что её губы почти касались кожи Лии. — Ты ведь знаешь, что самое страшное — не боль. Тик. — Самое страшное — это ожидание. Так. Метроном продолжал свой отсчёт. А комната продолжала поглощать все звуки. Абсолютно все. Кроме одного. Отражение. Лия пробудилась от ощущения нестерпимой боли в области запястий. Кожа, соприкасавшаяся с ремнями, была травмирована до крови, каждый нерв оголён, любое, даже незначительное, движение отзывалось новым приступом мучительной боли. Однако, она была лишена возможности двигаться. Перед ней возвышалось зеркало. Обширное, беспощадное зеркало, в которое она была вынуждена смотреть. Алиса находилась сбоку, её пальцы, облачённые в перчатки, неспешно перебирали хирургический инструментарий, размещённый на столике. — Три часа, — произнесла она, не отрывая взгляда от инструментов. — Три часа ты будешь непрерывно смотреть. Без возможности прерваться. Без права сомкнуть веки.

***

Дорогой читатель, ты ведь тоже смотришься в зеркало каждый день? Уверен, что узнаёшь себя? Сегодня проверь ещё раз.

***

Лия предприняла попытку отвернуться, но жёсткие фиксирующие устройства, расположенные на уровне ладоней, болезненно врезались в её виски, не позволяя изменить положение головы. И тогда её взгляд упал на отражение. На собственное лицо. Измождённое, лишённое румянца, с выраженными тёмными кругами под глазами, которые утратили свой фиолетовый оттенок и приобрели желтоватый по краям, напоминая увядающие плоды. Губы — потрескавшиеся, с засохшей кровью в уголках. Шея — испещрённая синими прожилками, следами от катетеров, напоминающими извивающихся червей под кожным покровом. Однако наиболее ужасающим был рот. Пустое пространство слева, где ранее располагался клык. Десна — воспалённая, источающая сукровицу, с неровными краями, словно зуб был извлечён не посредством щипцов, а вырван.

***

Зеркала — странные создания. Они показывают не лицо, а его тень. А что, если и тень начинает лгать?

***

Лия издала стон. — Тише, — Алиса приложила палец к её губам. — Смотри. Болевые ощущения приобрели определённый ритм. Пульсирующая боль в челюсти — глухая, нарастающая, словно кто-то забивал гвоздь непосредственно в костную ткань. Раны, расположенные на груди — они дышали, края медленно стягивались, но каждое сокращение мышц приводило к разрыву тонких нитей заживления. И ещё — глаза. Они горели. Слёзная жидкость давно иссякла, теперь оставалось лишь ощущение жжения, как будто под веки насыпали песок. — Два часа пятьдесят минут, — произнесла Алиса, поднимая скальпель. Лезвие инструмента блеснуло в свете лампы. Лия стала дышать чаще, но даже это движение отражалось в зеркальной поверхности, и она видела, как её грудная клетка совершает судорожные движения, как кожный покров натягивается над ребрами. — Ты прекрасна, — Алиса провела холодным металлом по её щеке, не оказывая давления. — Особенно сейчас. Когда осознаёшь. Осознаёшь что? Лия хотела задать вопрос, но слова застряли в горле. Вместо них — только хрип. — Что ты — всего лишь тело, — Алиса наклонилась, её губы почти касались уха Лии. — Кусок плоти, который можно подвергать разрезанию, ломать, перестраивать. И никто не придёт на помощь. В зеркале Лия заметила, как расширяются её зрачки. Как по лицу стекает пот. Как страх становится неотъемлемой частью черт лица. — Два часа сорок пять минут, — Алиса отступила, улыбаясь. — Осталось совсем немного. И тогда Лия пришла к другому выводу. Это не просто пытка. Это урок. Алиса не просто наносила увечья её телу. Она перестраивала разум. Заставляла воспринимать себя — не как человека, а как материал. И что самое ужасное? Это работало. В отражении больше не было Лии. Только — израненная оболочка. Только — боль. Только — тикающие часы на стене, отсчитывающие последние мгновения до того, как лезвие вновь коснётся кожи.

***

Что страшнее — боль или осознание, что ты больше не человек, а просто набор ран?