Мотылёк

      Вскоре на столе появилась еда. Для меня — окрошка, любимая с детства, картофельное пюре с румяными котлетами и хрустящие соленья. В гостеприимстве Потапычу отказать было нельзя — стол ломился от блюд, а главным украшением этого пиршества был пузатый самовар, источавший уютное тепло.       Криспин молчал и не отсвечивал всё это время. Кажется, парень действительно заинтересовался мной больше, чем следовало. Когда эмоции мешают думать — это правда проблема. Мне не хотелось быть втянутой в чужую драму, но предчувствие подсказывало, что однажды это неизбежно обрушится на меня.       В этот момент вернулся Егор и, присев рядом, нежно обнял меня за талию. Высокий, светловолосый, облаченный в стилизованный народный костюм, он напоминал сказочного царевича из старых советских фильмов. В серых глазах плескалась теплая улыбка. Когда-то давно Егор был один из тех, кто заботился обо мне. Он стал первым, кем я питалась после того странного пробуждения. Удивительно, но ему это, похоже, доставляло удовольствие, и впоследствии мы повторяли этот ритуал не раз.       Теперь меня скорее тошнило от одной мысли о нем. Осознание его близости с Шейлой обжигало, как кислота. Я знала, конечно, что мир вокруг кипит жизнью, полной плотских утех, в которых я до сих пор оставалась лишь сторонним наблюдателем. Но Шейла… Серьезно? Будь это Ярослава, я бы, наверное, просто пожала плечами, но это…       — Можешь отстать от меня? — возмутилась я.       — Что случилось? — состроил моську он. — Тебе же нравится обниматься…       — Егор, нас интересуют твои отношения с Шейлой, — отрезала я, стараясь сохранить ледяное спокойствие.       — Ревнуешь? — ухмыльнулся парень, самодовольно вскинув бровь.       Мой взгляд, словно кремень, был настолько тверд и немилосерден, что он, словно опаленный, разжал руки, продолжая сидеть рядом.       — Да, у нас был секс, — произнес он вызывающе, глядя прямо в глаза. — Почему тебя это так волнует? С тобой-то мы не спим, ни странно ли ревновать?       — Это не ревность, это брезгливость! — выпалила я, не в силах сдержать отвращение. — Прости, конечно, но разве не существует какого-то мужского достоинства? Ты что, свой член на помойке нашел?       — Это мой член! И если я буду отказываться от секса с доступными женщинами, то скоро его вообще не станет! — выпалил он, словно ожидая, что сидящие за столом мужчины поддержат его.       — Я хочу уйти, — обреченно прошептала я, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Как же это мерзко!       Егор не стал меня удерживать и выпустил с дивана. Я направилась к выходу, как можно дальше от него. Лучше изнывать от жары, чем дышать одним воздухом с этим…       Вырвавшись на улицу, я жадно вдохнула свежий воздух, но даже он не мог смыть липкое, отвратительное послевкусие от разговора. Хотелось бежать из этого места, всё бросить и спрятаться в где-нибудь в уголке этого мира, где я навсегда буду одна. Хотелось испариться, просто исчезнуть сделать вид, будто никогда меня не было. И ведь ничего на самом деле не изменилось бы. Почему я так устала? До смерти устала.       Я попыталась успокоиться. Глубоко дышала, стараясь выровнять сбившееся дыхание. В голове роились мысли, обрывки воспоминаний, вспышки гнева и отвращения. Я чувствовала себя грязной, словно меня испачкали чем-то мерзким и липким.       Внезапно я почувствовала, как кто-то наблюдает за мной. Обернувшись, я увидела Криспина. Он стоял в нескольких шагах от меня, его лицо было серьезным и сосредоточенным.       — Ты в порядке? — спросил он, его голос звучал тихо и обеспокоенно.       Я покачала головой, не в силах произнести ни слова. Криспин подошел ближе и осторожно обнял меня за плечи. Его прикосновение было неожиданно теплым и успокаивающим. Почему жить так тяжело? Просто существовать — это так сложно.       И тут меня прорвало. Я разрыдалась, как ребенок, не в силах больше сдерживать внутреннее напряжение, как плотина, прорванная бушующим потоком. Неужели я так много прошу? Просто хочу, чтобы всё это закончилось…       Криспин молча прижимал меня к себе, позволяя слезам беспрепятственно литься, впитываясь в ткань его футболки. Он не задавал вопросов, не пытался утешить банальными фразами. Просто был рядом, его присутствие ощущалось как незримая поддержка, как якорь в бушующем море эмоций. И это было именно то, что мне сейчас было нужно. Тишина и понимание без слов.       Когда первый приступ истерики немного утих, я отстранилась, чувствуя себя опустошенной и разбитой. Лицо горело от слез, глаза опухли, а в горле саднило от рыданий. Я с трудом взглянула на Криспина, стыдясь своей слабости. Он вытер большим пальцем слезы с моей щеки и мягко улыбнулся.       — Прости, — прошептала я, стараясь унять дрожь в голосе. — Обычно я не устраиваю подобного на людях.       — Рыдаешь исключительно в одиночестве?       — Не хочу, чтобы кто-то думал, что я ими манипулирую.       Криспин усмехнулся, но усмешка вышла скорее печальной.       — Что такого сказал Егор что тебя так расстроило? — меня всегда коробит как американцы произносят наши имена.       — Не думаю, что дело в нем, — честно призналась я, и старая рана вдруг заныла с новой силой. Четыре года назад меня изнасиловал вервольф. Но это не было случайным нападением. Мы встречались. Знание языка было еще слабым, и я не сразу распознала в его ухаживаниях одержимость. С тех пор во мне живет страх, будто каждый мужчина вокруг — потенциальный хищник, зверь, лишь на время притворившийся человеком. Я так отчаянно возвожу стены, отгораживаясь от них, и жду удара в спину. Мое тело напряжено до предела, словно это может спасти меня от тех, кто и не помышляет о нападении. У каждого из них своя жизнь, свои заботы, я для них — лишь одна из многих. Боже, и в этой мысли — горькое, парадоксальное успокоение. Мир, как хрупкий карточный домик, рухнул внутри меня. Больно… но как же тихо теперь. –У меня проблемы с психикой, — продолжила я. — Иногда меня просто… — я жестами показала, как будто моя голова взрывается, иначе слов подобрать не смогла.       — Что ж… готова вернутся обратно? Думаю, Хантер уже взял показания.       Я кивнула, и Криспин, бережно взяв меня за руку, повел в сторону кафе.       Получается, я слишком высокого о себе мнения, раз считаю, что я — роковая женщина, что куча мужчин настолько очарованы мной, что теряют голову, сходят с ума. Сидят ночами и ждут, когда же я снизойду, одарю их своим вниманием и любовью. Самой от этой мысли стало нелепо и смешно. Чего только не вытворяет с нами израненная психика. Вирика, да у тебя не просто корона, у тебя целый замок на голове.       Егор уже покинул наш столик, и мы доели в одиночестве. Мужчины, погруженные в свои разговоры, казались далекими и неважными. Я же была погружена в свой собственный инсайд, удивляясь собственному идиотизму.       Клуб «Алая Лилия» снаружи выглядел словно древний особняк, перенесенный из эпохи декаданса в современный мегаполис. Фасад, густо увитый плющом, дышал древностью, источая мистику и тайну. Кованые решетки окон, казалось, предостерегали, намекая на опасность, таящуюся внутри, — опасность, которая, несомненно, будоражила кровь, обещала запретные наслаждения. В этих стенах обитали не просто мужчины, а воплощенные кошмары и грезы, сошедшие со страниц любимых темных романов, где похоть сплетается с нечестью в дьявольском танце. Барельефы, изображающие древнегреческих божеств и мифических существ, мерцали в призрачном свете фонарей, нашептывая о вековом опыте в любовных утехах. Над входом, отливая золотом, витиевато изгибались буквы: «Aeternum Gaudium» — «Вечная Радость». Здесь все было подчинено одной цели — заработать на женском возбуждении.       По соседству был стриптиз клуб для мужчин. Так что, даже прибыв в этот город вдвоем, каждый из вас мог вкусить свой собственный, греховный плод запретного удовольствия. Джек ждал неподалеку от главного входа. Его высокий силуэт и русая макушка, словно маяк, выделялись в свете фонаря. Безупречный светлый современный костюм облегал его точеную фигуру, выдавая утонченный вкус. Случайный волосок, выбившийся из идеальной укладки, мог повергнуть его в пучины отчаяния — недаром в кармане всегда покоилась расческа. Только во время полнолуния он позволял себе не только выпустить своего зверя, но и по-настоящему расслабиться.       Я окликнула его, и он оторвался от экрана телефона. Обаятельная улыбка озарила его лицо, в глубине голубых глаз вспыхнул приветственный огонек. Хотя в телефонном разговоре звучала усталость, сейчас от нее не осталось и следа. В его аристократических чертах сквозила кровь старинных родов, а прямая осанка говорила о врожденном чувстве собственного достоинства — казалось, перед тобой наследник английского престола.       Мы обнялись, и он крепко прижал меня к себе, вдыхая мой аромат.       — Ты пахнешь тигром… чужим, — прошептал он, чуть хрипло.       — Мне требовалась срочная доза объятий, — с улыбкой ответила я. Взгляд его, прищуренный, лукаво скользнул по моему лицу.       Я ощущала спиной, как за мной, столпились мои спутники. Развернувшись, я представила мужчин друг другу. Джек, безупречный, как всегда, держался как истинный джентльмен, затмевая собой остальных — грубых и угловатых на его фоне вояк.       Взяв меня под руку, Джек повел нас в сторону служебного входа. Охранник, невозмутимо стоящий на посту, приветствовал нас едва заметным кивком и распахнул дверь. Почти сразу за ней зияла темнота лестницы, уходящей в сумрачные подвалы клуба.       Спускаясь по ступеням, я чувствовала, как в воздух проникает прохлада. Запах сырости и дорогих духов смешивался в причудливый коктейль, одновременно отталкивающий и манящий. Шаги гулко отдавались в узком пространстве, а редкие лампочки, тускло мерцая, едва рассеивали полумрак. Джек шел рядом, не выпуская моей руки, и я чувствовала исходящую от него уверенность, словно незримый щит, ограждающий меня от надвигающейся темноты.       Подвал клуба оказался лабиринтом коридоров и дверей, ведущих в неизвестность. Стены были увешаны старыми плакатами и афишами, рассказывающими об эпохе давно ушедших танцев и безумных вечеринок. По мере продвижения вглубь, шум снаружи стихал, уступая место глухому ритму музыки, доносящейся издалека.       Наконец мы достигли массивной двери, украшенной серебряным изображением змеи, обвивающей розу. Джек приложил палец к скрытому сканеру, и дверь бесшумно отворилась, впуская нас в комнату, утопающий в полумраке. Здесь царила атмосфера греха и роскоши: бархатные диваны манили обещанием забвения, приглушенный свет ласкал кожу, а сбоку возвышался огромный дубовый стол, окруженный роскошными креслами, словно тронами власти.       Вампира я заметила не сразу. Он стоял в углу, будто прятался от света и взглядов, словно мраморное изваяние, облаченное в одежды. Лицо его, столь же безупречное, как лик античного бога, отражало вечность, а взгляд, холодный и пронзительный, казался способным видеть сквозь души. Он был квинтэссенцией вампирской сущности, словно сошедший с полотен эпохи Возрождения Дионис или Аполлон, живое воплощение античного идеала, обретшее бессмертие.       Светлые волны волос были небрежно собраны в хвост, открывая взору пленительные голубые глаза, манящие в омут вечности. Темно-синий, безупречно скроенный костюм лишь подчеркивал их неземную глубину. В нем читалась скорее хватка успешного бизнесмена, чем томная чувственность сексуального идола.       Но главное… он был мне знаком.       Не знаю где и когда, но я видела его. А он смотрел на меня так будто хотел узнать мою реакцию. В нём не было страха, скорее это была статичная маска, но смотрел он именно на меня. Будто я должна была его узнать.       Я попыталась рассмотреть его лучше, стараясь уловить хоть какую-то деталь, которая помогла бы мне вспомнить. Но он словно ускользал, оставаясь загадочным силуэтом в полумраке. Его присутствие ощущалось как нечто инородное, чуждое этой современной обстановке. Он словно принадлежал другому миру, другой эпохе. Неожиданно он слегка наклонил голову, словно отвечая на мои мысли, и на его губах промелькнула едва заметная улыбка. В этом движении было что-то завораживающее, что-то одновременно манящее и пугающее. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок.       Чье-то прикосновение вырвало меня из оцепенения. Криспин, с испугом в глазах, стоял рядом.       — Не смотри ему в глаза, — прошептал он. Я знала это правило — вампиры умеют зачаровывать взглядом. Но я не могла так поступить.       — Если бы я хотел ей управлять, я бы уже давно это сделал, — раздался бархатный, мелодичный голос.       Звук обернул меня, и я, вздрогнув, уперлась взглядом в непроницаемую твердь его груди. Вампир возвышался предо мной, словно изваяние, находясь от меня всего в одном шаге.       — Данте, ты слишком близко, — спокойно проговорил Джек, разделяя меня и его. — Простите иногда он забывает о манерах.       Вампир расхохотался, его смех был подобен звону хрусталя, чистому и обманчиво невинному.       — Я о них помню, просто не всегда нахожу уместным использовать. Разве правила созданы не для того, чтобы их изящно нарушать? — произнес он, полулежа на бархатном диване. Его смех эхом пронесся по залу и растворился в полумраке, словно капля яда в дорогом вине. Жестом пригласив нас присесть, он окинул меня взглядом.       Я ощутила, как взгляд Данте прожигает меня насквозь, словно рентгеновский луч, обнажая все мои потаенные страхи и сомнения. В его глазах плескалась древняя мудрость и ледяная отстраненность — взгляд существа, испившего до дна чашу вечности, познавшего ее радости и горести.       Было жутко. И куда более жутко, чем, когда оборотни пытались вызвать меня на дуэль. Я глубоко вздохнула. В этом мире всё просто — кто испугался, тот и проиграл. Так что нужно сделать всё возможное чтобы не бояться. Вдохни. Выдохни. Представь, что ты находишься в самом безопасном месте на планете, где ничто не может причинить тебе вреда.       Охотники были явно напряжены. Я ощущала, как зверь Криспина волной своей силы обжигал мою кожу. Я обернулась и вопросительно посмотрела на него.       — Это самый древний вампир, которого я видел, — прошептал он, но мы оба понимали, что Данте нас точно слышал.       — И, говорят, самый адекватный, — с напускной беззаботностью улыбнулась я. Это правда, насколько мне известно, его упрашивали возглавить наш город. Лучше уж дать власть тому, кто к ней равнодушен. И за четыре года, что он является Мастером города, на его правление не поступало ни единой жалобы…       Стоп! Так это же он прислал мне голову в коробке, верно? И цветы… Неужели он ожидал благодарности? Честно говоря, подарочная коробка с головой — это далеко не тот сюрприз, о котором мечтает любая женщина.