Сердце Дьявола

Фрэнка мы попросили пересесть со стороны склона, а лучше — вообще на пол. Сами встали напротив лесенки в «грот». Беседка стояла в метре над землёй, балюстрада ещё метр двадцать. Какая-никакая защита. Вход на полтора человека. Трудность была только в том, что нас было трое. Не принимать же всерьёз нежного цветочка с шелковистой кожей. Его тело — его капитал, там царапина не к месту, не то что гематома или распухший нос. А вот противников было одиннадцать, если считать и Марешалля. А почему бы не считать? Вполне себе в соку мужчина. С ним были те самые рожи, что во фраках толклись близ него. Они и сейчас их не сняли. Только расстегнули. Костерукий Жан вышел вперёд и с некоторым интересом рассматривал наши морды: — Добрый вечер, мсье, — начал он на галакте, — Полагаю, вы неверно поняли наши намерения. Понимаю, — Улыбочка была замечательная, не змеиная, скорей слепиковая. Это зверь такой. Вроде крота земного, но норы не роет. Просто у него глаза интересно расположены — на лапах. А первые колонисты решили, что раз на морде нет, то и нигде нет. Морда у него острая и пасть круглая. Как у червяка. Но он может её чуть растягивать, тогда она на застёжку-зиппер похожа. Вот и этот хрен травяной свой шифер так растягивал. — И в чём же упования ваши? — тоном патера вопросил Мартин, чуть прижимаясь спиной к моему боку. Мы стояли лесенкой — Пауль, я, Мартин. Так удобней принимать и «прокатывать» налетающих сукиных детей по кулакам. Особенно, когда их много. — Ну, во-первых, я бы очень хотел выкупить у вас ту сучку, что игнорирует меня уже третий раз. Я Марешалль, мсье, — он гордо вздёрнул нос — Мне не отказывают. Тем более — отсосники. Ой, дядя, какого ты о себе мнения… Небось среднего сакс-аристо переплюнешь. — А во-вторых? — спросил Мартин и чуть склонил голову набок. — А во-вторых, мсье, я имею к вам деловой разговор. — Вы хотите сделать предложение и не приемлете отказа, так? — спросил я. — От моих предложений, мсье Рондель, не отказывается никто. Никто, — повторил он, словно смакуя это слово. Да, сучок, от скромности ты не умрёшь, это точно. — Никто, кроме отсосников. Третий раз, — уточнил я. Его это явно задело. Ишь, оскалился: — Ну, ты-то довольно известная сучка, Рондель, — Ага, тон изменился, сейчас прыгнет, крыса благородная, — Про то, как ты перетрахался с половиной контрабандеров, легенды ходят. Но советую всё-таки подумать, прежде чем принимать неверное решение. — Легенды преувеличивают, — Ухмыльнулся Мартин, — Ладно, мсье, становится скучно. Что вы хотели нам предложить? Жан вернул на лицо благодушие. Его слушаться начали. Вроде бы. Конечно, за ним десяток рыл, а тут от силы три с половиной. Беспроигрышный вариант. Его люди стояли молча, только иронично поглядывали. Один — с усами и бородкой — методично наматывал на пальцы полоску ткани. — Эти скоты Альенде где-то раздобыли стокилограммовый ингридий, — Начал он, перебирая в пальцах розу. Откуда достал только? — Они привезли его тайно, никто не знал. Я полагаю, что привезли его именно вы, мсье Рондель. Немного найдётся спейсманов, способных сесть не на бетон, а на песок. Тем более — местный, текучий. И вы-то, как раз, это можете, — Он кивнул, ничуть не сомневаясь в своих словах, — Мне известно, что вы из пыльных кратеров добро поднимали, что вы первоклассные пилоты, оба. — Благодарю за комплимент, сениор Марешалль, — Я втянул воздух, сырой, напоеный ароматами тропического леса воздух, — Но я не привозил этого кристалла. Если вы хотели знать где они растут, то — увы — мне это неведомо. — Я не идиот, мсье Рондель. На ваш корабль ставят сейчас лучшие машины, какие только можно найти. Верфь «Б. Шмидт» работает в три смены. Они торопятся, мсье Рондель. А торопиться они могут лишь потому, что кристалл начал подгорать и всё вот это… — Он ткнул большим пальцем через плечо — На последнем издыхании. Они вас посылают за новым. Или новыми. Так что вы будете знать. А я тоже хочу знать. Более того, — Жан сорвался на крик — Иметь! Этим миром правят Марешалли и Конде, мсье Рондель! Альенде и Совкины должны знать своё место! Их участь — шахты и выплавка металла, а энергия, — Он притопнул ножкой в крокодиловом ботинке — Это наша прерогатива и должна быть нашей всегда! А потому вы привезёте ингридий не в эту кучу песка, а в Ле-Бурго, ясно?! Оп-па, да ты истеричка, оказывается. — Сожалею, мсье, — Пропел я, — Но я фройлян честная, у двоих разом не сосу. Он рассмеялся: — Достаточно у меня. Кстати, не хочешь отведать? Я больше чёрненьких люблю, но рыженький тоже прикольно. — Вы мсье, малость путаете мою профессию, — Ответствовал я, ухмыляясь, — И хобби. К том же у меня на выбор два — чистеньких и крепеньких. А с вашей клешнёй, мсье, помыть тяжеловато будет, полагаю. Он даже споткнулся, но сдержался, сверля меня снизу вверх взглядом странных золотисто-рыжих глаз. Свита за его спиной начала улыбаться, один фрачник мне даже палец оттопыреный показал. Эти ребятки оценили искусство собачиться на грани фола. — Знаешь, честная мадемуазель, ты всё-таки отсосёшь у меня сегодня. Я так хочу, — Заявил он и стянул перчатку с клешни. И поднял. Муттер-фаттер! Это была и впрямь клешня. Три сведённых в конус стальных пальца. Но не круглых, а треугольных. Настоящее копьё. Острое и с режущими кромками. Вот сучий потрох. Я достал платок и, глядя ему в глаза, намотал на руку тряпочный кастет. В ответ Марешалль лязгнул своей железной рукой: — Им удобно и растягивать, — Заявил он, снова демонстрируя свой забор. Да эта хреновина в основании с кулак! Таким растянешь. Под шампанскую бутыль! Вот только эта растяжка будет последней в жизни. Грани разорвут сфинкер и прямую кишку. Несчастная жертва истекает кровью, бьётся в агонии. Но Жан Марешалль получает своё. Ему же не отказывают. — Тварь! — Ответил я, глядя ему в зенки, — Чтоб тебя на неструганый кол посадили. На термитник. Хрен тебе по всей морде, а не отсос с товаром. Пауль отбил код мне по спине: «Пацан смылся». Меня это не удивило, я бы и сам так поступил. Трое против одиннадцати — никаких шансов. Голые руки против стальной клешни, трёх заточек по сути, — ничто. — Рыжего и чёрного живьём, — Бросил Жан своим людям. И они бросились вперёд. А изящная тварь отступила и демонстративно срезала клешнёй кончик сигары. — Я тебе так же срежу! — Пообещал он, — Бош ёбаный! Мы приняли первого на кулаки, я рванул его за шиворот, дал в печень и перекинул Паулю, который довёл дело до конца ударом по ушам. Фрачник свалился, как подкошеный. Второй огрёб от Мартина подсечку, я дал ему корпусом и мы с Паулем толкнули его на ступеньки, по которым он и скатился, заставив ещё двух спрыгнуть в стороны. Группа встала и начала растягиваться. Они поняли, что во фронт нас брать — гиблое дело. Один в отключке и один с синяками на рёбрах. Девять рыл. И десятый сигару курит. Ну, живым не сдамся. Слева и справа хрипло дышали парни. Люди Марешалля обходили нас с двух сторон. Я сплюнул на пол, мазнул ребят локтями. Не можешь обороняться — контратакуй. Мы рванули одновременно с ними, когда они повисли на каменных перилах, как колбасы в погребе. Рванули вниз по лестнице на вытаращившего глаза Марешалля. Что, суки, не ждали? А это сила и воля, десант и Кайзермарине. Пауль и явил эту силу, на бегу врезав лягушатнику по уху, пока тот не опомнился и не применил свою жуткую хреновину. Только крокодиловые ботинки в воздухе мелькнули. А затем мы рванули, как от патруля. Даже быстрей. Ветки хлестали нас по мордам и животам, трещали под ногами, норовили свалить. Позади орали фрачники и виртуозно матерился на франко Марешалль. Почему матерился? Да потому что я хоть и не силён в лангуаже, но «мерде кошон» и «дьябло руж» понять смог. Погоди, я тебе покажу «кошон», поросятина прилизанная. Интересно, а если бы ты узнал, что меня посылают не за ингридием, а за хреновиной раз в сорок мощнее? Да ты бы сейчас что похлеще орал. Мы вырвались на дорожку и втопили от души. Близ башни фрачникам придётся втянуть когти. Всего-то с километр бежать. Раз-два, раз-два, дыши ровно, держи шаг. В беге побеждает не быстрый, а тот, кто дыхание держит. Слева затрещали кусты и на дорожку вывалились трое. Они были в одних рубашках, расстёгнутых и вызелененых. Мы проскочили мимо них, Мартин ещё успел одному по носу локтем зацепить. Разрыв дистанции был минимален, но сразу взять ровный темп эти лягухи не смогли. Приотстали метров на десять. Мимо пролетали у земли красноватые фонарики. Мы повернули на более широкую дорожку и поперёк неё стояла цепь. Синяя цепь с чёрными ремнями. Нас они пропустили, а вот этих сучьих деток нет. Затрещали разряды и три тушки свалились под ноги охранникам, как мешки с дерьмом. Мы остановились, дыша, как не знаю кто. Элефант и то потише дышит. Горло драло напильником, пот заливал глаза. Я схватился за колющий изнутри бок. Пауль отирал лицо ладонями, под глазом у него разливался синяк. Мартин вообще повалился на каменную скамейку, от его рубашки клочья остались. И пуговица на ниточке. — Сениор, ну вам же сказали беречь спину, — Укоризненно протянула сениора Марика Альенде, сучка хитрожопая, — Дина, проводи этих безрассудных сениоров, пор фавор. Она повернулась к старшему охраннику с двумя нашивками на рукаве: — А этих — в Лес! — Слушаюсь, донья Марика, — Пробасил кудрявый здоровяк и склонил голову. Каштановая Дина смотрела на нас с улыбкой: — Зря вы отказываетесь от удовольствий, — Заметила она, — Жизнь коротка, сеньорес. Сегодня вы герои, без сомнения. Не каждый решится дать отпор самому Жану-Разрывателю. У ступеней крыльца нервно перебирал свои цепочки Фрэнк. Перебирал и смотрел на нас влюблёнными глазами. А над ним, на террасах было полно народу и они все перешёптывались, показывали друг другу на трёх оборвышей, щёлкали наручами. Вот же блин, интересно, в кого из нас так влямзился Фрэнк и в чью фотку Зелёный Кошон потом будет метать дротики? Нет, всё-таки в «Алькантаре» не соскучишься, это точно!