Ты заслуживаешь большего

***

Элиса не любила вечера. Вечера — это когда устают даже стены. Когда усталость становится физической, и всё, чего хочешь — уткнуться в чью-то грудь и молчать. Но она давно научилась держаться. Давно стала той, кто никогда не просит. Той, кто всегда «справляется». Сейчас она стояла за барной стойкой, просматривая отчёты и на ходу отвечая на вопросы двух новых сотрудников. — Уточни, когда именно были перебои с поставкой миндального молока, хорошо? И… — она повернулась к бариста. — Софья, тебе стоит быть увереннее с клиентами. Ты отлично работаешь, просто не извиняйся за каждую мелочь. Ты не виновата, что кто-то пришёл в плохом настроении. Софья кивнула, немного растерянно, но с благодарностью. — Поняла, Элиса. Спасибо. Именно в этот момент зазвенел колокольчик над дверью. Звук резкий. Не обычный. Как если бы ветер прорвался внутрь. Или — как если бы внутрь вошла власть. Тишина повисла на долю секунды. Элиса не сразу подняла голову. Не потому, что не почувствовала. А наоборот — почувствовала слишком остро. Как холод пронзает кожу даже сквозь ткань. Как в теле поднимается всё — кровь, пульс, желание. Кейт. Элиса вскинула глаза. И замерла. Высокая, точёная. Чёрные брюки, сапоги на тонком каблуке, длинный тёмный плащ, шея открыта — надменная и прекрасная. Волосы гладко убраны, лицо спокойное, слишком спокойное. Взгляд — ледяной, выверенный. Опасно красивый. Словно вошла не женщина, а гроза. Кейт подошла к стойке, даже не удостоив взглядом других. Все её внимание было на Элисе — точнее, на том, как она дышит. Быстро. Глубоко. Так дышат, когда уже не борются — а отдаются. — Ты уставшая, — почти шёпотом. Но голос глубокий, холодный, сдержанный. Командный. Не вопрос. Констатация. Элиса чуть прикусила губу. И вместо ответа — кивнула. Как послушная девочка, хотя перед подчинёнными всегда держала подбородок высоко. — Ты знала, что я приеду? — Кейт продолжала смотреть прямо в неё, будто сквозь ткань, плоть, мысли. — Нет, но… — Элиса вздохнула, и её голос чуть дрогнул. — Но я надеялась. И в этот момент Кейт сделала шаг ближе. Она не целовала её как в дешёвом кино. Не хватала за талию. Просто наклонилась. Касание губ — медленное, ленивое, выверенное. А руки Элисы, будто на автомате, легли ей на грудную клетку. Осторожно, но с такой потребностью, что можно было бы услышать, как дрожит воздух между ними. Рядом что-то глухо брякнуло — Софья выронила металлический кувшин для молока. Артур поднял глаза от планшета, нахмурился. Но не сказал ничего. Ни один из них не посмел нарушить магию, которая будто обволокла пространство вокруг этой пары. Кейт оторвалась первой. Губы чуть влажные. Взгляд — неизменно ровный. — Заканчивай с делами. Я жду. Элиса сглотнула, её пальцы на груди Кейт едва заметно сжались — как будто не хотели отпускать. — Хорошо, Госпо… — она вовремя прикусила язык, но было поздно. Один слог, сорвавшийся почти шёпотом, упал в тишину как камень в воду. С дрожащими кругами. Повар напрягся. Бариста замерла. Но Кейт только чуть усмехнулась. Не злорадно. Хищно. Так, как будто ей это нравилось. Что все всё слышали. Что Элиса не смогла сдержаться. Что слово «Госпожа» родилось у неё на губах само собой. Потому что оно было правдой. И только теперь — спустя эти прикосновения, дыхание, недосказанность — начали зарождаться взгляды. Вопросы. Подозрения. Но все молчали. Потому что, видишь ли, когда рядом такая женщина, даже слова теряют значение. Пальцы Элисы ещё лежали на груди Кейт, когда та едва заметно опустила взгляд на них, будто взвешивая их вес, их право быть там. И решила — позволить. Сейчас. Здесь. Но не на долго. Кейт чуть наклонилась, её губы прошлись у самого уха Элисы. Не дотрагиваясь, но будто прожигая: — Ниже держи, зайка. Ты знаешь, где им место. Элиса выдохнула. Глубоко. Медленно опустила ладони, позволив им скользнуть вниз — на талию Кейт, туда, где их меньше видно. Где почти прилично. Почти. — Я думала, ты приедешь позже, — сказала она негромко, улыбаясь. Та самая улыбка, которой удостаиваются единицы. — Я соскучилась, — просто ответила Кейт. Это не было признанием. Это было фактом. Несколько секунд — тишина. Софья, стоявшая у кофемашины, выглянула из-за стойки, заметив, что начальница стоит с кем-то. Впервые — с кем-то. Артур подошёл чуть ближе, кивая Кейт вежливо. — Добрый вечер. Я Артур, если что. Кейт кивнула в ответ, всё ещё не отводя взгляда от Элисы. — Кейт. — Мм… подруга? — спросила Софья, подходя сзади и чуть толкая Артура локтем, мол, скажи уже. Элиса повернулась к ним, вдруг вспомнив, что вообще-то она не одна. — Мы вместе. Уже полгода, — проговорила она и поймала на себе восхищённые и немного ошарашенные взгляды. Софья моргнула, растягивая губы в неуверенной улыбке: — Полгода? И вы… Никто не знал. — Именно, — мягко, почти лениво сказала Кейт, наконец посмотрев на них. — Нам не было необходимости делиться. Элиса чуть смутилась от тона, от того, как просто и весомо Кейт выстраивала стены вокруг их личного — не враждебные, а изысканные, хрустальные. Прозрачные, но недосягаемые. — Я… мы просто удивлены. Ну, ты же… — Софья замялась, — …всегда одна. А тут… — А тут — не одна, — тихо подтвердила Элиса, взглянув на Кейт. Не было смысла притворяться. Да она и не хотела. Артур усмехнулся, но искренне: — Повезло вам. Элиса — она… очень крутая. — Знаю, — ответила Кейт. Не «согласна». Не «да». Знаю. Словно это — очевидность. Софья явно хотела спросить больше. Может, как познакомились. Может, как держатся друг за друга так уверенно. Но Кейт снова посмотрела на неё — ровно, спокойно. И девушка только поправила фартук, будто вспомнив, кто перед ней. — Нам пора, — сказала Кейт, обращаясь снова к Элисе. — Или у тебя ещё дела? — Только взять сумку, — тихо ответила та. — Я подожду у двери. Она обернулась и пошла, не оборачиваясь. Ровная осанка, шаги уверенные, взгляд — в никуда. Или во всё сразу. Когда дверь за ней закрылась, в кафе будто на секунду стало тише. — Я думала, ты одна, — прошептала Софья. — А у тебя вот такая женщина. Элиса, боже… Та только улыбнулась, пряча волнение в уголках губ. — Я не одна уже давно. — Идеальная пара. Она как… как айсберг. Только ты знаешь, что под поверхностью, да? Элиса ничего не ответила. Потому что да — только она знала. И это знание жгло её изнутри. Кейт стояла у входа, спиной к улице, спокойно наблюдая за вечерней суетой кафе. Свет падал на неё мягко, будто даже лампы здесь подстраивались под её настроение. Элиса вышла из подсобки, застёгивая пальто. В этот момент между ними снова пробежал невидимый ток — лёгкий, как дыхание. Она подошла ближе, чуть тише, чем надо было, чтобы говорить. — Я готова. Кейт опустила взгляд, встретилась с её глазами, и еле заметно кивнула. Ни одна из них не касалась другой, но напряжение между телами было почти физическим. — Хорошо, — сказала Кейт. Затем обернулась к ребятам. Софья и Артур уже стояли чуть ближе, не навязчиво, но явно надеясь на возможность попрощаться. В их взглядах — то ли уважение, то ли неуверенность, то ли всё вместе. Кейт не торопилась. Сначала она оглядела их обоих, будто запоминая. Потом сказала спокойно, без улыбки, но и без холода: — У вас хорошая команда. Умные, дружелюбные. Это видно. — Мы стараемся, — тихо ответила Софья. Она выглядела чуть напряжённо, но сдерживала волнение. Элиса заметила это, и ей даже захотелось улыбнуться — чуть-чуть. — Надеюсь, — сказала Кейт, — вы понимаете, насколько вам повезло работать рядом с ней. Она не сказала “с вашей начальницей”. Не сказала “Элисой”. Она не сказала вообще лишнего. Но было ясно, о ком идёт речь. — Поверьте, понимаем, — вмешался Артур, на удивление уверенно. — Просто… Ну, это неожиданно. Мы не знали, что вы вместе. Полгода, да? — Полгода, — подтвердила Элиса. Сначала ей показалось, что голос чуть дрогнет, но нет — она сказала это уверенно. Спокойно. Словно выдыхала целую жизнь, которую всё это время скрывала в груди. — Ты никогда… не показывала, — с мягким недоумением добавила Софья. — Мы всегда думали, что ты… ну… одна. Элиса слегка усмехнулась, глаза скользнули к Кейт. — Быть с кем-то — не всегда про то, чтобы показывать. Иногда это просто… часть тебя. Кейт в этот момент не сказала ничего. Но один её взгляд был громче любого признания. Пару секунд тишины — и Кейт наконец наклонила голову, словно давая знак прощаться. — Спасибо за вашу работу, — сказала она. — Постарайтесь сохранить то, что она здесь строит. Без самодеятельности. Без лишнего интереса. Она делает всё правильно — не мешайте. Не угроза. Не приказ. Просто констатация. Но от этой фразы у Софьи по спине пробежал холодок, а Артур сглотнул. — Конечно, — быстро сказал он. — Без вопросов. — Рад был познакомиться, — чуть теплее добавил. — И я, — кивнула Софья. — Хорошего вечера вам. Кейт развернулась к двери, как будто разговор завершён. Элиса обернулась на сотрудников: — Завтра как обычно. Я вернусь к обеду. — Конечно. Спокойной ночи, Элиса, — тихо, почти с восхищением сказала Софья. — Пока, — добавил Артур. — И… удачи. Элиса только кивнула. Когда они вышли и двери за ними закрылись, в кафе стало чуть тише, будто воздух тоже выдохнул. Софья стояла неподвижно, потом прошептала: — Это было как… как будто кино. Артур усмехнулся: — Это не кино. Это она. Просто с нею. Кейт обошла капот и села за руль, не спеша пристёгиваться. Элиса в это время устроилась в кресле, приглушённый свет внутри машины скользнул по её лицу. Она смотрела в окно, будто давала себе пару секунд, чтобы переварить всё: удивлённые лица ребят, их вопросы, реакцию Кейт — такую хладнокровную, такую… неизбежную. — Ты была жестокой, — тихо сказала она. Слишком спокойно для обвинения, слишком тепло для осуждения. Кейт завела двигатель, и мотор заурчал низко, будто знал — впереди не просто поездка. — Я была честной, — ответила она, не глядя. — И достаточно вежливой для людей, которые задают слишком много лишних вопросов. — Они просто удивились. — Пусть привыкают. Внутри Элисы что-то дрогнуло. Не страх — нет. Это было другое. Глубже. Почти болезненно приятно — ощущение, что она принадлежит той, кто всегда говорит просто, но попадает в самую суть. Пусть привыкают. — Знаешь, они правда не знали. Ни намёка. — А тебе важно, кто знает? — Кейт повернула голову на долю секунды. Взгляд был спокойным, но в нём теплилась игра — тонкая, красивая, как змеиная кожа на солнце. Элиса покачала головой. — Нет. Мне важно, чтобы ты знала. Кейт усмехнулась. Низко, едва заметно. И повернула ключ до конца — машина тронулась с места. — Хорошо, что ты это понимаешь, — сказала она после паузы. — Я не для витрин. Я для тебя. На секунду стало почти невыносимо — слишком близко к сердцу, слишком прямо. Но в машине было темно, и можно было позволить себе чуть больше. Элиса посмотрела на неё сбоку, глаза чуть затуманились. — А ты для витрин бы и не подошла. — Почему? — Потому что на тебя не смотрят. На тебя… падают. Кейт резко свернула с главной дороги, на узкую боковую улицу, окружённую фонарями и вязью теней от деревьев. — Ты не знаешь, как ты сейчас говоришь, — сказала она спокойно. — Я просто… — Ты просто моя. Вот и всё. Элиса замолчала. Внутри — не пустота. Внутри — странное тепло, медленно расползающееся по груди, будто её только что накрыли тёплым пледом. Она сидела спокойно, смотрела в окно, позволяла себе дышать глубже. С Кейт можно было. — Знаешь, — прошептала Элиса спустя минуту, — я раньше боялась, что если кто-то узнает, всё сломается. — А теперь? Голос Кейт был ровным, но в нём пряталось настоящее: внимательность, мягкое давление, безмолвный приказ — отвечай честно. Элиса покачала головой, слегка улыбаясь. — Теперь я думаю, что всё сломается, если ты исчезнешь. — Я не исчезаю. Я выбираю, где быть. — И ты выбрала меня? Кейт взглянула на неё быстро — коротко, но достаточно, чтобы Элиса снова ощутила, как всё внутри мягко опадает, будто усталое сердце наконец находит под собой подушку. — Я выбрала тебя ещё до того, как ты это поняла. — И после паузы, с мягкой усмешкой: — Ты была упрямая. — Я и сейчас упрямая, — слабо засмеялась Элиса. — Сейчас ты — моя. А это немного другое. Тепло в голосе Кейт было почти неуловимым, как шёлк, скользящий по коже. Они ехали молча, и только через несколько минут Элиса вдруг нахмурилась. Посмотрела на поворот. На фонари. На чужие улицы. — Это не дорога домой, — сказала она тихо, почти с удивлением. Но в её голосе не было страха. Только вопрос. Кейт не сразу ответила. Повернула на тихую улочку, вдоль которой стояли дома с приглушённым светом окон. Потом наконец сказала: — Нет. Не домой. Но туда, где тебе будет… по-настоящему хорошо. — Где это? — Место, которое я обустроила для тебя. Не только для тела. Для сердца. Для покоя, которого ты не умеешь просить. Для желания, которое ты боишься показать. Для себя — настоящей. Элиса замерла. Повернулась к ней — медленно, с замиранием. — Ты… Кейт кивнула. — У нас будет ключ. И тихие ночи. Там пахнет деревом и моим кофе. Там стены помнят твой голос. Она выдохнула чуть тише. — Я хочу, чтобы у тебя был дом. Настоящий. Не только работа, не только бизнес. — А ты? Кейт повернулась к ней полностью. И на лице её впервые не было власти. Была только правда. — Я — и есть твой дом. Здесь можно будет отпустить. Расплавиться. И — самое сладкое — захотеть большего. Не просить. А заслужить. — Мы… куда? — В отпуск. На пять дней. — Что? — Элиса развернулась к ней, почти рассмеявшись. — Ты арендовала… что, прямо сейчас? — Прямо сейчас. С пятницы по вторник. Это почти как каникулы. Только без детей и с обязательным ежедневным развратом. Элиса фыркнула, закусила губу, но взгляд у неё стал куда мягче. — А работа? — Ты берёшь отпуск. Не спорь. — А универ? — Всего три пропуска. Твои преподаватели это переживут. Кейт бросила на неё быстрый взгляд, прищурилась. — А если нет — у меня есть аргументы. Хочешь услышать один? Элиса только покраснела и отвернулась в окно. — Ты издеваешься, — пробормотала она. — Я даю тебе то, что ты заслужила, малышка. Голос Кейт стал ниже, мягче. — Ты выложилась. Ты была великолепной хозяйкой, преподавательницей, женщиной. Теперь — отдыхай. Мне нужно, чтобы ты не думала, а чувствовала. Все пять дней. Элиса глубоко вдохнула. Глаза стали влажными — от счастья. Она кивнула. — А ты? — Что — я? — Это был твой выпуск. Твоя группа. Ты тоже заслужила. — Угу. — Кейт… ты же им гордишься? — Горжусь. Она сказала это так просто, так ровно, без фанфар. Но в тоне было столько спокойной гордости, что Элиса всё поняла. — Они были лучшие, да? — Да. Десять человек. Все с результатами. Все — мои. Но теперь они почти свободны. Наставничество в лайтовом режиме. Кейт усмехнулась. — На этой неделе им не понадоблюсь. Я слишком хорошо их подготовила. — Как и меня? — Нет. Кейт повернулась к ней и улыбнулась чуть шире. — Тебя я всё ещё хочу готовить. Элиса залилась краской. — Кейт! — Что? — она рассмеялась. — Мы уже не те девочки, что сидели в первом кафе. — Ты тогда мне даже не улыбнулась. — Я знала, что ты будешь моей. Не хотела торопиться. — И сейчас ты всё ещё не торопишься? — Нет. Сейчас я уже просто веду тебя в место, где ты будешь лежать. Их глаза встретились — и в этой паузе было всё. Нежность, власть, голод, предвкушение. — Где это место? — хрипло спросила Элиса. — В Севилье. — Севилья? — Атмосфера — как в мексиканском фильме. Жара, медленные вечера, вино, белая постель и балкон с видом на пальмы. Кейт коснулась её руки. — Я выбрала его, потому что там ты сможешь… раствориться. — Раствориться? — Исчезнуть, как Элиса-босс. Остаться только как моя женщина. Моя девочка. Поняла? Элиса кивнула, глядя на дорогу, которая уносила её в тишину, в жар, в ласку. И в то место, где она могла быть собой. Не сильной. Не строгой. А желанной. Любимой. И — ведомой. Дорога, ведущая в Севилью, становилась всё более пустынной, как будто сама Испания оставляла им пространство — только для них двоих. Музыка играла негромко — что-то латинское, ленивое, ритмичное, как прикосновения по внутренней стороне бедра. В машине пахло кожей, дорогим парфюмом Кейт и чем-то, что становилось всё явственнее — ожиданием. — И сколько ты всё это готовила, а? — спросила Элиса, уставившись в лобовое стекло, будто боялась смотреть в её сторону. Голос её был уже не таким ровным. Она то и дело сжимала подлокотник, как будто хотела — но не решалась — положить руку на бедро Кейт. — Достаточно долго, чтобы ты не могла сказать «нет», — отозвалась та. — Я бы и не сказала. — Знаю. Кейт не смотрела на неё. Она вела машину с той самой холодной грацией, от которой у Элисы по спине шли мурашки. Она будто держала всё под контролем — не только руль, но и её мысли. Её дыхание. Её голод. — Тебе удобно? — вдруг спросила Кейт, мягко, почти заботливо. — Очень. — Жаль. — Почему? — Потому что скоро будет… немного по-другому. Элиса чуть откинулась назад и выдохнула. — Ты не можешь молчать хотя бы минуту, чтобы я не стала мокрой? — Нет, малыш. Ты ещё не поняла? Я не хочу, чтобы ты переставала течь. Она повернула к ней лицо, и в глазах её горела та самая стальная власть. Та, от которой Элиса всегда сдавалась первой. — Весь этот путь — не просто отдых. Это… праздник. — Какой? — Твой. Моей женщины. Моей девочки. Моей собственности. Кейт усмехнулась. — Я хочу, чтобы ты забыла, как говорить «я». Только «мне можно» и «мне нужно». — А если… — Никаких «если». Она мягко, почти не касаясь, провела пальцем по внутренней стороне запястья Элисы. — Когда мы приедем… ты будешь делать только одно. Смотреть на меня и умолять. — Умолять… о чём? — О том, чтобы я разрешила тебе быть собой. Моей. Текущей, дрожащей, благодарной. — Кейт… — М-м? — Ты сводишь меня с ума. — Только начинаю, сладость. Там будет бассейн. Кейт усмехнулась. — Я хочу, чтобы ты в него вошла в белом белье. Или без него. Медленно. Пока я сижу с бокалом и смотрю. — Ты больная. — Только от тебя. Они рассмеялись одновременно — и в этой тишине дороги, в этом покое, внутри, в груди, зарождалось что-то большее. Что-то, чего нельзя было коснуться — но можно было отдаться. — Элиса… — Кейт посмотрела на неё. — Ты понимаешь, что для меня ты не просто женщина? Ты — смысл. И всё, что будет происходить дальше, — это моя благодарность. Моя страсть. Мой контроль. Элиса тихо кивнула, едва сдерживая дрожь в голосе. — Я готова. — Нет, детка. Кейт хрипло выдохнула и провела языком по внутренней стороне губ. — Ты не готова. Но я обещаю: к утру ты будешь не просто готова. Ты будешь принадлежать мне всем телом. И каждой фантазией, о которой пока даже не подозреваешь. Дорога закончилась неожиданно — прямой линией, уткнувшейся в высокие белые стены. Свет фар скользнул по идеально гладкой поверхности, не выдавая ни намёка на то, что скрывается за ними. Только массивные ворота, которые тут же начали открываться, едва Кейт нажала кнопку на пульте. — Это не дом, это крепость, — выдохнула Элиса, отодвигаясь от стекла. — Это мы. Без чужих глаз. Машина медленно проехала внутрь. Сразу стало тише. Будто мир за воротами исчез. Только шёпот шин по каменной дорожке и редкие звуки ночной природы. Внутри — мягкий свет фонарей вдоль дорожек, аккуратные кусты, ровная зелёная трава, и сам дом: белый, большой, но без показного величия. Простые формы, много стекла, которое отражало луну и немного их самих. Слева — бассейн, тёмная вода с отблесками света. Рядом — удобные кресла с подушками, журнальный столик. Дальше — открытая гостиная под навесом: диван, пледы, свечи в стеклянных фонарях. Уют, но под контролем. Как и всё, что выбирает Кейт. Она остановила машину и повернулась к Элисе. — Вышли. Элиса подчинилась молча, щёлк дверцей, вдохнула ночной воздух. Пахло солью, дорогим вином из недавнего магазина и жасмином, который рос где-то у стены. Она выпрямилась, огляделась. На секунду забыла, как дышать — настолько здесь не было ничего лишнего. Ни звуков города. Ни дел. Ни кафе. Ни напряжения. Только они. Кейт подошла сзади, не прикасаясь, просто встала рядом, пока ворота за ними медленно закрывались, издавая тихое глухое «щёлк». — Здесь ты отдыхаешь, Элиса. Здесь ты моя. — Я всегда твоя, — прошептала она. — Просто… только тут это можно не прятать. Кейт усмехнулась. Медленно провела пальцами по её руке, чуть ниже плеча. — Сейчас ты не управляешь кафе. Не та, у кого подчинённые. Ты — моя девочка. Понимаешь? — Да, Госпожа. Голос Элисы дрогнул. Так легко срывался — то от доверия, то от того, как приятно было снова это сказать. Как будто выключили внутренний шум. Она не думала, кем была в городе. Она уже была здесь — в этой закрытой вселенной, где позволено всё. Где она может раствориться. Отдаться. — Умница, — шепнула Кейт. — Пошли. Нам нужно поговорить. И не только. Элиса пошла за ней к дому — босиком, не думая о туфлях, оставив их у машины. За ней — тепло света, запах свечей. Перед ней — тень женщины, к которой тянется каждая её клетка. Дом встретил их прохладой — не холодной, а той, что бывает только в идеально продуманном пространстве: где нет ни пылинки, ни напряжения. Белые стены, мягкий свет от встроенных ламп, стеклянные панели, за которыми мерцала вода бассейна. Элиса прошла внутрь босиком, чувствуя гладкий пол под ступнями. Кейт закрыла за ними дверь и сняла куртку — медленно, не спеша, будто это было начало чего-то большего, чем просто ночь. Они прошли через просторную гостиную. Диван, длинный и тёмный. Книги, вазы, свечи. Полумрак, который создавал настроение. И именно тогда Элиса увидела её. Дверь. Она выделялась из всего остального — чёрная, матовая, строгая, как взгляд Госпожи в моменты, когда не терпится научить. И посреди этой холодной строгости — розовый бантик. Аккуратный. Идеально завязанный. Как на крышке дорогой подарочной коробки. Элиса остановилась, сердце ударило быстрее. — Это что?.. Кейт обошла её и остановилась рядом, как будто оценивая свою работу. — Это — для тебя. — Что внутри?.. — А ты зайди. Узнай сама, — она обернулась, улыбнулась — медленно, уверенно, с таким теплом, от которого у Элисы дрожали пальцы. — Или боишься? — Нет. Я… просто не ожидала. Это… — Тогда вперед. дверь отворилась с лёгким щелчком, и прохладный воздух окутал Элису, когда она шагнула внутрь. поначалу показалось, что комната пуста. высокая, светлая, с панорамными окнами, от которых открывался вид на ограждённый двор, бассейн и ровные линии сада. но в этой «пустоте» было всё: мягкий, пушистый ковёр, в который ноги проваливались, как в сливочное молоко; встроенный камин в чёрном камне; стены в благородном серо-пепельном оттенке. просторно. тепло. минималистично. интимно. идеально. она повернулась к Кейт — глаза блестели. — Госпожа… — выдохнула Элиса, обводя всё взглядом, — вы хотите сказать… эта комната?.. Кейт молча кивнула, взгляд уверенный, немного игривый. но только немного. ей не нужно было показывать свою власть. она была властью. — вы знали, — Элиса чуть рассмеялась, ступая по ковру босыми ногами, — знали, что я просто обожаю пушистые ковры. специально, чтобы я на коленях… да? Кейт облокотилась плечом о дверной косяк. — ты же сама говорила, что «жёсткий пол — враг сабмиссива». я просто прислушалась. — она приподняла бровь, взгляд лениво-оценочный, но внутри него играло пламя. — это комната из Пинтереста. — Элиса смеялась, кружась немного по комнате. — ну вы только посмотрите. камин. вид. этот… этот зловеще мягкий ковер… вы хотите, чтобы я распласталась на нём в первых же пяти минутах, да? — нет, — сказала Кейт, подходя ближе, — я хочу, чтобы ты не поднималась с него всё это время. — ну и амбиции у моей Госпожи. — Элиса покачала головой, смеясь, пока не почувствовала, как тонкие пальцы обвили её талию, а ладони скользнули вверх — вдоль рёбер, под грудью, чуть-чуть, подразнить. — амбиции, говоришь… — Кейт нагнулась к её уху, — ты только подожди, пока я тебе покажу, какие ещё инвестиции я сделала в эту «пустую» комнату. Элиса захохотала, уронив голову ей на плечо. — вы и в делах, и в порочности одинаково талантливы, Госпожа. — я бы даже сказала — гениальна. — Кейт прикусила её мочку, и язык скользнул по ней так, будто обещал гораздо больше. — ну тогда… — Элиса выпрямилась, глаза сияли, лицо раскраснелось от страсти и смеха, — покажите мне весь ваш гениальный план. хотя бы его начало. — с удовольствием. но для начала… — Кейт потянулась за её рукой и провела к самому центру комнаты. — я хочу, чтобы ты встала на колени. просто почувствовала, какая ты здесь маленькая. и как много тебе можно дать — если ты будешь слушаться. Элиса без слов опустилась. на ковёр. в её комнате. перед своей Госпожой. …мяу? звонкий, крошечный звук будто пробежал по комнате. Элиса замерла, голова слегка наклонилась вбок. — ты это слышала? — спросила она, оборачиваясь, пока Кейт чуть насмешливо наблюдала за её внезапной реакцией. ещё один мяук. чуть ближе. Элиса метнулась взглядом в сторону стены… и её дыхание перехватило. — о боже… там, у стены, на мягком ковре, уверенно стояла на тоненьких лапках крошечная белоснежная кошечка. она выглядела так, будто вышла из самого милого сна: огромные чёрные глаза, крохотные ушки, чуть дрожащие лапки… и розовый бантик на шее. тот самый, что совпадал с тем, что висел на двери. развязанный легко, почти как символ. не сдавливая, а обозначая. всё внутри Элисы сразу растаяло. всё, что было сильным, уверенным, хищным — исчезло. в один миг. она осторожно подошла к кошечке, присела на колени — инстинктивно, без мыслей. рука дрожала. котёнок поднял голову и снова мяукнул, мягко, доверчиво. — Госпожа… — выдохнула Элиса, но голос сорвался. — вы… она посмотрела на Кейт, в глазах стояли слёзы, в уголках губ дрожал смех — неверие и счастье в чистом виде. — я правда… это… — она твоя, — мягко сказала Кейт, всё ещё у дверей, но голос был обволакивающе тёплым. — и да, настоящий подарок не комната. ты же не подумала, что я решила удивить тебя ковром? ну, милая моя… Элиса осторожно взяла котёнка на руки, прижимая к груди, будто боялась, что он исчезнет. он мяукнул, замурлыкал, и ткнулся мокрым носиком в её шею. в этот момент Элиса и заплакала. настоящие слёзы — чистые, тихие. не от слабости. от того, что её сердце не выдерживало столько нежности. — я… — она не могла говорить, — вы даже не представляете… я… — я знаю, — Кейт уже подошла, обняла её сзади, чуть склонившись, чтобы поцеловать в висок. — я знаю, как ты смотришь на котят на улице. как ты останавливаешься возле витрин зоомагазинов. как ты однажды уснула с видео про приюты в руках. — она такая… она крошечная… и бантик… — Элиса всхлипнула, гладя крошечное тельце, — вы правда хотите, чтобы у нас был… наш котёнок? — я хочу, чтобы у нас была семья. — Кейт сказала это просто. — а семья — это не только ты и я. это всё, что мы растим и храним вместе. Элиса прижалась к ней, держа котёнка, который уже уютно устроился у неё на груди. — я не верю, что заслужила всё это… Госпожа… это слишком. — тогда… — Кейт обвила её чуть крепче, — постарайся заслуживать дальше. каждый день. и помни: теперь ты не просто моя. ты — мама. их смех слился с мягким мурчанием. в комнате с чёрной дверью, розовыми бантами и настоящей любовью. Кейт присела рядом на мягкий ковер, опираясь рукой о пол, и с живой, искренней улыбкой наблюдала, как Элиса всё ещё укачивает в ладонях крошечное пушистое создание, будто боится, что оно исчезнет, если моргнёт. Сама Кейт выглядела расслабленной, довольной, и по-своему… тронутой. Только она это, как всегда, носила глубже под кожей, чем Элиса. — Ну что? — Кейт склонила голову, ее глаза чуть прищурились в игривом интересе. — Как зовут нашу девочку? Элиса вскинула взгляд и на миг словно потерялась. Её губы приоткрылись, она моргнула, перевела взгляд обратно на котёнка, потом снова на Кейт. — Я?.. — она чуть улыбнулась, а потом тихо, будто стеснялась: — Я не хочу выбирать. Кейт мягко фыркнула. — Почему это? Элиса отвела взгляд, проведя пальцами по ушку кошечки. — Потому что… — она осмелилась поднять на Кейт глаза. — Это слишком… слишком важное решение. И я хочу, чтобы оно пришло от вас. Госпожа… Кейт приподняла брови, выпрямилась, и внутри неё что-то дрогнуло — приятно, как всегда, когда Элиса так просто отдавалась ей. Даже в таких вещах. Это было так… в их духе. Так естественно. — Ты буквально умоляешь меня назвать твоего котёнка, — прошептала Кейт, в голосе хрипотца удовольствия, — Ты невыносимо моя, знаешь? Элиса чуть закусила губу и кивнула. Она ничего не говорила, только гладила пушистое тельце у себя на руках. — Хорошо. — Кейт протянула руку, провела пальцами по мягкой спинке кошечки. — Тогда её будут звать… Хлоя. — Хлоя… — с восторгом повторила Элиса. — Да, ей подходит. Маленькая Хлоя… — Крошечная. И уже с характером. — Кейт усмехнулась. — Точно твоя. Они рассмеялись обе, чуть переглянувшись, в этом смехе было и счастье, и игра, и то самое ощущение: «мы — здесь, в своём мире». А рядом с ними стояла большая коробка. Кейт заранее поставила её у стены, даже не надеясь, что Элиса сразу обратит внимание — и правильно. Теперь было время. — Посмотри, — Кейт кивнула в сторону коробки. Элиса осторожно подошла с Хлоей на руках, присела и заглянула внутрь. У неё глаза чуть округлились. — Это всё?.. Внутри лежало всё, что может понадобиться маленькой кошке: две миски — одна с золотой окантовкой, вторая матовая, мягкий плед с розовыми цветами, щётка, специальная еда, игрушки, даже маленький жёлтый мячик, и… да. Тонкий, изящный ошейник, чёрный с золотой пряжкой. Совершенно не для ношения. Скорее — для красоты. Как символ. Как изящная деталь их вкуса, а не попытка контролировать. — Я подумала, — сказала Кейт спокойно, — раз ты называешь её нашей, то она должна войти в наш дом красиво. Элиса провела пальцем по ошейнику, не сдерживая улыбку. — Ей это подойдёт. И к бантику тоже… — она замялась. — спасибо вам, Госпожа. правда. за это всё. это… это больше, чем подарок. — Это начало, милая. — Кейт подошла ближе и провела рукой по её затылку, поглаживая, утешая и поднимая настроение одним жестом. — Теперь у нас семья. И котёнок — её первая часть. Хлоя в этот момент мяукнула и… чихнула. Тихо, прелестно, как и всё в ней. И Кейт, и Элиса захохотали одновременно. Элиса склонилась над коробкой, перебирая всё то, что Кейт предусмотрительно подготовила. Она уже была тронута до слёз — всё это внимание, забота, даже плед в её любимых тонах… и тут взгляд зацепился за нечто странное, будто спрятанное специально, аккуратно уложенное под пледом. Тонкий, черный ошейник с золотистой пряжкой. Только — большой. Намного больше, чем тот, что уже красовался на шейке Хлои. Она замерла, сердце словно опустилось в живот. На губах появилась дрожащая улыбка, но взгляд был растерянно-взволнованным. — Госпожа?.. — она чуть повернулась, но Кейт уже стояла рядом. Спокойная, уверенная. С тем самым хищным, властным выражением лица, от которого у Элисы всегда перехватывало дыхание. Кейт не сказала ни слова — просто взяла ошейник в руки, подошла к Элисе вплотную, обняла за талию и, глядя в глаза, надела украшение на её изящную шею. Плотно, но комфортно. Аккуратно, с почти трепетной внимательностью, которая контрастировала с тем, какое возбуждение хлестало под её кожей. Ощущение защёлкнувшегося замочка будто пронеслось через всё тело Элисы. Она охнула. Не нарочно. Просто не сдержалась. Её дыхание участилось, она прикрыла глаза. Это было оно. Это был момент, когда она не просто принадлежала — она чувствовала это. Физически. Символически. Абсолютно. — Ты теперь точно в своей шкурке, — выдохнула Кейт, прижимаясь губами к её уху, шепча, обжигая дыханием. — Моя. Видишь, даже твой ошейник рядом с Хлоиной. Совпадение? — Нет… — голос Элисы дрожал, — это… это самое правильное, что когда-либо было со мной. Кейт вцепилась в её бедра, подняла лицо Элисы за подбородок и прошептала, глядя в глаза: — Ты выглядишь в нём так, будто хочешь, чтобы я сорвала с тебя остатки контроля. Элиса чуть усмехнулась сквозь расплавленное желание: — А если я уже его потеряла? — Тогда это будет красиво. Их губы встретились — страстно, требовательно. Без языка, но с обилием языка по губам — влажные, глубокие поцелуи, которые говорили гораздо больше слов. Кейт слегка потянула зубами нижнюю губу Элисы, та тихо засмеялась, возбуждённо, как девочка, которую сорвали с крючка. — Сука… — прошептала Кейт, — такая красивая, такая послушная. В ошейнике — просто идеал. — А вы знали… — начала Элиса, едва отрываясь от её губ, — что если бы вы просто протянули руку и приказали лечь — я бы сделала это молча, на колени, в ту же секунду? — Я не сомневалась. — Кейт целовала её шею, грудь, кожу над ошейником, обводя его пальцами, как обруч, оберег, метку. — Потому что ты моя. И ты хочешь, чтобы я пользовалась тобой. Элиса кивала, губы полураскрыты, дыхание сбивчивое. На постели, у подушки, Хлоя лежала клубочком и вылизывала лапку, изредка поднимая голову на звуки вокруг. Безмятежная, как будто знала — она теперь часть семьи, где любовь носит ошейники и выражается в безграничном принятии. — У нас сегодня первая ночь в новом доме… — прошептала Кейт, — так что я собираюсь показать тебе, как много ты заслужила. И что значит быть моей. Элиса прикрыла глаза и прошептала: — Сделайте со мной всё, что захотите. Кейт молча опустилась на край высокой кровати, спина прямая, колени — широко, вызывающе. Она неторопливо расстегнула три верхние пуговицы своей свободной черной рубашки, элегантной, как и всегда. Под ней — обнажённая грудь, тонкая кожа, ключицы, шея, будто нарисованные для власти. Она щёлкнула пальцами — коротко, чётко, между своих бёдер. Элиса не понадобилось второго зова. Она почти ползком, на дрожащих руках и коленях, добралась до своей Госпожи. Колени подогнулись, подбородок чуть приподнят, рот приоткрыт — она жадно ловила воздух, в котором витал только один аромат: Кейт. Её аромат, её вкус, её власть. — На колени. — голос был низким, сдержанным, но горячим как прикосновение к раскалённому металлу. Кейт провела двумя пальцами под ошейником Элисы, между кожей и плотной лентой. Потянула вверх — резко, точно. — Выпрямись. Элиса подчинилась сразу, выгнулась так, чтобы только колени и ступни оставались на полу, а бёдра упёрлись в край кровати, между крепко сомкнутыми ногами Госпожи. Поза была вызывающе подчинённой: её тело словно замерло в напряжении — готовое, открытое, полностью для Кейт. И Кейт не сдерживалась. Она застонала, прижимая Элису бёдрами, вжимая её ближе, глубже, туда, где пульс жизни бил под кожей. — Такая нужная… — выдохнула она и тут же впилась в губы своей девочки — голодно, громко, с мокрыми щелчками. Их дыхание смешалось, сердца колотились в унисон, руки скользили по рёбрам Элисы, обхватывали талию, грудь, сжимали сквозь тонкую ткань. Но Элиса уже не могла сдерживаться. Без разрешения — но с горящей преданностью — её губы спустились к виску Госпожи. Она целовала вену, пульсирующую так близко к коже, с напором, с голодом, словно хотела впитать каждую каплю. Затем — засос. Тёмный, дерзкий, вровень с пульсом. Кейт простонала, хрипло, гортанно, спина выгнулась. Она царапала пальцами спину Элисы через ткань, срываясь на стоны, пока вся раскрепощённость, вся власть её тела расползалась горячими волнами от губ любимой. — Оставь мне следы. — Кейт шептала, а потом командовала. — Чтобы все знали, кому ты принадлежишь. Чтобы сама не забывала. Элиса отвечала не словами — губами, телом, каждой мышцей. Она растворялась в этом, как в сакральной правде. И всё, что было за пределами этой комнаты — их нового мира с закрытыми белыми стенами, мягким ковром и тихо мурлыкающим котёнком — переставало существовать. Элиса, не сдерживая себя, тихо, но с явным желанием, спросила: — Госпожа… можно… мне коснуться вас? Я так… хочу. Её голос был мягким, но в нём чувствовалась вся та нужда, которая заполняла её изнутри. Она тянулась к Кейт, чувствуя, как сердце бьётся быстрее, как горят её щеки от желания. Кейт смотрела на неё, её глаза сияли тёплым светом, но в них также читалась буря эмоций. Она откинулась назад, её дыхание стало глубоким и ровным, но тяжёлым. В её ответе звучала власть и, одновременно, желание. — Детка… — её голос был наполнен нежностью, но одновременно был настолько властным, что это заставляло тело Элисы напряжённо дрожать. — Сегодня не сессия. Сегодня мы просто любим друг друга. Ты можешь всё. Всё, что хочешь. Я соскучилась по тебе. Мне нужно тебя, Элиса… Ты заслуживаешь всего. Запах вишневого бальзама для губ Элисы переплёлся с тёплым, манящим ароматом шоколадного геля для душа, который всегда был любимым у Кейт. Эти запахи, такие разные, но в то же время идеально сочетающиеся, словно олицетворяли их отношения: сладкая, почти невинная потребность Элисы и густая, уверенная власть Госпожи. Аромат кожи Кейт — такой знакомый, такой уверенный, будто сам по себе заставлял Элису чувствовать себя на своём месте, в том, что ей так хотелось. Кейт внимательно следила за каждым движением Элисы, ощущая, как её дыхание становится более прерывистым, как её губы почти невольно приоткрываются от сладкого напряжения. Одной рукой Кейт аккуратно, но уверенно проводила вдоль плеча Элисы, затем спустилась ниже, почти касаясь живота, чувствуя, как та замирает от прикосновения, её тело напрягается. Другой рукой она слегка поднимала подбородок Элисы, заставляя её взгляд встретиться с её собственным. Кейт не спешила, не торопилась с действиями, оставляя в воздухе это напряжение, которое так возбуждало, сама же наслаждаясь этим моментом. — Ты такая… нуждающаяся, — прошептала Кейт с едва слышимой улыбкой на губах, продолжая аккуратно, но с явным чувством контроля, гладить её кожу, не скрывая свои томные выдохи. Кейт быстро осматривается, уверенная, что их новый котенок не теряется в новом доме. Она забирает Хлою в свои руки, мягко поднимает её, как драгоценную игрушку, и ставит на мягкий ковер. Ее движения уверенные, но неторопливые, словно они сами не могут позволить себе замедлиться. — Закрой дверь, детка… Чтобы Хлоя не вышла и не потерялась, — говорит она с этим вкрадчивым тоном, который вызывает у Элисы дрожь в животе. Ее голос низкий, почти шепчущий, но с тем, что всегда звучит как приказ. Элиса мгновенно реагирует, поднимаясь с дивана, но движется не спеша, с теми же почти нервными торопливыми шагами, как будто не хочет отпускать Кейт ни на секунду. Она аккуратно закрывает дверь, вглядываясь в темный коридор, словно пытаясь удостовериться, что они оба еще здесь — в этой комнате, в этом доме, где их границы стерты, а время будто бы теряет значение. Элиса медленно возвращалась к Кейт, взгляд её был направлен вниз, чтобы не задеть их котенка, который мирно лежал на мягком ковре. Когда она подошла к Госпоже, её сердце билось быстрее, и, не раздумывая, она плюхнулась на колени перед ней. Тело Элисы мягко приземлилось на ковёр, ощущая его приятную текстуру, а её лицо оказалось рядом с ногами Кейт, вскоре — прижалась к её животу, вдыхая в легкие аромат своей Госпожи. Элиса поднялась чуть выше на коленях, медленно, почти с благоговением, обвивая руками талию Кейт. Её пальцы слегка дрожали, касаясь ткани рубашки, ощущая под ней силу и тепло тела. С каждым движением она словно убеждалась, что это правда — ей разрешено. Это не было про власть, это было про то, как сильно она скучала, как тосковала, как выживала в разлуке, вспоминая вкус кожи, силу взгляда, обволакивающий запах. Кейт, не отводя взгляда, наблюдала за каждым её движением. В её глазах — тишина, принятие, уверенность. Она обвила руки вокруг плеч Элисы, притягивая к себе, и их лбы соприкоснулись. Этот миг длился вечно. Две женщины, две роли, два сердца, бьющееся в унисон. — Я тоже скучала, детка, — прошептала Кейт, и голос её дрогнул, хотя она старалась говорить твёрдо. — Сегодня ты можешь всё. Элиса прижалась лбом к груди Кейт, будто ища в её дыхании ответ ещё до того, как задала вопрос. Голос её был почти не слышен, хриплый от желания, тревоги и трепета. — Госпожа… — выдохнула она, но в этом слове было не подчинение, а мольба. — Можно… мне сегодня… не спрашивать больше? Ни о чём. Можно я просто… буду делать то, чего хочу? Как чувствую? Позволить себе всё? Слова давались с трудом — не потому что Элиса не знала, что сказать, а потому что не была уверена, что имеет право просить. Она привыкла слушаться, привыкла к указаниям, и сама мысль о такой свободе пугала и возбуждала одновременно. Кейт молча смотрела на неё несколько долгих секунд, потом медленно подняла пальцы к подбородку Элисы, заставляя её поднять взгляд. — Сегодня ты не подчинённая. Сегодня ты моя. Целиком. Без условий, без приказов, без границ. Детка… ты имеешь право на всё. Её право — было быть рядом. Полностью, свободно, горячо. Кейт поцеловала её — властно, глубоко, не оставляя ни малейшего сомнения в том, кто здесь ведёт. Язык уверенно проник внутрь, переплетаясь с её, направляя, подчёркивая каждый мягкий толчок страсти. Элиса издала приглушённое «ммм…», тёплое и почти дрожащее, внимая этому прикосновению с полной отдачей. Её тело откликалось с преданным трепетом, а губы мягко отвечали на напор, следуя за Кейт. Нежные, слегка протяжные звуки вырывались между вдохами — «ммм…», будто каждая нота была признанием в том, как сильно она скучала, как жадно ловила каждое прикосновение. Пальцы Кейт в это время скользнули вдоль рёбер, легко, но уверенно, и спустились по талии, будто подчеркивая, кому принадлежит это дрожащее, трепещущее тело. Она впилась в губы Элисы, на этот раз с особым напором назад, заставляя её спину согнуться, и откинуться назад, давай ей больше открытого пространства на теле, и взялась целовать шею, ключицы, вдыхая в легкие аромат своей девочки. Она держала её, без всяких усилий, как пушинку, и откровенно наслаждалась её громкими выдохами, будто мелодией.  Голос Кейт звучал спокойно, но с тем характерным оттенком, от которого у Элисы сердце сжималось и в то же время разрывалось от трепета. — Встань. Элиса подчинилась без единого вопроса. Медленно поднялась с колен, и её колени едва не подогнулись — от внутреннего напряжения, от желания, от безмерного уважения к женщине перед ней. Она дрожала. Не от страха — от силы момента. — Останься в белье, — последовал следующий приказ, и Элиса едва слышно выдохнула, словно отпуская волнение. Она молча подчинилась. В этот момент Кейт сама шагнула ближе и, не сводя с неё взгляда, сняла с себя верхнюю одежду — с той безмолвной грацией и уверенностью, которую могла позволить себе только она. Элиса смотрела, затаив дыхание, в её каждом движении читалась абсолютная свобода и власть. Они стояли напротив друг друга, дыша в одном ритме, будто в этой комнате воздух существовал только между ними. Элиса смотрела снизу вверх, будто впитывая каждую деталь Госпожи — каждую тень, каждую линию на теле, которое она знала наизусть и каждый раз будто видела впервые. Кейт была как из камня — подтянутая, собранная, сильная. У неё была спина, которую Элиса мечтала трогать даже во сне, — широкая, мощная, при этом грациозная. Плечи — маскулинные, как у греческой статуи, и от одного их вида у Элисы всё внутри сжималось и таяло одновременно. А сама она — тоже в форме, с тонкой талией, мягкими очертаниями мышц, грациозными движениями, будто из танца. Но всё это исчезало в её сознании, когда Кейт смотрела на неё — так пристально, так глубоко, что хотелось утонуть. Элиса чувствовала, как течёт. Внутри, снаружи — вся, без остатка. И в этом взгляде не было одного только вожделения. В нём была любовь. И желание быть для неё всем — телом, душой, подчинением, восторгом. Кейт подошла вплотную, их тела почти соприкасались, между ними будто не было воздуха — только напряжение, жар и желание. Электричество пульсировало в сантиметрах, которые таяли каждую секунду. Она мягко, но уверенно толкнула Элису на кровать. Та послушно легла на живот, затаив дыхание. Кейт тут же нависла сверху, её колено оказалось между бёдер сабмиссивной, и, без слов, она раздвинула её ноги шире, вдавив бедро чуть глубже. — Вот так, — прошептала она низко, сдавленно, позволяя бедру надавить сильнее, — чувствуй, детка. Кейт мягко касалась губами шеи Элисы, как будто оставляла на коже признания — не в словах, а в прикосновениях. Она двигалась медленно, будто боялась спугнуть тишину, в которой жило их единение. Легкие поцелуи скользили вдоль позвоночника, вызывая у Элисы дрожь, будто волна мурашек пробегала по телу, отражаясь эхом внутри. Она чувствовала, как под её ладонями дышит любовь. Всё, что происходило между ними сейчас — было не просто страстью. Это было воссоединение. Кейт прошептала тихо, почти беззвучно: — Я так скучала по тебе, детка. До боли, до бессонных ночей… И это было правдой. В каждом слове — нежность, в каждом движении — обет. В комнате было тихо, как в глубокой ночи, только где-то сбоку их кошечка тихонько мурлыкала, свернувшись клубочком у ножки кровати. Её мягкое урчание, почти сливаясь с дыханием Элисы, заполняло пространство тонким ощущением дома, безопасности и настоящего “мы”. Элиса дрожала под телом Кейт. Бедра сами собой двигались, нежно, будто её тело просило больше, глубже — не физически, а именно душой. Она выдохнула имя Госпожи с такой нежной мольбой, будто каждое касание было её спасением. — Кейт… я так люблю тебя… — едва слышно прошептала она, головой уткнувшись в подушку, а пальчики вцепились в белоснежную простыню, как будто держась, как последняя надежда оставаться в реальности. Кейт склонилась ниже, прижалась всем телом, ощущая, как под её коленом мягко и отчаянно пульсирует кожа между бедер Элисы. Она прижалась губами к её уху, провела ладонью вдоль руки и прошептала: — Я с тобой. Всегда. И в этой фразе было всё — власть, тепло, и любовь, от которой захватывало дух. Наконец, когда Кейт почувствовала, как Элиса невольно дрожит под её рукой, она взяла её за плечи и мягко перевернула на спину, не давая ей ни секунды на раздумья. Она смотрела на её лицо, как тот самый момент, когда Элиса, не в силах больше сдерживаться, стонала, с каждым разом всё сильнее. — Ты моя, — тихо, но уверенно сказала Кейт, наклоняясь и оставляя лёгкий поцелуй на её губах. Она не отрывалась от Элисы, пока не увидела в её глазах полный ответ: «Я твоя». Элиса, не дождавшись, когда Кейт отстранилась, резко потянулась, вскинув бедра, и едва ощутимо, но всё же позволила себе почувствовать жар её тела. Она обвила руки вокруг Кейт, но губы всё равно не могли оторваться — их поцелуи становились всё более страстными, а кожа между их телами пульсировала всё сильнее. — Госпожа… — прошептала Элиса, её голос был низким, слегка дрожащим. — Я хочу быть твоей. Всегда. Могу ли я позволить себе… всё? Кейт, чувствуя, как её сердце начинает биться быстрее, прижала ладонь к животу Элисы, и ответила с тем, что теперь казалось обязательным: — Можешь. Сегодня ты можешь всё. Ты моя, и я твоя. Мы сделаем это. Ты просто позволь себе быть тем, кем хочешь быть со мной. Я готова. Элиса смотрела на неё опьяневшими глазами, и немного с трудом выдавила из себя: Элиса не сразу решилась — взгляд у неё блуждал по лицу Кейт, полному силы и спокойствия. — Ляг, пожалуйста, на спину… — прошептала она наконец, почти робко, но с тем напряжённым теплом, что рождалось, когда желание встречалось с доверием. — Мм, любовь моя, конечно. — По телу прошлась волна мурашек, но её состояние не мешало ей контролировать, почти не делая для этого ничего. Кейт не спрашивала зачем. Она лишь выдохнула через нос, коротко и чуть улыбнулась, будто почувствовав, как для Элисы важно это движение. Плавно, без лишних слов, она легла на спину, позволяя Элисе быть ведущей — сейчас, в этот момент, ей хотелось отдать ей всё. Для Элисы это была не просто просьба — это был шаг в новую грань их связи. Её сердце стучало так, будто она делает признание, и, когда Кейт легла, подчиняясь с лёгкой готовностью, у Элисы по коже прошёл жар. Она знала — её Госпожа доверяет. Даже тогда, когда не нужно говорить вслух, за них всё говорит прикосновение. Элиса медленно соскользнула с кровати, спускаясь вниз, пока не оказалась на коленях у самого края. Она оперлась руками о мягкий матрас, будто на мгновение собираясь с дыханием. Бросила взгляд вниз — Хлоя всё ещё была в углу комнаты, удобно свернувшись клубочком и мирно мурлыча себе под нос. Убедившись, что котёнок в безопасности и не мешает, Элиса снова сосредоточилась на Кейт. С нежной решимостью она провела руками по внутренней стороне бёдер любимой, чуть разводя их в стороны. Всё происходило с той почти священной тишиной, что бывает только между людьми, знающими друг друга до кончиков пальцев. Её язык стал поглаживать внутреннюю часть бедра Госпожи, а губы целовали, так горячо, оставляя влажную дорожку. Губы скользнули по белоснежному белью, целовали, сразу же вызывая с уст Кейт протяжной вдох, а руки сжались. Но она держалась за частицы своей стеснительности, совершенно взбудоражена происходящим. Длинные пальцы Элисы чуть сдвинули промокшее белье, а язык принялся слизывать идеально гладкую промежность.  Она провела руку за ногу Кейт, и обхватила его, чуть сжимая, пока губы безостановочно целовали складочки, потом живот, оставляя везде мокрые поцелуи.  Три пальца Элисы стали массировать складочки промежности, с последующим развратным звуком, а Кейт не сдержавшись, выдохнула так громко, что можно склонить это больше к всхлипу. Элиса, удерживая тонкую ткань трусиков одной рукой, другой осторожно отодвинула капюшон, обнажая набухшую, чрезмерно чувствительную головку клитора. Язык мягко скользнул по ней, и Кейт выдохнула резко, почти со всхлипом — стон был громким, сладким, отдающимся в животе.  — Ты вся дрожишь, — выдыхает Кейт, и в её голосе не столько удивление, сколько удовлетворённая власть. Элиса склоняется ниже, руки её аккуратны, движения почтительны. — Я… просто хочу быть хорошей. Для тебя. Только для тебя. Кейт хмыкает тихо, чувствуя, как её тело отзывается на каждое прикосновение. Она не теряет контроля — даже сейчас. — Так и есть. Ты моя хорошая девочка. Моя жадная. Элиса стонет, чуть сдавленно. — Скажи ещё. — Скажу, — прошептала Кейт, прикусив губу. Она выгибается навстречу ласке, но взгляд всё такой же властный. — Только если заслужишь. Элиса склонилась ниже, но не решалась пойти дальше. Тогда Кейт, сдавленно выдохнув, приподняла бедра навстречу — чуть, но достаточно ясно. — Не тяни, — хрипло. Элиса чуть дрожала. — Прости… ты просто такая… такая… — Делай. И слушай, как мне хорошо. Поняла? Тон Кейт был ниже шепота, но он вонзался под кожу. Она застонала — коротко, глухо, срываясь. — Так… вот так. Ммм… чёрт, Элиса… Её пальцы вцепились в простынь. Она почти не говорила — только короткие приказы, редкие стоны, и всё тело напряжено. Но даже сейчас — контроль оставался за ней. Кейт резко втянула воздух сквозь зубы, голова откинулась назад, и только после долгого, протяжного стона она выговорила: — М-медленно… чёрт, медленно… ты слишком жадная… Её голос дрожал, но в нём всё ещё звенела та же холодная власть. Элиса застыла, взгляд метнулся вверх — как будто каждое слово Госпожи ударяло током. — Смотри на себя, — Кейт закашлялась от собственного стона и выругалась сквозь хрип —, блядь… только коснулась тебя — и уже текёшь, как последняя. Она коротко рассмеялась, но дыхание сбилось, и в следующем вздохе снова был стон, сорвавшийся почти нечаянно. — Скажи, — прошептала она, грудь тяжело вздымалась, — скажи вслух, насколько ты грязная… и почему тебе это нравится. Элиса всхлипнула, будто ей не хватало воздуха — не от страха, а от унижения, сладкого, как яд, и желания угодить. Элиса всхлипывает, взгляд затуманен. Она выдыхает рвано, словно каждое слово — борьба с желанием: — Я… я грязная. Я… хочу, чтоб ты так говорила со мной. Хочу, чтоб ты ставила меня на место… Кейт улыбается, прикусив губу — взгляд у неё такой, будто она наслаждается каждой дрожью, каждым унижением своей девочки. Она опускается чуть ниже, хватает Элису за волосы — не сильно, но так, что та сразу поддаётся, словно выученный рефлекс. — Правильно, — голос её уже не ровный, а хриплый от возбуждения. — Грязная, послушная, мокрая. Моё удовольствие — это единственное, что для тебя должно существовать. — Да… твоё… — Элиса не в силах говорить связно, рвущиеся стоны перебивают каждое второе слово. — Я… я делаю это только для тебя… потому что я твоя… твоя… Кейт вновь выругалась глухо и низко, будто звук сам вырвался на волне напряжения, пронзившей всё тело. — Заткнись. — Голос её был не жестоким, а почти ласковым, но именно поэтому Элиса едва не застонала вслух. — Просто продолжай. Я посмотрю, сколько ты выдержишь, пока сама не захлебнёшься от желания. Элиса послушно затихает, прикусывает губу — движения становятся более отчаянными, почти отчаянно преданными. Она будто растворяется в реакции Кейт: в том, как та тяжело дышит, чуть выгибает спину, как пальцы сжимаются на простынях. Кейт выдыхает сквозь стиснутые зубы: — Блядь, Элиса… — стон смешивается с хрипом, и она сжимает бёдра, но не мешает — наоборот, будто хочет сломаться от удовольствия, но держит контроль, именно потому что не хочет его терять. Она запрокидывает голову назад, волосы сбиваются на лоб, дыхание рваное, горячее: — Ещё… — голос ломкий, но повелительный. — Ты у меня такая послушная, да? Скажи. Элиса шепчет, едва касаясь губами кожи: — Я твоя. Твоя хорошая девочка. Я сделаю всё… Кейт, всё. Кейт хватает её за запястье и тянет ближе, дыхание сбивается: — Так и останешься. Поняла? Даже когда трясёт, даже когда умоляешь — всё равно будешь моей, до конца. Элиса кивает, и с губ её срывается сдавленное: — Да… Госпожа… Кейт схватила Элису за волосы, прижимая её голову, и почувствовала, как вся её мускулатура напрягается в ответ. Лёгким, уверенным движением она заставила Элису поднять взгляд. — Ты моя, — прошептала Кейт, и это было не просьбой, а утверждением. Элиса задыхалась, её грудь поднималась быстрее, сердце бешено билось. Она не могла говорить, но её тело было в её руках, и это было достаточно. Кейт не отпускала её волосы, контролируя её дыхание, и только слегка подтянула голову, приказывая: — Молчи, когда я решаю. Элиса не могла сдержать стон, но моментально вспомнила технику светофора, которую они выработали. Один хлопок по бедру — зелёный. Она глубоко вдохнула, готовая подчиняться. Зеленый. Кейт почувствовала, как Элиса, не задумываясь, отреагировала. Она снова слегка подтянула её волосы, чтобы Элиса могла увидеть её взгляд, полный гордости. — Умница, — похвалила Кейт, её голос был тихим, но полным одобрения. — Ты помнишь правила. Хорошая девочка. Через несколько секунд, два быстрых хлопка — желтый. Элиса замерла, понимая, что нужно быть осторожной, но и не отступать. Три хлопка — красный. Это будет предел. Кейт снова подтянула её за волосы, и Элиса почувствовала, как её тело сжимается от ожидания, готовое к дальнейшему развитию. Элиса задыхалась, прижатая щекой к теплой коже Кейт, в ней всё дрожало — от чувств, от усилия, от желания быть идеальной. Нос был прижат к гладкому лобку, и она немного задохнулась от собственных стонов, а вязкая слюна стекала с нежных губ. Она сделала два быстрых хлопка по бедру Кейт. Сигнал. Желтый. Кейт сразу же отпустила её волосы, ладонями уперлась в матрас и, не меняя тона, мягко и твёрдо спросила: — Что случилось, малышка? Элиса тяжело глотала воздух, не в силах сразу говорить. Только стон, рваный, с дрожью, вырвался из её груди. Она опустилась на Кейт, прижимаясь щекой к её животу, обнимая её всем телом — и будто растворяясь в этом касании. — Прости… — прошептала она. — Мне просто нужно было чуть больше воздуха… я в порядке… прости… — Тсс, — Кейт провела пальцами по её волосам. — Умница. Ты вспомнила технику. Я горжусь тобой, слышишь? Элиса кивнула, продолжая обнимать её, и оставила один за другим несколько нежных, влажных поцелуев на её животе — будто извинялась и благодарила одновременно. В её прикосновениях было всё: любовь, преданность и безмолвная мольба продолжать, когда будет можно. Когда дыхание Элисы немного выровнялось, она приподнялась, поцеловала Кейт чуть выше пупка — медленно, с благодарностью — и мягко забралась выше, устраиваясь на её бёдрах. Её руки легли на живот Кейт, пальцы скользнули вверх — по бокам, по рёбрам, выше — к груди, по плечам, вверх к шее, словно запоминая на ощупь каждую линию. Она гладила её с благоговением, с трепетом, с нуждой. Кейт чуть всхлипнула от прикосновений — низко, сдержанно, но это был уже не просто выдох. В том стоне было напряжение, которое она больше не могла удерживать. Элиса наклонилась, и их губы встретились — в поцелуе жадном, влажном, но при этом почти благоговейном. Стоны Кейт растворялись в их поцелуе, дрожали на губах Элисы, как признание без слов. — Госпожа, — прошептала Элиса между поцелуями. — Такая тёплая… такая настоящая… — Ммм… — Кейт не ответила словами, только прижалась крепче, ладонью скользнув по пояснице Элисы. Поцелуй стал глубже, жарче, её стон вновь прорвался — глухой, сдержанный, но насыщенный тем, что происходило между ними. Элиса заскользила губами ниже, по её щеке, к шее, и Кейт затихла, позволив себе лишь выдох и дрожь, которую уже нельзя было остановить. Пальцы Кейт скользнули вверх, нащупывая тонкую полоску кожи на шее Элисы — ошейник. Она провела по нему большим пальцем, будто проверяя прочность, а затем слегка потянула за кольцо спереди. Элиса тихо застонала и подняла на неё взгляд снизу вверх — затуманенный, полный преданности. — Напомни мне, чья ты, — прошептала Кейт, голосом хриплым, но властным, натягивая кольцо чуть сильнее, заставляя Элису податься ближе. — Ваша, Госпожа… полностью Ваша, — с трудом прошептала та, прижавшись носом к щеке Кейт. — Тогда вернись на колени. Я хочу смотреть на твоё лицо, когда ты служишь мне. Ошейник послужил поводком — Кейт направляла её точно, нежестко, но без сомнений. Элиса подчинилась мгновенно, как будто её тело давно знало этот маршрут: соскользнула вниз с её бёдер, склонилась у её живота, опустилась на колени между её ног, глаза всё так же устремлены вверх. — Умница, — прошептала Кейт, слегка подтягивая ошейник, чтобы прижать её ближе. — Теперь будь хорошей. И ни секунды не забывай, кому принадлежишь. Пальцы Кейт мягко прошлись по линии шеи Элисы, скользнули к ошейнику — гладкая кожа, знакомый холод металла кольца. Она задержалась, будто вспоминая, как давно ждала этой покорности, этой ясной, безмолвной истины, что выражалась в одном движении — когда её пальцы цепляют кольцо и тянут. — Напомни мне, чья ты, — выдохнула она, глядя вниз, в затуманенные глаза своей девочки. Тугая натяжка ошейника заставила Элису податься ближе, затрепетать. Она прижалась щекой к её груди, дыша быстро, сдавленно. — Ваша, — хрипло, едва ли не простонав, выдохнула она. — Вся. Только Ваша, Госпожа. Кейт чуть приподняла бровь, сдерживая довольную усмешку, в которой сквозила власть. — Тогда вниз. На колени. Я хочу видеть твоё лицо, когда ты стараешься для меня. Она потянула кольцо вниз, медленно, с непреклонным контролем. Элиса послушно скользнула вниз с её бёдер, целуя кожу живота на прощание, прежде чем опуститься на колени между её ног. Подчинившись жесту, она заняла своё место, а ошейник тихо скрипнул на изгибе её шеи. — Вот так, умница, — прошептала Кейт, наклоняясь, чтобы чуть коснуться её щеки. — Тепло от тебя… Моя. Целиком. Пальцы Кейт прижали голову Элисы ближе, сквозь волосы, не больно, но так, что у той не осталось сомнений в том, кто управляет. Она повела пальцами по её затылку, чувствуя дрожь под ладонью. — Не забудь: один хлопок — продолжай. Два — замедляюсь. Три — останавливаюсь. Ты помнишь? Элиса выдохнула дрожащим голосом: — Помню. Простите… просто так хочется быть хорошей для Вас. Кейт слегка сжала пальцы в её волосах. — Ты и есть хорошая. Но только когда слушаешься. И, не дожидаясь ответа, повела её голову туда, куда хотела. Элиса подчинилась, опускаясь медленно, с трепетом — руки упирались в бёдра Кейт, взгляд поднят вверх, почти молитвенный. Она знала, что Кейт наблюдает — не просто глазами, а всей сущностью: чувствует каждое движение, каждый вдох. Первые её касания были робкими, неуверенными от возбуждения, но уже через мгновение подались в жаркой потребности — и Кейт не сдержала лёгкий, рваный стон, будто вырванный из груди. Пальцы Кейт снова вцепились в её волосы, крепче, направляя темп, глубину, всё, как она любила. — Вот так, — прошипела она, бёдра чуть подались вперёд, но сдержанно, — Умница… не останавливайся… Она была вся на грани. Тело дрожало в растянутом напряжении, спина выгибалась к изголовью. Ошейник натянут, кольцо чуть поблёскивает при свете лампы, голос срывается: — Ты… — она замолчала, снова застонала и выдохнула срывающимся голосом, — …слишком хороша, чтоб я осталась спокойной. Элиса всё понимала без слов. Но — вдруг — дыхание стало рваным, коротким. Она не могла вдохнуть как следует — слишком плотно прижата, и потому дала два хлопка по бедру Кейт. Реакция была мгновенной. Пальцы отпустили волосы, Кейт приподнялась на локтях, сразу заглядывая ей в лицо. — Что? — её голос дрожал, но от заботы. — Всё в порядке? Дыши, малышка, дыши… Элиса, схватив глоток воздуха, не успела ничего сказать — просто уткнулась носом в её живот, зажмурилась, обвила её руками и начала целовать — тихо, медленно, нежно, оставляя влажные следы на коже. — Всё… хорошо, — пролепетала она, — Я просто… это было слишком сладко. Простите… я… Кейт провела пальцами по её спине, другой рукой гладя волосы. — Ты справилась идеально. Умничка моя, — её голос снова стал глубоким и мягким, почти мурлыкающим. — Я так тобой горжусь. Всё правильно сделала. Элиса заулыбалась сквозь тяжёлое дыхание, а потом, поднявшись, забралась обратно, села на её бёдра, глядя в глаза, будто в зеркало чувств. Их губы встретились. Глубоко. Медленно. Кейт тихо простонала в поцелуй — тело всё ещё горело от недавней власти и слабости одновременно. Пальцы Элисы ласкали бока, талию, грудь, ключицы. Кейт выгнулась в её касаниях, наслаждаясь ощущением каждой линии, каждой каплей пота и нежности между ними. Ошейник слегка поблёскивал на шее, когда Кейт шептала: — Моё сокровище. Моя дрожащая хорошая девочка. Элиса чуть отстранилась от губ Кейт, чтобы посмотреть в её глаза — и что-то изменилось в этом взгляде. В нём не было ни вопроса, ни сомнения. Только решимость. Без лишнего слова она повела руку вниз, между их тел, всё ещё сидя на её бёдрах, всё ещё удерживая взгляд. Кейт не возразила. Только дыхание сбилось, грудь резко приподнялась. Она знала, что будет дальше, и, быть может, именно этого и ждала — когда та осмелится. Пальцы Элисы нашли цель быстро, уверенно. Один, второй, третий круг — и движение стало быстрым, настойчивым, мучительно точным. В этот же момент она снова наклонилась и прижалась к губам Кейт. Поцелуй был другим — растянутым, влажным, сдерживающим крик. Кейт изогнулась. Стоны её становились всё громче, сбивчивее. Она пыталась прикусить губу, чтобы не закричать, но не выдержала — и звук, сорвавшийся с её горла, больше напоминал всхлип. Громкий, полный боли, но не от страдания, а от чего-то гораздо более хрупкого. — Элиса… — выдохнула она, захлёбываясь дыханием. — Элиса… Слёзы подступили к глазам, но она не сопротивлялась ни им, ни ощущениям. Всё тело её дрожало, пальцы вцепились в бёдра Элисы, будто единственную опору. Она не могла описать, что именно выворачивало её наизнанку — не движения, не скорость, даже не ощущение. А то, кто это делал. Элиса. Та, кому она доверяла себя до самых глубин. Та, кто заставлял её хотеть быть слабой. Та, перед кем не страшно было раскрыться полностью, беспомощно, до слёз. Её дыхание стало рваным, грудь сотрясалась от тихих рыданий, и всё, что она могла произнести между стонами, — это только одно: — Я… тебя… люблю. Тихо. Почти беззвучно. Почти без воздуха. Элиса вдруг замерла, взглянув вверх, ища глазами подтверждение. Взгляд Кейт — затуманенный, но твёрдый — говорил сам за себя. Девушка медленно отстранилась, оставляя на коже Кейт тёплое дыхание. Затем мягко скользнула вниз, поцеловав её бедро, и устроилась между ног, стараясь быть как можно осторожнее. Кейт запрокинула голову, руки сомкнулись в простынях, дыхание участилось. Она чувствовала каждый миллиметр прикосновения — не только как физическое удовольствие, но как проявление заботы, одержимости, любви. Элиса не сказала ни слова — только двигалась с благоговейной осторожностью, будто слушая не разум, а тело своей Госпожи. Она втянула щечки, делая посасывающие манипуляции на головке клитора, и это было больно, но безумно приятно одновременно, и Кейт не была уже тут, она тряслась, спина выгибалась так часто, что кровать заскрипела. Кейт сжала её ладонь, пальцы дрожали, и даже не в силах говорить, она отвечала лёгкими сжатиями — всё ещё в рамках их старой договорённости. Один сжатие — продолжать. Два — сбавить темп. И когда Кейт, едва дыша, сжала её руку дважды, Элиса моментально приостановилась, поднялась, обвила руками её талию и прижалась щекой к животу. А потом — поцелуи. Тихие, медленные, бережные. — Я с тобой, — прошептала Элиса. — Я знаю, — ответила Кейт, гладя её волосы, слабо улыбаясь сквозь напряжение и трепет. — Умница моя. Кейт больше не говорила — только хрипела, сдавленно, будто воздух не успевал проходить сквозь горло. Её рука бессознательно сжала ладонь Элисы, крепко, до побелевших костяшек, а другая — зарылась в волосы на затылке своей девочки, удерживая, направляя, вдавливая с тем самым нетерпением, что накапливалось с каждой секундой. — Эли… Элиса… мать твою, — сорвалось с губ Кейт, то ли в бреду, то ли в мольбе, то ли в повелении. Она выгнулась навстречу, грудь тяжело вздымалась, глаза были прикрыты, губы приоткрыты. — Не останавливайся. Ты… ты моя. Только моя… детка. Её голос сорвался на хрип, словно сама не выдерживала собственной власти, той лавины ощущений, что обрушивались, пока губы Элисы творили с ней невозможное. Это была не просто страсть — это была сдача, редкая, полная, при этом не теряя контроля. Даже в этом состоянии Кейт оставалась Госпожой. Она не просила — приказывала дрожью, дыханием, хваткой, сама отдаваясь, но так, как будто это она позволила. Элиса стонала в ответ — тихо, прямо к её коже, звучно, с трепетом. Имя Кейт слетало с её губ как молитва, как отчаянная благодарность. Она не прекращала двигаться, и чувствовала, как тело под ней содрогается, как каждая мышца Кейт дрожит в напряжении, будто весь мир сузился до одного ощущения — её, Элисы, между бедер. — Госпожа… — выдохнула Элиса, почти беззвучно, с благоговением, касаясь губами влажной, пульсирующей кожи. И когда всё слилось в один невыносимый момент — Кейт вздрогнула, зажмурилась, в груди всё сжалось, из горла сорвался глухой вскрик, почти крик, имя Элисы сорвалось с губ, а следом — ещё одно слово, хриплое, сорванное, будто её выжгло: — Люблю… тебя… Она осела на подушки, тяжело дыша, рука ослабла в волосах, но не отпустила. Ладонь Элисы она всё ещё сжимала, дрожа. А та подняла голову, нежно коснулась губами бедра своей женщины, прижалась лбом. Влажная, слегка запыхавшаяся, с глазами, в которых плескалось бесконечное обожание и гордость. — Ты — моё всё, — прошептала Элиса, с дрожью в голосе. — Моя сильная, красивая, любимая. И осталась рядом, пока Кейт, едва дыша, тянулась к ней пальцами, чтобы обнять. Чтобы прижать. Чтобы владеть. Их губы встретились в поцелуе, мокром, сбивчивом, полном стона и судорожного дыхания. Они не искали ритма — им было плевать на технику. Это был поцелуй после урагана, после вспышки, поцелуй голодный, будто они разлучались на годы. Языки сталкивались, снова и снова, звуки вырывались сами собой — сдавленные, хриплые, почти болезненно-чувственные. Кейт держала Элису крепко — пальцы вцепились в её бёдра, затем сжали округлости ягодиц, будто боялась, что та исчезнет. Ошейник на шее Элисы тихо позванивал, подчёркивая каждое движение, каждый порыв тела. Этот звон действовал на Кейт почти гипнотически — властно, напоминая, кто здесь принадлежит кому. Они не могли остановиться. Каждое прикосновение было будто продолжением оргазма. Их тела сплетались, гладили друг друга, ладони то нежно скользили по спине, то резко хватали, вжимая ближе, крепче. Поцелуи стали беспорядочными — в шею, на плечо, на губы, подбородок, щёку — куда попадали, туда и целовали, не отрываясь друг от друга ни на секунду. — Моя… — выдохнула Кейт на ухо Элисе, осипшим голосом. — Всегда, — прозвучало в ответ, тихо, почти срываясь на стон. И в этом дыхании, в этих дрожащих объятиях, они находили не только страсть — но и абсолютную близость, как будто мир сузился до этой кровати, до двух тел, соединившихся в любви и власти. Элиса лежала на Кейт, прильнув к её телу всем телом — в одном лишь тонком белье, почти дрожа от чувств. Они целовались судорожно и долго, будто боялись отпустить друг друга хоть на мгновение. Поцелуи сбивались, становились влажными, чуть неуклюжими от усталости, но такими настоящими. Кейт проводила ладонями по спине Элисы, вверх, затем вниз, к талии, к бедрам… иногда чуть сжимая, иногда — нежно гладя. И вот в один момент она вдруг отошла от её губ и укусила за шею — лениво, но с характером. — Думаешь, ты уже всё получила? — прошептала она в ухо, чувствуя, как Элиса замирает на вдохе. — Нет, детка. Сейчас ты получишь то, что заслужила. Элиса чуть приподнялась, не веря, будто не сразу осознав, что Кейт не закончила. — Но… я думала, ты устала… — голос у неё был хриплый, почти сбитый. — Мне всё равно. Ты моя. Кейт уверенно толкнула её назад, в мягкие подушки, сама приподнимаясь, уже садясь верхом. Тонкий топ на ней сместился, открыв чуть больше кожи, и от этого Элисе вдруг стало ещё жарче. — Смотри на меня. Не отводи глаз, — голос Кейт был ровным, будто ей не нужна была пауза, ни одна. — Если я решила, что ты тоже кончишь, — ты кончишь. Но по моим правилам. Элиса сглотнула, не в силах ни спорить, ни скрыть рвущуюся благодарность. Она думала, что всё закончилось… но Госпожа ещё не насытилась. И теперь она была на грани. Кейт провела ладонью по внутренней стороне бедра Элисы, лениво, почти игриво. Затем обвела пальцем край её белья. — Снимай, — произнесла она спокойно, глядя ей прямо в глаза. Элиса слегка вскинулась. — Кейт?.. — голос выдал её смущение. Она чуть прикусила губу и отвела взгляд. — Повтори. — Госпожа… — выдохнула она почти шепотом, лицо её заливало алое смущение. Кейт приподнялась на локтях. — Садись на моё лицо. Элиса будто застыла. — Ч-что?.. — Ты всё слышала. Повторять не буду. — Но… — она неловко дёрнулась, губы дрожали. — Я… Кейт наклонила голову набок. — Цвет? — сухо спросила она. Молчание длилось секунду. Элиса тяжело дышала, грудь вздымалась под тонкой тканью белья. Её голос всё-таки прорвался: — Зелёный… — Тогда поднимайся, — Кейт лежала спокойно, руки за головой. — Не смей спорить. Ты забыла, кто ты сейчас? Элиса уже знала — приказ не обсуждается. Приказ исполняется. Она опустила взгляд, стыдливый, но покорный. Тонкие пальцы дрожали, когда она сняла бельё. Щёки пылали. Но она встала на колени, подошла ближе, мягко опираясь о спинку кровати, и, закрыв глаза, медленно приподнялась… Кейт смотрела на неё снизу вверх, взгляд был почти ласковым, но в нём не было ни капли уступчивости. — Сядь. Я хочу слышать тебя. — Я… постараюсь… — Нет. Ты подчинишься. Без попыток. Сядь. На моё лицо. И не забудь, где твоё место, Элиса. Элиса, дрожа, подчинилась. И это подчинение несло в себе целую бурю — страха, доверия, желания быть хорошей, быть достойной похвалы. А Кейт… она чувствовала всё это — и улыбалась, почти ласково, зная, что власть — в руках тех, кто умеет ею владеть. Элиса села осторожно, будто боясь обжечься — не от прикосновения, а от силы момента. Она дрожала, когда её бедра коснулись кожи Кейт. Горячее дыхание снизу тут же обожгло её. — Хорошая девочка… — выдохнула Кейт низко, почти с рычанием, и сжала её бёдра. — Моя. Элиса зажмурилась, едва слышно всхлипнув. Щёки горели, глаза блестели от смущения, от желания, от полной утраты контроля над собой. Её тело извивалось, едва она почувствовала язык Кейт — мягкий, уверенный, властвующий. — Чёрт… Кейт… — голос дрожал, сорвался, будто её вытащили на свет в самый уязвимый момент. — Не Кейт, — тут же парировал голос снизу, и Элиса вся напряглась от удовольствия и команды. — Г-госпожа, — выдохнула она, едва удерживаясь, опираясь руками в изголовье кровати. Кейт не говорила больше ни слова. Она наслаждалась. Смакуя. С жадностью, будто эта девочка была её любимым десертом. Нет, не десертом — полноценным блюдом, в котором она растворялась. Завтрак. Обед. Ужин. Она бы ела её каждый день. Всю. Всегда. Потому что никто не был таким сладким. — Ты вся моя. Слышишь? — хриплый, срывающийся голос снизу. — Никому тебя не отдам. Элиса всхлипывала, не зная, что делать с тем, что происходило внутри неё. Всё пылало. Всё стыдилось. Всё хотело ещё. Она стонала, задыхалась, но не отдалялась ни на миллиметр. Потому что так должно быть. Потому что ей это нужно — именно в такой позе, именно под таким взглядом снизу, именно от неё. Кейт чувствовала, как дрожат её бёдра. Как извивается живот. Как по коже катятся капельки пота. Она держала её крепче, ртом, руками, душой. Она вбирала в себя каждый её стон, как собственную победу. Как доказательство того, что эта девочка принадлежит ей. Вся. Без остатка. — На весь вес, — приказала Кейт, сдержанно, низко, так, что каждая буква касалась самой сердцевины Элисы. — Без капли стыда. Я хочу всё. Элиса застыла. Щёки пылали, будто её осветили софиты, но в ней уже не осталось ничего, чтобы возразить. Только голова чуть дрогнула в согласии — и она села. Полностью. Глубоко. С отдачей. — Вот так, умница, — прошипела Кейт, вжимаясь в неё с жадностью, с голодом, с таким мастерством, что Элиса закричала, выдохнув воздух и захлебнувшись в собственном стоне. Она раскрылась. Распалась на молекулы. Была только кожа, язык, жар, этот ошейник на шее, и руки, вцепившиеся в простынь. И Кейт, Госпожа, вся под ней — такая голодная, уверенная, всепоглощающая. Звук пощечины прозвучал резко, влажно. Ладонь Госпожи ударила по бедру с такой отточенной силой, что Элиса вскрикнула, а её пульс отразился прямо на языке Кейт. Вкус стал ещё насыщеннее, ещё смелее. Тело девочки отреагировало волной — новой порцией сладкой, тёплой дрожи, потери контроля. — Вот так… вот так мне нужна ты, — пробормотала Кейт сквозь дыхание, плотно прижатая, — вся, без фильтра. Моя ненасытная девочка. Элиса тихо всхлипнула — то ли от удовольствия, то ли от шока, что ей разрешили быть такой. Такой нескромной. Такой открытой. Что её приняли такой, не требуя ни скромности, ни контроля. Только движения, только звуки, только трепет тела, садящегося глубже и смелее, зная — внизу её Госпожа. Там, где безопасно. Там, где она любима. Кейт почти не дышала. Всё внутри сжалось, каждый нерв был натянут, как струна. Она вжималась в неё, всё быстрее, всё смелее, и это было её — её вкус, её девочка, её сила сверху, её трепет внизу. И в этих стонах, в дерганых бедрах, в попытках удержаться на реальности сквозь дрожь и пульс, она чувствовала себя всесильной. — Ты у меня такая сладкая… — выдохнула она прямо в самое сердце этой близости, чувствуя, как тело Элисы сотрясается над ней, — я бы ела тебя на завтрак, обед и ужин. До конца жизни. Каждый день. Элиса сжала простынь, захныкала. Подалась чуть вперёд, чтобы сохранить равновесие, но стоны её уже не были осознанными. Это были сорванные, рваные звуки блаженства. Она не знала, что сказать. Не могла сказать. Могла только быть — быть полностью в распоряжении своей Госпожи. А Госпожа продолжала. Пока руки держали, язык ласкал, рот творил магию. Пока Элиса не начала проседать, дрожать, захлёбываться своим удовольствием. Пока тело не предало, не обмякло, не стало горячим комком счастья, сползающим к груди Кейт. Пока тело не предало, не обмякло, не стало горячим комком счастья, сползающим к груди Кейт. Элиса дрожала. Она не могла ни говорить, ни думать, но вдруг — с усилием, сквозь слёзы, хрип — прошептала: — Могу… могу я… Госпожа, пожалуйста… позвольте… Кейт чуть усмехнулась, сквозь пряди тёмных волос глядя на неё снизу вверх, всё ещё не отпуская ни тело, ни власть. — Нет, — спокойно. Жестко. Уверенно. — Ты ещё не заслужила. И в этот момент Элиса вспомнила — что быть хорошей мало. Нужно стать сильнее, лучше, выдержаннее. Госпожа не будет повторяться. Она всегда требует больше, потому что знает, на что Элиса способна. Знает, кем она может быть, если доверится, если примет, если вырастет внутри этой покорности. И тело вдруг стало врагом. Оно стонало, извивалось, пульсировало — предатель. Элиса сжала губы, но не справилась — судорожный всхлип сорвался, как и её бедра, сжавшиеся от безумного шлепка Кейт. Такой сильный, такой точный — жар сгустился в животе, свёл мышцы. — Раздвинь, — приказала Кейт. — Не смей от меня прятаться. Элиса подчинилась. Сжав зубы, откинула голову назад, открылась заново. А Кейт… Госпожа откинула голову, глядя на это тело, такое дрожащее, такое слабое, но всё ещё её. Затем снова наклонилась — только теперь, сдержаннее, но не менее умело. Язык двигался не по кругу, а мелкой дрожащей волной — вибрирующие, безумно точные касания, что лишали разума. Элиса плакала. Слёзы текли по щекам, и она не знала — от чувств или от бессилия. Хотелось умолять, кричать, выгнуться. Но внутри она знала — это не пытка. Нет. Это благословение. Это подарок. Быть такой капризной, истеричной, чувственной — и всё равно лежать в постели своей Госпожи. Всё ещё быть на своём месте. И с каждым поцелуем, с каждой вибрацией языка, с каждым стоном — она понимала: нет ни одного места, где бы она была в большей безопасности. Элиса всё ещё тяжело дышала, колени дрожали, когда она соскользнула с губ Кейт, покраснев, будто после исповеди. Лицо раскрасневшееся, глаза блестели — взгляд вниз, к её Госпоже, полон трепетной привязанности и еле скрытого удовольствия. — На колени, — приказ прозвучал мягче, но не потерял ни капли власти. И Элиса повиновалась без колебаний. Кейт встала с постели, не спеша — вся в грации, в силе, и подошла к трюмо. Там, среди тонких флаконов духов и украшений, лежал вибратор. Гладкий, довольно большой — но лёгкий, с лёгким перламутровым блеском. Элиса замерла, глаза округлились. Она знала, что Кейт обещала им сессии каждый день. Но не думала, что вот так — сразу. Что прямо сегодня Госпожа решит испытать её на прочность снова. — Ты не думала, что я забуду? — Кейт повернулась, слегка качая вибратор в руке, будто оценивая, как глубоко он войдёт. Элиса сглотнула. Щёки алые. Она не проронила ни слова — Госпожа не задавала вопрос. И только внутренний голос прошептал: держись… Элиса всё ещё дрожала, внутренняя буря не стихала — оргазм был так близко, что дыхание сбивалось в комки. Она стояла на коленях, глаза затуманены, грудь вздымалась. Её голос — почти шёпот, охрипший, полный мольбы: — Пожалуйста… поцелуй меня… Кейт на миг застыла, наблюдая за этой распахнутой, почти сломанной нежностью. Потом медленно подошла ближе, наклонилась. Одно колено опёрлось на матрас, второе подтянула — и вот она уже прямо перед Элисой, её руки обвили девичью талию, одна скользнула вверх по позвоночнику, чуть надавливая, заставляя её податься вперёд. И Кейт поцеловала. Горячо. Владеюще. Медленно, вдавливая дыхание в её лёгкие, вбивая этим поцелуем в Элису мысль — больше никого. Никогда. Только она. Только Кейт. Элиса всхлипнула от чувства, которое переполняло её. И, прижавшись, прошептала сквозь поцелуи: — Моя… моя Госпожа… Кейт чуть застонала в губы — от нежности, от любви, от того, как прекрасно её девочка знает, кому принадлежит. Теперь же, она выпрямляется — похуй, что почти голая. В её голосе сталь, в глазах — ледяное спокойствие. — Упирайся в изголовье. Сейчас. — Элиса послушно скользит назад, опирается плечами и руками, глаза горят от предвкушения, грудь высоко поднимается с каждым неровным вдохом. Кейт оттирает в сторону подушки, будто за ненадобностью, будто место им тут не осталось. — Держи его в себе. Пока я не скажу “достаточно”. Ни секунды раньше.  Щёлчок — и вибратор оказывается в Элисе, как приказ, ставший телесным. Она ахает, коротко, резко, тело дрожит, будто от удара тока. Мурашки бегут по коже, дыхание сбивается. Возбуждение растёт — не просто нарастает, а будто распирает изнутри, каждую секунду сильнее, в математической прогрессии, как её собственная одержимость подчиняться. Она почти на грани — но почти недостаточно. Кейт не сводит с неё взгляда, строгая, уверенная, вся в контроле. Но Элиса замечает: губы чуть дрожат от удовольствия, в глазах блестит азарт. Госпожа наслаждается этим — её властью, её Элисой, этой их игрой. — И не смей кончить без моего разрешения. — Голос Кейт стал ниже, почти шепотом, но в нём — приговор. Элиса стиснула зубы. Это будет пытка. Но сладкая. Потому что это — приказ. И это — Кейт. Элиса затаила дыхание, когда Кейт ввела вибратор — тот был крупнее, чем она ожидала. Глубоко, плотно, почти слишком. Она зашипела сквозь зубы — не от страха, от этой сладкой, тянущей боли, которая сразу потянула внутри, как будто тело в панике, а разум — в экстазе. — Твоё тело будет слушаться меня, даже когда ноет, — тихо сказала Кейт, а потом сделала шаг назад и с хищной неторопливостью щёлкнула кнопку. Вибратор мгновенно ожил — не мягко, а сразу на среднем уровне, уверенно, глубоко, ритмично. Элиса не сдержала стон — звонкий, сдавленный, почти испуганный своей силой. Её ноги инстинктивно сомкнулись, сжались, будто пытаясь остановить поток ощущений. — Ноги. Раздвинь. — Голос Кейт прозвучал резко, как плеть. Элиса дрогнула, покраснела, но подчинилась. Медленно раздвинула ноги, будто разрывая собственный инстинкт на части. И это сделало всё только хуже. Или лучше. Пульсации вибратора теперь били прямо по её возбужденным, ноющим стенкам. Они уже были чувствительны до предела, растянуты, и каждый новый толчок отдавался по всему телу — как будто её заполняли и внутри, и снаружи. — Хорошая девочка, — прошептала Кейт, приподняв одну бровь. — А теперь держи это в себе. Не жалуйся. Не двигайся. Не умоляй. Пока я не позволю. Элиса стиснула простыни. Она была уже почти на грани — но знала, это только начало. — Руки на изголовье. Колени шире. Спину не сгибай.  Голос Кейт был твёрд, ледяной, но под ним пульсировала едва сдерживаемая страсть. Элиса, вся дрожащая, подчинилась. Встала на колени, руки вытянула вперёд, сцепилась в изголовье кровати. Колени раздвинула шире, насколько позволял матрас. Её спина выгнулась дугой, и вибратор, уже влажный от её обильной смазки, начал скользить внутри при каждом её малейшем движении. Она захныкала, чувствовала, как тот почти выскальзывает — но Кейт не допустит слабости. — Держи. Сожми. Сильнее. Хочу, чтобы твои стенки не отпускали его ни на миллиметр. — И Элиса подчинилась. Сжала мышцы промежности, глубоко, изнутри, так сильно, что сама застонала, выдохнув: — Го… Госпожа… Голос её сорвался, низкий и тянущийся, как стон. Спина выгнута, как у кошки в жару. Ягодицы — приподняты, открыты, беззащитны. Она вся — картина желания. Вся — для Кейт. Кейт стояла позади, почти раздетая — грудь открыта, кожа покрыта лёгкими мурашками. Она смотрела на неё и сама сжала бёдра, чувствуя, как возбуждение жалит внутренности. — Твоя дырочка только для меня, слышишь? — Она подошла ближе, провела ногтями по её бедру. — Ты держишь в себе то, что я велела. Ты — моя. Элиса замычала в ответ, не в силах говорить — только звук, низкий, влажный, пропитанный послушанием и желанием. — И не забывай, кто ты здесь. — Кейт наклонилась ближе, выдохнула ей в ухо. — Просто моя игрушка, моя подчинённая сучка. Поняла? Элиса застонала, чуть не упала на локти, но удержалась, стены сжались на вибраторе ещё сильнее. Она была готова расплавиться, но держалась. Потому что это было её место. Под ней — дрожащий матрас, над ней — Госпожа. Элиса больше не могла сдерживать стоны — они срывались с её губ, судорожно, хрипло, почти жалобно. Вибрация внутри терзала её, каждая пульсация была как удар током по уже доведённым до крайности нервам. Но Кейт не усиливала режим — она знала её тело лучше, чем сама Элиса. Знала, что пока та не готова. Что если сделать сильнее — она просто рухнет, не выдержит. Поэтому Кейт подошла иначе. Мягко, но с властью. Сзади. Отодвинула пряди волос с её шеи и поцеловала туда — в горячую кожу, влажную от напряжения. Губы её были влажными, жадными, язык скользил по чувствительной шее, а руки скользнули вперёд, на грудь Элисы. Белый тоненький бюстгальтер промок от её пота и возбуждения, подчёркивая набухшие соски, которые так ждали прикосновений. Кейт сжала грудь — сильно, властно, и Элиса вскрикнула от наслаждения. Госпожа не спешила. Она расстегнула застёжку, стянула ткань с плеч, пока та не сползла вниз. Потом положила ладонь на её плечо, надавила, заставляя Элису опуститься. — Держись за меня. — Элиса послушно обхватила её плечи, едва удерживая равновесие — ноги дрожали, но она пошевелила ими, чтобы устроиться удобнее. Её дыхание сбилось окончательно. Госпожа была перед ней — вся, родная, сильная. Кейт сжала её в объятиях, крепко, как будто хотела впитать всё её тело. А потом язык скользнул вниз — по ключицам, между грудей, и, наконец, обвёл один сосок, потом другой, целуя, втягивая, облизывая с жаром. — Госпожа… — Элиса задыхалась. Вибратор всё ещё пульсировал внутри, а сверху — это… эти поцелуи, этот контроль, это полное растворение. Кейт знала: её девочка горит. И будет гореть, пока не сгорит до конца. Кейт ласкала её с такой изощрённой нежностью, что это граничило с жестокостью. Она знала, как именно прикасаться, чтобы Элису трясло от удовольствия — не резко, а плавно, уверенно, по-хозяйски. Губы Кейт опустились на шею — горячие, влажные. Она поцеловала сначала мягко, как будто дразня. Потом язык провёл по коже, очерчивая контур, намечая место. И когда Элиса чуть откинула голову, открывая шею, Кейт вонзилась туда по-настоящему — присосалась к коже, втягивая её, оставляя жгучий след. Засос — тёмный, глубокий, собственнический. Элиса застонала — глухо, низко, чуть в нос, язык заплетался от наслаждения. — Г-Госпожа… мм… я… — Слова не поднимались выше грудной клетки. Они рвались где-то внутри, ломались, как и дыхание. Остались только звуки — сдавленные, прерывистые стоны, срывающиеся с губ между вдохами. Кейт не дала ей передышки. Переместилась к ключице. Одна рука сжала бедро Элисы, чтобы та не двинулась. Вторая — скользнула вверх, на грудь, провела пальцами по соску, легко сжав его. А язык уже рисовал круги вдоль ключицы, пока не нашёл новое место — прикусила, всосала, снова оставляя засос, будто метки на теле своей вещи. — Ты вся моя, — выдохнула она ей прямо в кожу, по-прежнему сжимая сосок. — Понимаешь это? Элиса только дернулась, как будто от толчка тока, и тихо всхлипнула. — Мм… да… я… да, Госпожа… — Но слова были почти неразборчивы, как будто рот её был полон наслаждения, которое не давало говорить. Кейт только усмехнулась и скользнула вниз — языком, потом зубами — к другой груди, прижалась всем ртом, сильно, горячо, и Элиса задрожала, почти беззвучно, прикусывая губу. Вибратор всё ещё жил в ней, и каждое движение языка Госпожи было как дополнительный импульс в её измождённое, пропитанное возбуждением тело. Кейт уже не была просто строгой Госпожой. Она была женщиной, безумно влюблённой в тело, в голос, в дрожь Элисы. Всё, что она делала сейчас — было актом полного обладания и любви. Элиса лежала на спине, раскинутая, но будто сломанная от удовольствия. Вибратор всё ещё вибрировал внутри — ровно, стабильно, безжалостно. А поверх этого — прикосновения Кейт. Сначала она просто лежала щекой на внутренней стороне бедра Элисы, обнимала её за талию, целовала мягко, утешающим ритмом. Дышала на её кожу — тепло, интимно. Потом язык скользнул вверх — по бедру, ближе к паху, медленно, с нажимом, как будто изучал каждую складку. — Моя девочка… моя Элиса… — прошептала она, обвивая бедро руками. И тогда уже коснулась клитора — не сразу с языком, а всей щекой, прижимаясь, как будто втягивала его в себя не губами, а всей своей душой. Нежно, как будто боялась причинить боль, но всё равно чуть терла, чуть покусывала губами, пока не услышала сдавленный, захлебнувшийся стон. Язык заработал увереннее — с нажимом, целенаправленно. Кейт водила им вверх-вниз, потом кругами, снова вверх, сосала, целовала, и в какой-то момент… впилась в неё, оставив настоящий, отчаянный засос прямо там — на самом интимном, на набухшем, чувствительном клиторе. — Люблю тебя. Такую. Всю. Мне можно так тебя иметь.  Слова обжигали не меньше языка. Элиса кричала. Уже не стонами — звуками, неприлично влажными, неистово громкими. Руки её сжались в простынях над головой так, будто от этого зависела жизнь. Спина выгибалась, вздрагивала в каждом мускуле. Она сама тёрлась бёдрами, мазала вперёд-назад, будто искала язык Кейт глубже, ярче. — Пожалуйста… пожа… Кейт…  Слова сбивались в кашу звуков и отчаяния. Она уже не умела просить, она просто стонала, подчинённая, любящая, почти сломанная. Кейт подняла голову, губы блестели от смазки. Глаза были наполнены нежностью и властью. — Нет. Ещё нет.  Кейт склонилась над ней снова — медленно, с почти жестокой любовью. Её ладони скользнули по внутренней стороне бёдер Элисы, раздвигая их шире. Она ловила каждый её дрожащий вздох, каждый взмах ресниц, и наслаждалась тем, как покорно девочка лежала перед ней, вся — вздрагивающее тело, горячее, открытое, готовое отдаться, умолять и сгорать. — Такая красивая… — прошептала Кейт, почти с болью в голосе. — Такая сильная… но ты моя. И сейчас ты ничего не можешь. Только стонать. Только слушаться. И она снова коснулась клитора — легко, как перышко, а потом прижалась всем ртом. Язык скользнул влажно, медленно, с намерением. Нажим становился всё сильнее, всё точнее. Кейт знала каждую точку на теле Элисы, знала, когда она на грани. И именно туда — в точку, где уже начиналась дрожь, в которую превращалась душа, — она направляла каждое движение языка. — Нельзя, — прошептала она, когда Элиса дернулась и почти вскрикнула, — нельзя, малышка… ты держишься. Пока я не решу. Её язык сменил ритм, сосал резко, потом медленно, снова надавливая на набухший клитор. Вибратор всё ещё работал внутри, обостряя каждое прикосновение. — Кейт… — Элиса захлёбывалась в звуках. — Я не могу… я… я… Слёзы уже собирались в уголках глаз. Она не плакала от боли — нет, это было слишком. Слишком хорошо. Слишком долго. Всё тело горело, каждая мышца сводила судорогой. Руки сводились в спазмах, сжимая простыни, ногти впивались в ткань, как будто это могло её спасти. Кейт поднялась чуть выше, прижалась к ней грудью, одной рукой обняла за голову, другой гладила щёку, собирая пальцами одну-единственную дрожащую слезинку. — Поплачь, милая… поплачь для меня. Всё хорошо. Я с тобой. Я люблю тебя. Элиса застонала так, будто сердце разорвалось. Тихо всхлипнула, но даже в слезах продолжала тянуться к ней, сжимать бедра, тереться, пока тело само не заплакало вместе с ней — в истерике удовольствия, в безумии желания, в этой сладкой пытке, которая длилась бесконечно. Внутри Элисы всё было как шторм — раскалённый, слепящий, изматывающий. Каждая вибрация, каждое движение языка Кейт проходило по нервам, будто молния. Внутри — глубокое пульсирующее напряжение, растянутое до предела. Мышцы стенок сжимались судорожно, пытаясь удержать вибратор, в то время как он неумолимо вибрировал по ноющим, изнурённо влажным, жаждущим стенкам. Всё нутро Элисы будто дрожало, всё тело было одним живым нервом. Эмоционально — ещё глубже. Там не было только похоти. Там была любовь. Покорность. Желание быть самой-самой для Нее. Для Кейт. Хотелось не просто кончить — хотелось заслужить. Хотелось, чтобы Кейт смотрела на неё с этим восхищением, с этим огнём в глазах, и снова, и снова говорила: — Моя. Единственная. Лучшая. Перед глазами плыло. Слёзы скапливались и заливали зрение, мир растворялся, оставалась только Госпожа — губы, глаза, жар тела, её голос. Звуки были приглушённые, будто под водой, но один из них пробивался сквозь всё: — Такая хорошая. Такая моя. И вдруг — Кейт поднялась, притянула её за лицо, за волосы, села ближе. В глазах было чуть-чуть жалости, но гораздо больше власти. Она поцеловала её. Не мягко — с напором. Медленно. Властно. С языком, проникающим внутрь, как команда. Поцелуй был глухим, тягучим, будто время остановилось. Элиса застонала прямо в его середину. Дрожа. Хрипло. Мокро. — мм… Она не могла говорить, язык путался, дыхания не хватало. Но рот был её способом плакать и умолять одновременно. Звуки срывались из горла прямо в губы Кейт, сливаясь с её дыханием. Кейт отвечала низко, с придушенными стонущими выдохами: — Мм… боже, как же ты вкусная… — Тише… держись ещё… ммм… детка… Язык скользил внутри — властно, медленно, по-хозяйски. Она не целовала — она забирала. Смаковала, как будто хотела выжечь внутри Элисы своё имя. Элиса вжималась в неё, будто захлебывалась этим поцелуем. Сжимала ногами воздух, напрягала мышцы промежности, чтобы удержаться, как ей приказывали, но уже дрожала, выла, стонала ей прямо в рот: — ммм… ааах… ммнн… я… не… могу… ммм… Каждый звук был смешан с поцелуем, с захватом губ, с шумом их дыхания, с хлюпающим, влажным, интимным звуком открытых, отчаянных ртов. — Держись, девочка. Чуть-чуть. Ты справишься. Ради меня. — Кейт прошептала это прямо ей в губы, не разрывая поцелуя. Как будто влила в неё ещё немного сил — или ещё больше желания упасть в её руки. Не отрывая поцелуя, она взяла ручку вибратора, и потянула назад, потом снова внутрь, повторяла эти движения несколько раз, пока Элиса просто мазала губами в ответ на поцелуй, не соображая ничего. Из её груди вырывались всхлипы, но на что-то большее не оставалось сил. Кейт отстранилась, спускаясь ниже, попутно оставляя бережные поцелуи по животу, потом — внизу живота, и двумя пальцами чуть массируя клитор под капюшончиком нежной кожи, отодвинула её выше, оголяя самое чувственное место тела. Подставила вибратор к клитору, но через несколько секунд сбавила темп до минимальной стимуляции. Знала — любые касания к клитору — это продуманность, ведь это одновременно больно, но слишком приятно, слишком много.  — Госп… ожа, мол-лю… — кое-как выдавила из себя Элиса, брови свелись к переносице. — Можно, моя любимая, давай. — Кейт взяла её руку в свою, гладила, пока она сжимала ладонь, а стоны перешли на почти рык, громкие, судорожные, и протяжные. Несколько минут её тело тряслось, пока Кейт убрала и выключила вибратор, мазнула по ней, и, будто смакуя десерт — взяла в рот свои два пальца, с наслаждающимся «мм..», ей по-настоящему нравилось. Оргазм прошёл через Элису, как буря — выкрутив, оставив изнутри пустой, дрожащей, выжатой до последней капли. Её тело то сокращалось, то оседало в руках Кейт, дыхание не слушалось, пальцы сжимали простыни до белых костяшек.  Кейт не отходила. Не давала ей упасть. Осталась рядом — всё та же сильная, уверенная. Прижалась губами к виску Элисы и, словно впитывая её дрожь, прошептала: — Всё хорошо, детка. Ты моя. Справилась. Она не торопилась. Поцелуи были теперь длиннее, глубже, спокойнее. Они не требовали — они утверждали. На плечи, на лопатки, чуть ниже — каждый касался словно метка. Нежная. Но хозяйская. Элиса вся подёргивалась, как будто кожа всё ещё отзывалась на прикосновения, но уже не от возбуждения — от нежности, от перенасыщения, от полной отдачи. — Глубже дыши… вот так. — Голос Кейт стал тише, но не менее повелительный. Она обнимала её за спину, будто собирая по кусочкам, и всё равно — не теряла контроля. Элиса попыталась что-то сказать, но из горла вырвалось только слабое: — Мм… я… — Кейт не ждала слов. Она знала. Она целовала снова — живот, рёбра, ключицы, по которым всё ещё дрожали следы от прошлого. А потом вернулась к губам. Тот же долгий поцелуй, властный, как подпись. — Спи, если хочешь. Или лежи. Ты под присмотром. — Сказано ровно, как приказ. Но в нём звучала забота, такая глубокая, что Элиса закрыла глаза и только прижалась крепче, зная: ей можно быть любой. После всего — Госпожа всё равно держит её. Кейт молча накинула белый халат, висевший на крючке у двери — как будто он ждал её заранее. Волосы спутаны, кожа теплая, но в движениях — всё та же собранность. На кухне зажглась лампа, послышался звук наливаемой воды, и уже через пару минут она вернулась в спальню. В руках — стеклянный стакан, холодный, запотевший. — Приподнимись, — коротко, без нажима, но с тем тоном, который не оставлял сомнений. Элиса послушно двинулась, руки дрожали под весом тела, но она не жаловалась. Кейт сразу же подставила руку под её спину, приняла вес на себя — так, что Элиса почти приникла к ней, грудью к боку. Кейт поднесла стакан к её губам, приподнимая чуть подбородок. — Пей, моя хорошая. Глотки были шумные, жадные. Вода лилась прохладой внутрь, но из-за пересохшего горла Элиса немного закашлялась. Кейт убрала стакан, и тыльной стороной рукава халата аккуратно стерла капли воды с её подбородка и шеи, потом ладонью — мягкой, уверенной — провела по её спутанным волосам, укладывая их за ухо. — Такая красивая… — выдохнула она чуть ниже, с нежной усмешкой. — Даже в слезах. Даже с разорванным голосом. Особенно — когда мой голос в тебе остался дольше, чем воздух. Элиса опустила глаза, щеки тронула едва заметная краска. Но губы дрожали от искренней, накатывающей нежности. Она прислонилась лбом к ключице Кейт, глубоко выдыхая. — Ты была безумно горячей, Элис. — Кейт опустила губы к её уху, шепча: — То, как ты звучала… как ты умоляла, как ты не могла даже произнести слова — будто я держу под собой саму твою суть. Я чувствовала, как ты хотела быть лучше для меня. И ты была. Ты всегда будешь. Элиса слабо, но отчётливо кивнула, захваченная этим признанием. Она вздохнула, по телу прокатилась дрожь воспоминания, и в голосе — тихо, хрипло: — Я… люблю тебя. Это было… больше, чем я могла вынести. Но… я бы сделала это ещё раз. Ради тебя. Кейт рассмеялась — тихо, грудным смехом, почти мурлыкая, и прижалась губами к её виску. — И ты сделаешь. Не один раз. Но теперь ты под защитой. Всё, малышка. Ты заслужила отдых. Она снова прижала Элису к себе, уже укладывая её, как свою драгоценность. — Сегодня ты была не просто хорошей девочкой, Элиса. Ты была моим идеалом. Моей фантазией, ставшей реальностью. И я не собираюсь тебя отпускать. Ни сегодня, ни завтра. Несколько долгих, невесомых минут они просто лежали — спутанные, тёплые. Кожа к коже, дыхание к дыханию. Элиса тихо вздыхала, уткнувшись носом в изгиб шеи Кейт, будто всё ещё не веря, что может дышать так спокойно после того, как её мир буквально разорвало изнутри. Кейт провела пальцами вдоль позвоночника Элисы, остановилась на талии, сжала ладонью бедро и прижалась ближе. Их тела соприкасались горячими, влажными участками — всё ещё пахли страстью, солью и выдохами. — Нам надо привести себя в порядок, — наконец, проговорила она, голос чуть хрипел, но оставался собранным. Элиса вскинула взгляд, будто не сразу поняла, но Кейт уже подтянула простыню, провела по её плечу, заставляя приподняться. — В душ, детка. Со мной. — это было не просьба. Но в голосе было столько заботы, что отказаться было бы всё равно, что отказаться от прикосновения. Они встали — Элиса чуть не пошатнулась, мышцы ныли, кожа чувствовала каждый шаг, как напоминание. Кейт обвела рукой за талию, повела в ванную — уверенно, заботливо, по-хозяйски. Вода быстро набрала нужную температуру. В ванной были все средства — новые флаконы, пахнущие чем-то нейтральным и домашним. Всё, как будто хозяева квартиры оставили это специально для них. Душ был быстрым, но полным. Они смывали с себя пот, следы страсти, поцелуи, оставшиеся на коже. Кейт помогала — мыла волосы Элисы, осторожно касаясь кожи, шепча что-то нечленораздельно тёплое. Элиса в ответ гладила по спине, целовала в плечо, дотрагивалась лбом до её груди. — Такая милая… — выдохнула Кейт. — Даже уставшая. Моя девочка. Когда вода отключилась, они вытерлись мягкими полотенцами, и снова — вместе, в равной, интимной, уже спокойной наготе — вышли в спальню. Кейт посмотрела на смятые простыни, задержала взгляд на влажных пятнах на ткани, чуть усмехнулась и сказала: — Меняем. Они вместе сняли бельё, свернули, отнесли в корзину для стирки. В шкафу у стены было всё — свежие простыни, наволочки, даже ароматизированные мешочки между тканями. Они стелили вдвоём — в молчаливой, слаженной близости. Элиса иногда косилась на Кейт, ловила её взгляд, и та каждый раз награждала её поцелуем — в висок, в уголок губ, на плечо. Они вышли из ванной, кутаясь в белые халаты. Элиса шла медленно, чувствуя, как горячая вода смыла, но не забрала с собой ни сладкой истомы в мышцах, ни дрожи внутри от прикосновений Кейт. В спальне было тепло. Ткань халата слегка прилипала к телу, но это было даже приятно. Кейт отошла к большому комоду у стены, открыла один из ящиков — он был заранее наполнен вещами. Свежие, мягко пахнущие домашние комплекты: свободные шорты, просторные футболки, нежное бельё в бежевом, молочном, слегка приглушённо-сером. — Я подумала, тебе будет удобно. — Кейт вытащила один из комплектов, аккуратно сложенный: тонкий топ и шорты из нежного хлопка, плюс лёгкое бельё — почти невесомое. Элиса застыла, глаза блестели. Она провела пальцами по ткани, будто не веря, что это — для неё. И что кто-то подумал так тонко и заранее. — Ты… купила это всё? Для меня? — Конечно. — Кейт опустила голос, приблизилась. — Я знала, что захочу, чтобы ты осталась. Чтобы тебе было удобно. Тебе должно быть комфортно, моя девочка. Элиса покраснела, но это было не от смущения. Это было от желания сдаться, растаять в этом внимании. Она прижала бельё к груди и выдохнула: — Это… красиво. И… и трогает. Кейт склонилась к ней, медленно, почти лениво, но при этом — хищно. Их губы столкнулись в мягком, притягательном поцелуе. Он не был голодным. Он был тёплым, полным тихой страсти. Тело Элисы снова выгнулось навстречу — не из-за возбуждения, а из-за любви, из-за этой невидимой нити, что тянулась от сердца к сердцу. — Ты даже не представляешь, — прошептала Кейт, прикасаясь губами к её щеке, — как ты выглядишь в моих мыслях… в этих шортах. Или в этом белье. Она коснулась края халата Элисы, будто собираясь снять его — но не сделала этого. Вместо этого помогла ей переодеться — не торопясь, осторожно. Губы касались плеча, когда она натягивала топ. Ладони скользили по талии, когда поднимала шорты. Каждый жест был на грани заботы и новой искры. Их глаза встречались почти всё время. В них — мягкое притяжение, лёгкое заигрывание, но уже не с той животной страстью, а с чем-то глубже. Интимность, которая прорастала в каждой мелочи. Когда обе были одеты — в простую, удобную, но почти чувственную домашнюю одежду, Кейт подхватила Элису за руку и потянула к кровати. — Ложись. Дай мне тебя просто обнять. И они легли. Телами, снова. Но теперь — в тканях, в тепле, в остатках вечернего огня. Элиса уткнулась лбом в Кейт. Они дышали медленно. — Рядом с тобой, — прошептала Элиса, — всё правильно. Внутри как будто утихает всё, что раньше было шумом. Кейт прижалась крепче, скользнула губами по её волосам. — Потому что ты моя. И потому что я — твоя. И в этих словах, в этом дыхании на шее, в этой тяжести руки на животе — была тишина. Глубокая. Обволакивающая. Убаюкивающая.

***

Они лежали рядом, обе в чистой, свободной одежде — то, что Кейт заранее подобрала для них обеих. Хлопковая майка на Элисе чуть приподнималась, когда та глубоко дышала, её тело всё ещё отдавало остаточное дрожание. Постель уже сменили — вместе, почти молча, с короткими взглядами, будто не хотели спугнуть эту странную, тёплую тишину после насыщенного вечера. — У нас пять дней, — первой заговорила Кейт, глядя в потолок. — Мало, — Элиса ответила почти шепотом. — Достаточно. Если использовать их правильно. Она повернулась к Элисе и, не дожидаясь ответа, медленно поцеловала её. Спокойно, без спешки, не как до этого — не властно, не требовательно. А как будто прикосновение губ — это то, что помогает дышать. Элиса прижалась ближе. Один поцелуй перетек в другой. Потом ещё. Казалось, что это может длиться вечно. — Всё узнаешь, когда придёт время, — тихо сказала Кейт, губами скользнув по щеке Элисы. — Не думай сейчас. Элиса кивнула, не открывая глаз. — Просто будь рядом, — сказала она. — Сейчас. Кейт ещё раз поцеловала её в висок. — Я и не ухожу. Молчание. Долгое, ровное, уютное. — Знаешь, — вдруг сказала Кейт, — перед тем как спать, надо бы поесть. — Не хочу вставать, — пробурчала Элиса, но не отстранилась. — Я не прошу. Просто сообщаю, — с усмешкой. — Пойду на кухню. Ты — сиди. Жди. Послушно. Элиса только выдохнула, проводив её взглядом. Она уже знала, что значит быть послушной — и как по-настоящему приятно это может быть, когда доверяешь тому, кто командует. Кейт вернулась с кухни минут через десять, в одной руке — деревянный поднос, на нём: два бокала воды, тарелка с тёплым салатом — помидоры, руккола, немного орехов и мягкий сыр, рядом — пара печений и плитка хорошего шоколада, разломанная на кусочки. За ней, лениво ступая и потягиваясь, шла Хлоя — их котёнок, который, будто почувствовав эмоциональную разрядку в комнате, наконец-то вылез из-под кресла. Элиса села на кровати, запахнула халат и потянулась навстречу Хлое. — Ты где пряталась, зайка? — прошептала она и погладила пушистую спинку. Кошка ответила довольным «мрр» и потерлась лбом о её колено. Кейт поставила поднос между ними и склонилась к полу, где, в заранее подготовленной миске, лежал корм для Хлои. — Её ужин тоже готов, — с усмешкой сказала она, — У нас с тобой будет пятидневный режим, а у неё — своя программа комфорта. Хлоя сразу зашуршала у миски, а девушки вернулись к своему ужину. Первые минуты прошли в молчании — спокойном, тёплом, насыщенном остаточными импульсами страсти. Всё между ними пульсировало нежностью. Иногда Элиса бросала взгляд на Кейт, как будто проверяя: она тут, она рядом, она — её. — Салат шикарный, — выдохнула она. Кейт едва заметно улыбнулась. — Из базового. Не хочу нас утяжелять. Завтра… — Завтра всё начнётся? — Элиса посмотрела на неё искоса, потом ближе — вплотную. Кейт наклонилась, поймала её губы в поцелуй. Медленный. Чувственный. Они будто снова знакомились — не с телами, а с утомлённой нежностью после бури. — Завтра, — прошептала Кейт, — ты всё узнаешь. По-настоящему. Всё, что я хочу делать с тобой. Все эти пять дней. Хлоя тем временем уже закончила есть и снова запрыгнула на кровать, устроилась между ними, свернулась комком. Элиса потянулась и погладила её между ушками. — Нас трое теперь, да? Такая маленькая семья. — Такая правильная, — ответила Кейт, притянув Элису ближе. — И такая нужная. Они ещё долго целовались. Лениво. Тепло. Между глотками воды и укусами шоколада. Хлоя дремала рядом, иногда фыркала или дёргала хвостом во сне. А между Кейт и Элисой уже было не просто возбуждение — там было что-то глубже. Спокойная привязанность. Сплетённые пальцы. Живое, настоящее, тёплое.