Ключ к бессмертию

Герцог, в сопровождении отряда личной стражи, проехал северные ворота столицы, когда вечер мягко, будто нехотя, опускался на город, растекаясь длинными тенями по булыжникам. Ирвинг не любил столицу. Здесь всё было слишком нарочито, слишком громко и лживо. Но сейчас выбора не оставалось: именно здесь и сейчас клубились интриги, способные изменить судьбу королевства. — Пошлите кого-то предупредить о моём возвращении управляющего Парлэна, — коротко бросил Ирвинг, обернувшись к капитану Логану. Логан кивнул, и один из стражников, с гербом Гэлбрейтов на плаще, выдвинулся вперёд, пришпорил коня и скрылся в сплетении узких улочек. Ирвинг проводил его взглядом и усмехнулся про себя: управляющему будет время собрать слуг, распорядиться обстановкой и встретить господина по всем правилам. Сам герцог не нуждался в этой мишуре, но не хотел ставить в неловкое положение старого, преданного человека. Проезжая мимо рынка, он на мгновение придержал коня. В этих переулках совсем недавно едва не пострадала Элисон. Мысль об этом невольно сжала пальцы на поводьях. И пусть всё обошлось… столичным властям давно стоило бы задуматься о Нижнем городе. Нищета, запустение, вонь — всё пропитало камень, воздух, людей. Местные жили по законам силы, и потому отряд герцога — две дюжины вооружённых всадников — заставил редких прохожих спешно прятаться по подворотням. Ворота Верхнего города всё ещё были открыты. Десяток стражников в начищенных доспехах стояли на посту, как немая иллюстрация заботы о безопасности знати. Ирвинг усмехнулся: в Нижнем городе он не увидел ни единого. — Во что они превратили столицу, — сказал он вполголоса. — В выгребную яму, только сверху намазали позолотой, — проворчал Логан, не стесняясь. Ровная брусчатка звонко отзывалась под копытами. Витрины магазинов горели в лучах заката, редкие прохожие оборачивались вслед всадникам. Герцог не скрывал герба — совсем скоро поползут слухи о его возвращении. И пусть. Пожалуй, для некоторых его появление станет неприятной неожиданностью. А вот король… Хартвин так и не ответил на его письмо. Ирвинг прикрыл глаза на мгновение. Нет, он не сомневался: разговор состоится. Вопрос в том — на каких условиях. Стражники резиденции, узнав герб, поспешно распахнули ворота. Ирвинг въехал во двор, неспешно, вальяжно. Управляющий уже ждал у главного входа, рядом стоял капитан внутренней стражи Аргайл. Слуги выстроились в две аккуратные шеренги, почтительно склонив головы. Спешившись, герцог отдал поводья конюшему и шагнул к встречающим. — Насколько всё спокойно, Парлэн? — спросил он негромко. — Насколько это возможно, милорд, — старик понизил голос, бросив быстрый взгляд на слуг. — Охрану усилили после… того случая, — добавил Аргайл, коротко покосившись на герцога. Ирвинг кивнул, отметив это. Он бросил беглый взгляд на двор — чисто, спокойно, всё на своих местах. Но всё же что-то едва ощутимо скребло в воздухе. Слишком выверенное спокойствие. Войдя в холл, герцог мельком отметил, что Кристиана он пока не видел. Плохой знак. — Пригласи ко мне мэтра Крейга, — приказал он Парлэну. Управляющий помедлил долю секунды. — Мэтр Крейг отсутствует с вчерашнего утра, милорд. Видимо, занят делами. Ирвинг на мгновение задержал взгляд на старике. Внутри что-то неприятно сжалось. Но внешне он остался спокоен. — Тогда позови миледи, — коротко сказал он. Парлэн чуть понизил голос: — Миледи сейчас беседует с его высочеством Грегором в библиотеке. Ирвинг невольно сжал пальцы. Принц, который не должен быть здесь, и тем не менее, он с Элисон. Кристиан, который должен быть подле дочери — отсутствует. Случайность? Нет. Подобных случайностей в столице не бывает. Но на лице герцога не дрогнул ни один мускул. — Хорошо, я сам зайду, — произнёс он негромко. Шаги по коридору отдавались тихим эхом. Он знал этот дом — знал каждую дверь, каждую комнату. Но сейчас стены казались какими-то чужими. Ирвинг открыл дверь в библиотеку сам. Тёплый свет ламп, книги, уют… и сцена, от которой внутри похолодело: Элисон сидела рядом с принцем Грегором, беседуя с ним тихо и оживлённо. Она улыбалась. Причём искренне. При его появлении оба поднялись. — Милорд герцог, — первым отреагировал Грегор, учтиво склонив голову. Элисон склонилась чуть ниже, соблюдая формальность: — Я рада вас видеть, милорд. Ирвинг кивнул обоим. — Где Кристиан? — спросил он ровно, глядя прямо на девушку. В её глазах сразу вспыхнуло раздражение — острое, неподдельное. — Не знаю, — холодно бросила она. — И знать не желаю. В комнате на миг стало тише. Ирвинг уловил напряжение в её голосе — не просто раздражение, а что-то глубже. Обида. Разочарование. Он отметил это молча, переведя взгляд на Грегора. Тот стоял прямо, чуть выпрямившись, но в глазах мелькнуло движение. Что-то он хотел сказать — явно хотел — но в последний момент остановил себя. — Вы что-то хотели, Ваше Высочество? — спокойно, но очень холодно поинтересовался герцог. Принц быстро справился с собой. Его улыбка вернулась, словно натянутая на каркас самообладания: — Нет, милорд. Просто сочувствую вашей тревоге. — Как любезно, — тихо сказал Ирвинг, холодно кивая. Не задерживаясь ни на секунду дольше, чем требовал этикет, он развернулся и вышел в коридор, ощущая на себе их взгляды. Он не позволил себе размышлять на ходу — только собирать факты. Он был стратегом, а значит понимал, что торопливость неуместна. Оказавшись в кабинете, он замер у стола. Документы. Разложенные бумаги. Записка с какими-то расчётами. Чернильница открыта. Один лист не дописан. Всё выглядело так, словно маг вышел… чтобы скоро вернуться. Но не вернулся. Герцог медленно сел в кресло, глядя на бумаги. Кристиана нет два дня. Принц — в библиотеке. Дочь — нервная, обиженная. А в столице — игры, интриги, хищники. Ирвинг выпрямился, лицо его стало жёстким. Что-то началось. И он должен был узнать — что именно. *** Вечер поглотил город, и тени медленно наполнили комнату Гилласа. Языки пламени в камине играли светом на стенах, превращая мебель в бесформенные силуэты. Граф сидел в кресле, откинувшись, и, потягивая вино, наслаждался тишиной. Он чувствовал себя победителем, в этот момент, когда весь мир казался в его руках, а лишь треск дров и мерцание огня нарушали его размышления. Когда дверь скользнула, в комнату вошёл Киннох. Его шаги были тихими, как у тени, и не нарушили тишины, в которой наслаждался Маккрей. Киннох сообщил о приезде герцога, но Гиллас лишь слегка повернул голову, не выказывая особого интереса. — Загнал пару лошадей, торопясь сюда, — пробормотал граф, его голос был спокойным и безразличным. — Решил поторопиться ради защиты девчонки. Но, может, это и к лучшему. Пусть думает, что с ним она в безопасности… перед тем, как он встанет перед Трибуналом. Киннох продолжил, не спеша, как всегда. — Вчера Карающие захватили мага герцога. Шесть братьев погибли. Глава Рейхард явно зол на него. Маккрей посмотрел на огонь, словно что-то просчитывая в уме. — Сильный боевой маг… — Гиллас почти не заметил, как выдохнул эти слова. В его интонации явно чувствовалось неудовлетворение. — Почему он оказался у Ирвинга? Почему Академия посылает нам не пойми кого? Только посмотри, что творится: у меня и у короля — слабаки, которые даже портал нормально не могут сделать, у Гэлбрейта — сильный маг, способный сражаться, и не против черни, а против Карающих. Он поднес бокал к губам, но не пил, просто наблюдал за огнём. — Неплохо, да? Вот, оказывается, чем я рисковал. Но вовремя вмешался. — Прикажите узнать, как маг такого уровня оказался у герцога? — спросил Киннох. — А зачем? Он уже не играет роли, — ухмыльнулся Маккрей, его улыбка была ледяной. — Карающие скоро получат свои признания от него, а потом… либо смерть, либо огонь. В любом случае, он больше не может ничего изменить. — Официальных обвинений пока нет, — заметил Киннох. Гиллас посмотрел на него, и его глаза стали чуть холоднее. — Вопрос времени, — махнул рукой Гиллас, как будто всё было предрешено. — Всё будет вовремя. Чем занят мой племянник? Снова помчался к девчонке герцога? Киннох сдержанно пожал плечами, не скрывая лёгкого презрения. — Да, как обычно. Она всё-таки его интересует. — По крайней мере, хоть что-то делает, — Маккрей усмехнулся, почти не заметив сарказма в своих словах. — Может быть, даже полезное. Он снова перевёл взгляд на бумаги и раздражённо вздохнул. — А вот Хартвин меня расстраивает. Не подписывает указов, оправдывается плохим самочувствием. Уже третий день. Киннох слегка нахмурился. — Насколько мне известно, король действительно болен. — Не до такой степени, чтобы не подписать пару бумаг, — снова сказал Гиллас с явным раздражением в голосе. — Эти болезненные отговорки меня не волнуют. Я сам с ним поговорю. Он встал из кресла, оставив бокал на столе. Глядя на сгущающиеся сумерки, он ощущал, как план, который он строил, почти завершён. Он мог почти почувствовать победу. — Всё будет как задумано, — произнёс он, не смотря на Кинноха. — Шах и мат, Ирвинг. Шах и мат. *** Калин въехал в просторный двор резиденции Гэлбрейтов без лишней спешки, взглядом опытного человека отмечал детали. У стены скучал слуга в ливреи принца — значит, Грегор тоже здесь. Петля затягивалась на шее герцога быстрее, чем он ожидал. Уже у крыльца путь ему преградил суровый стражник. Молодой, плечистый, с тяжёлым взглядом, он явно собирался не пускать его дальше. — Отойди, мальчик, — негромко сказал Калин, даже не удостоив его полной улыбки. — Герцог ждёт меня. Неловкую паузу прервал спокойный голос Аргайла, капитана стражи резиденции: — Всё верно. Барон Калин имеет право прохода. Пропусти. Стражник нехотя отступил в сторону, а Калин, бросив ему короткий взгляд, шагнул внутрь дома. Ирвинг Гэлбрейт сидел за широким столом в кабинете, задумчиво перебирая бумаги. Тени от огня в камине играли на его лице, подчёркивая резкие черты — и усталость, и твёрдость. Калин остановился у дверей и склонил голову в знак уважения. — Ваше светлость. Видимо, моё послание до вас не дошло. Ирвинг оторвал взгляд от бумаг, медленно кивнул: — Нет. Но вижу, что не зря поторопился. — Наоборот, — возразил Калин. — Вам следовало бы быть как можно дальше от столицы. — Почему? Калин подошёл ближе, понизил голос: — Вам собираются предъявить обвинение. В том, что вы отдали приказ на использование запретной магии. Герцог вскинул бровь, глаза его сверкнули холодной настороженностью. — И на чём оно основано? Калин усмехнулся безрадостно: — Бал в вашем замке, милорд… и ваша приёмная дочь. Она слишком многих увлекла. В том числе принца. Ирвинг коротко рассмеялся — горько, почти беззвучно. — Маккрей сделал ход… — И, надо признать, довольно удачный, — тихо сказал Калин. — Обвинение выдвинет не он. Против вас выступит ваш собственный маг, «покаявшийся в содеянном». — Кристиан на такое не пойдёт, — резко отрезал Ирвинг. — Ваша светлость… — Калин чуть опустил голову. — Он вторые сутки в руках Карающих. Я верю в его верность вам, но… братья умеют добиваться признаний даже от самых стойких. Герцог замолчал, уставившись на языки пламени в камине. Плечи его напряглись. — И ещё ваша приёмная дочь, — негромко продолжил Калин. — Она тоже здесь. Если вас обвинят, её задержат как соучастницу. Ирвинг поднял голову, в глазах мелькнула тяжёлая усмешка: — Значит, ты советуешь мне бежать? Трусливо уступить Маккрею? — Это тактическое отступление, милорд, — спокойно возразил Калин. — Здесь его территория. Пара десятков преданных вам людей не спасут положение. Карающие задавят вас числом… как задавили вашего мага. — Он жив? — резко спросил герцог. Калин покачал головой: — У меня нет сведений из Бастиона. Но судя по тому, что вас ещё не арестовали — он держится. Пока. — Именно, что пока, — глухо откликнулся Ирвинг, вставая из-за стола. — А это значит. что времени у меня почти не осталось. Он стоял, словно высеченный из камня, и в его облике читалась та несломленная гордость, которую Калин уважал больше всего. — Я не могу бросить Кристиана на смерть и сбежать, — тихо сказал герцог. — Я обязан попробовать его спасти. Калин медленно поклонился. Спорить было бесполезно. Покидая кабинет, он шёл по коридору, уже пустому и тихому, и думал о том, что, сколько бы лет он ни служил Ирвингу Гэлбрейту, этот человек всё ещё умел его удивить. *** Элисон казалась такой восхитительно живой, такой искренней в своём восторженном лепете о редких книгах, что Грегор поймал себя на неожиданной мысли: он не притворяется. Он действительно ею увлечён. И это было странно. Неожиданно. Опасно. Он смотрел на неё — влюблённую дурочку, не способную даже толком скрыть свои чувства, — и всё сильнее тянулся к ней, чувствуя, как рушатся тонкие перегородки между долгом и желанием. Дверь библиотеки внезапно распахнулась. Грегор вздрогнул, почти физически ощутив, как сгустилась атмосфера. Ирвинг Гэлбрейт вошёл, словно буря, сдержанная лишь тончайшей плёнкой вежливости. Его взгляд, холодный и тяжёлый, скользнул по комнате, задержавшись на них обоих. — Элисон, — произнёс он негромко, но таким тоном, что Грегор ощутил внутреннюю дрожь. — Подожди меня в кабинете. Я должен переговорить с его высочеством наедине. Девушка замерла, растерянно переводя взгляд с одного на другого. — Милорд… — начала она. — Выйди, — отрезал герцог, не повышая голоса. Элисон побледнела. Видно было, как ей не хочется уходить, как обида сквозит в каждом её движении, но, прикусив губу, она опустила голову и бесшумно скользнула к двери. За ней, с тяжёлым щелчком, закрылась дверь. Герцог медленно обернулся к Грегору. В его облике не осталось ни тени любезного хозяина. — Ваше высочество, — голос был ледяным, — ваше присутствие здесь неуместно. Прошу вас покинуть мой дом. И не возвращаться. Грегор внутренне напрягся. Слова были настолько резкими, что у него зачесались пальцы. Но он заставил себя говорить холодно: — Вы готовы вот так… выставить наследника престола? На губах Ирвинга скользнула насмешка. — А вы уверены, что вы — наследник престола? Лично я вижу перед собой только марионетку Маккрея. Удар был точен. Грегор взвился: — Как вы смеете! — В нашу первую встречу вы проявили здравый смысл, — герцог произнёс это словно мимоходом. — Но снова решили подчиниться указаниям своего дяди. Грегор вспыхнул, но вместо гнева неожиданно для самого себя выпалил: — Мне нравится Элисон. Только проговорив это вслух, он понял, насколько это было правдой. Ирвинг внимательно посмотрел на него. Долго. Пристально. Словно разглядывал трещины в броне. — Вот как… — задумчиво сказал он. — Нравится. — Да, — твёрдо подтвердил Грегор. На мгновение повисла тишина. — Хотелось бы верить, что вы искренни, — наконец произнёс герцог. — Но факты говорят обратное. Грегор напрягся: — Что вы имеете в виду, милорд? Ответ был как удар клинка: — То, что ваша увлечённость моей приёмной дочерью используется против меня. Ваш дядя позаботился о доказательствах. Моего мага уже арестовали. Его обвиняют в применении запретной магии. По их версии — по моему приказу. Завтра, вероятно, мне будет предъявлено официальное обвинение. Грегор побледнел. Он знал, что Гиллас что-то готовил. Знал о его желании отомстить магу за неудачу на улице. Но он не предполагал, что план окажется настолько грязным, настолько подлым. «Жалкий глупец», — с горечью подумал он о себе. Вот зачем дядя велел ему продолжать встречи с Элисон. Чтобы были «доказательства». — Я не знал, — выдохнул он. — Теперь знаете, — отрезал герцог. — И, как сами понимаете, ваше присутствие здесь нежелательно. Грегор ничего не ответил. Он только молча поклонился — коротко, жёстко — и направился к выходу. Во дворе он принял поводья из рук молчаливого слуги, сел в седло. Без лишних церемоний выехал за ворота, которые закрылись за ним с глухим стуком. Пустые улицы встретили его серой тоской. Он пустил лошадь в галоп, гонимый чем-то внутри — горьким осознанием. Маккрей сделал безошибочный ход. Карающие уже получили улики. Ирвинг падёт. А вместе с ним рухнет последняя надежда на перемены. *** Кристиан не сразу понял, что пришёл в себя. Боль была такой, что сознание плавало в густой тьме. Цепи тянули его вверх, выворачивая суставы, и каждый миг казался бесконечным. Его тело висело, натянутое, как старая тряпка, без шанса на облегчение. На фоне этой боли привычно жгло другое — едкий жар браслетов на запястьях, неумолимо выжигающих остатки магии. Он уже почти привык к этому ощущению — к постоянному внутреннему огню, глушащему силы, вытягивающему из него всё до капли. Под кожей пульсировала тупая, тянущая боль, от которой хотелось выть. Дышать было тяжело. Каждый вдох давался через силу и напоминал удар по рёбрам. Попытка пошевелиться взрывала в теле новые волны боли. Кровь текла по рукам, горячая, прилипая к коже. Тишина. Никаких звуков. Только его тяжёлое, рваное дыхание. И чёткое, неотступное понимание: ещё немного — и тело не выдержит. Подпиши. Только одно действие. И всё кончится. Внутренний голос, скользкий и уставший, шептал: «Подпиши. Пускай закончится». Но он не мог. В голове всплывали лица. Ирвинг — тот, кто дал ему шанс, дал то, чего он никогда не имел. Семью. Статус. Он не мог предать его. Не мог. Дэн — друг, горячий, порывистый. Тот, кто всегда был рядом, кто верил в него без слов. Кристиан не мог позволить, чтобы он пострадал из-за него. И Элисон. Он видел её лицо, её взгляд — тот, с которым она смотрела на него тогда, когда её мир рушился. Когда она решила, что он способен предать её. А он… он любил её. Любил так, как не мог объяснить даже себе. Эта любовь — была частью того, что держало его в сознании. Он не мог быть слабым. Не мог сломаться. Он знал: если поставит подпись… Ирвинга казнят. Публично, показательно, жестоко. Дэна вышлют на границу — туда, где смерть на каждом шагу. А Элисон… Что станет с ней, лишённой титула, положения, защиты? В столице, где одинокая девушка — всего лишь трофей — она не просто погибнет. Её сломают. Унизят. Используют. Превратят в игрушку для тех, кто сильнее. Кристиан стиснул зубы. Боль полыхнула, хлынула кровь, но было уже неважно. Он не мог сдаться. Он держался. Ради неё. Она — тонкая, почти невесомая ниточка, удерживающая его над бездной. Пока он мог дышать — он не сдастся. Тишина вновь накрыла его, тяжёлая, вязкая. Воздух застыл в лёгких. Новый вдох рванул грудную клетку судорогой боли. Всё плыло, расплывалось. Сознание дрогнуло… и оборвалось. Тьма поглотила его. *** В комнате было тихо. Только за оконным стеклом монотонно шумел ветер — будто кто-то в ночи пытался сказать то, на что не хватило бы слов. Хартвин стоял у окна, не видя темноты за ним — лишь собственное отражение в стекле. Лицо, которое с каждым днём всё меньше напоминало лицо монарха. Всё больше — усталого человека, застрявшего между прошлым и настоящим. Совсем недавно отсюда ушёл Гиллас. И вместе с ним — ощущение, что у Хартвина ещё есть выбор. Он почти не услышал, как хлопнула дверь — резкий щелчок замка остался в голове глухим ударом. Король снова и снова вспоминал их разговор. Граф не скрывал ярости. Даже не пытался. — Лекари не советуют мне перенапрягаться, — тихо сказал Хартвин, устало присев. Но в ответ раздался только сухой, злой смешок: — Поставить пару подписей — это утомительно? — Ты забываешься, — с гневом бросил он. — Это ты забываешься, — парировал граф. — То, что ты до сих пор носишь корону — заслуга моей семьи. Моего отца. Моих решений. Без нас ты бы потерял не только трон. Жизнь бы потерял. Тишина. Потом — слова, будто вырванные из груди: — А у меня есть власть? Гиллас даже не моргнул. — Корона у тебя точно есть. И перестань мешать. Даже Гэлбрейт не смог меня переиграть. Твой бывший закадычный друг был сильной фигурой… — О чём ты говоришь? — О том, что максимум через пару дней Трибунал Церкви признает герцога виновным. За приказ о применении запрещённой магии. Костёр или четвертование — выберут что сочтут уместным. Я же — просто посмотрю. С удовольствием. Так что, если не хочешь иметь меня в противниках — сиди тихо. И делай, что от тебя требуется. Хартвин тогда не ответил. Просто стоял. А теперь — смотрел в тьму, как в бездну, понимая, что так мерзко он не чувствовал себя никогда. Он снова вспоминал, как давно не видел Ирвинга. Как холодно они расстались. Сколько лет не было ни писем, ни слов — ничего, кроме молчаливого упрямства. Но при всём этом, Гэлбрейт… он был. Просто существовал. И этого было достаточно, чтобы Гиллас боялся. Только теперь Хартвин понял: Ирвинг всё это время защищал его. Просто, потому что был. Но он допустил ошибку и Гиллас больше не боится его. Что же случилось? Как Гэлбрейт мог допустить, чтобы его загнали в угол? Насколько правдивы обвинения? Неужели Ирвинг виновен? Нет. Это невозможно. Хартвин сжал пальцы, с силой ударил кулаком по подоконнику. Дерево дрогнуло, как от боли. Он вспомнил письмо. Просьбу об аудиенции. На которую он не ответил. Он мог бы. Должен был. Но откладывал. Боялся принять решение. А если бы ответил — всё пошло бы иначе? Но теперь ответа не будет. Он — король. Но у него нет власти. Нет права выбирать. Он, жалкая марионетка, которая когда-то сделала выбор. И теперь — расплачивается.