Ключ к бессмертию

Ночь была холодна, но герцог не чувствовал этого. Каменные ступени центрального храма казались выточенными из самой воли — суровой, неподвижной, древней. Огни у входа горели ровно, без дрожи. Как и полагалось дому, где обитает Созерцающий: здесь не спят, не закрывают дверей, не прячутся за замками. И всё же это место никогда не казалось Ирвингу таким замкнутым. Он поднялся без пауз — шаг за шагом, гулко отдаваясь в пустом притворе. Внутри царила тишина, нарушаемая только ровным шорохом пламени и мерным звоном в глубине — возможно, кто-то всё ещё читал ночную молитву. Но герцог пришёл не молиться. Первый служитель, заметив приближение гостей, едва не выронил лампу. Его лицо побелело, когда за спиной герцога выросли два закованных в сталь стражника, сопровождающие его с улицы. Ирвинг не стал терять времени. — Сообщи Его Святейшеству, что герцог Гэлбрейт требует немедленной аудиенции. Не просит — требует. Вопрос не терпит отсрочки. — Ваша светлость… ночь… Его Святейшество уже в покоях… — Если ты не хочешь провести остаток жизни, считая трещины на церковной кладке, иди. Сейчас. Служитель сглотнул и исчез за резной дверью. Герцог остался стоять в пустоте, глядя на алтарный свет. Он чувствовал, как воздух в храме напоён древней силой — старше королей, старше самого трона Фестмара. И всё же он не склонял головы. Дверь снова распахнулась минут через пятнадцать — слишком долго, но не настолько, чтобы считать это оскорблением. — Его Святейшество готов вас принять. Герцога провели через тёплые, гулкие коридоры, украшенные не золотом, но резьбой и тенью. Покои Видящего находились в глубине — за толстыми дверями, обитые кожей. Внутри было прохладно и почти аскетично: лишь массивный стол, несколько кресел, камин, высокий стеллаж и бронзовая чаша с курящимся ладаном. Видящий уже ждал. Высокий, сухой мужчина с проницательным взглядом, он казался резным, как стены его обители. Возраст чувствовался — в седине, в морщинах, в осанке, которая говорила: он привык сидеть в тени трона, но не ниже него. — Ваша светлость, — сказал он, чуть кивнув. — Полагаю, дело, ради которого вы явились в этот час, исключительной важности. — Несомненно, — отозвался Ирвинг, входя и не дожидаясь приглашения, — если, конечно, вы считаете жизнь моего мага достаточным поводом для прерывания вашего сна. — Разумеется, — спокойно сказал Видящий, не предложив сесть, но сам опустился в кресло. — Я слышал… Кристиан Крейг. Его задержали по обвинению в использовании запретной магии. — Нет, — голос герцога был спокоен, но сталь в нём звенела. — Его арестовали без моего уведомления, без ордера и без доказательств. По надуманному предлогу. Это превышение полномочий, за которое, если вы не вмешаетесь, заплатят все находящиеся в Бастионе. — Осторожнее, герцог, — губы Видящего едва заметно дрогнули. — Даже вы не можете позволить себе подобный тон в Храме. — Если мой маг погибнет до утра — боюсь, мне придётся позволить себе гораздо больше, — холодно ответил Ирвинг. — Я здесь именно для того, чтобы этого не случилось. Небольшая пауза. — Обвинения серьёзные, — сказал Видящий. — Применение магии, способной влиять на волю и чувства других. Запретной магии. Подобные чары были замечены в вашем замке. Есть свидетельства. — Свидетельства без имён? — герцог поднял бровь. — Простите, но меня всегда учили: если свидетель боится назвать себя — он лжёт. — Церковь защищает своих, — отозвался Видящий. — А я защищаю своих, — отрезал Ирвинг. — И потому спрашиваю: когда будет суд? — Когда завершится следствие. Орден действует по уставу. Если будет признание… — То свидетели окажутся не нужны. — Ирвинг прищурился. — Скажите честно, Ваше Святейшество: у них уже есть это признание? Видящий чуть наклонился вперёд. Несколько секунд он молчал. Потом — тихо, почти с неудовольствием: — Пока нет. Ирвинг кивнул. — Значит, он всё ещё жив. Это радует. — Вам стоит задать себе другой вопрос, — сказал Видящий. — Почему подобное внимание к вашей приёмной дочери вдруг вспыхнуло, словно по щелчку пальцев? Наследный принц, дворяне влиятельных домов… Это ведь не может быть просто совпадением? — Простите, — герцог усмехнулся — мягко, но без веселья. — Если бы Элисон была безобразна, горбата и косоглаза — я бы сам заподозрил вмешательство. Но она юная, красивая девушка, удостоенная внимания мужчин — это теперь у нас повод для церковного разбирательства? — Раньше её не замечали, — возразил Видящий. — Потому что раньше она не хотела быть замеченной. Элисон — не товар на прилавке, и ей не нужно было играть на балах, чтобы кого-то привлечь. Это не магия, это взросление. Или теперь каждая удачная невеста Фестмара должна представать перед Карающими? Видящий на миг прикрыл глаза. Открыл. Долго смотрел на герцога. Словно оценивал. И понял: это не вспышка эмоции. Это — позиция. — Ваши доводы услышаны, — наконец сказал он. — Но Карающих возглавляет Рейхард. Его мнение решающее. Вернувшись, он… — Я подожду его возвращения в столице, — перебил герцог. — Но Кристиан Крейг должен быть возвращён мне. Сейчас. — Это невозможно, — покачал головой Видящий. — Я не вмешиваюсь в дела Карающих. Ирвинг молча выпрямился. Его голос остался таким же спокойным. — А я напомню, что вы — глава церкви. А они — её часть. — У нас свои порядки, ваша светлость. — Тогда, возможно, вам придётся сделать исключение. — Вы угрожаете? — Я пока прошу. — И, если я откажу? — Тогда попрошу ещё раз. — И получите тот же ответ, — устало сказал Видящий. — Что ж… — герцог пожал плечами. — Тогда я уйду. Но хочу напомнить: за пределами Фестмара влияние вашей Церкви ничтожно. Ваш вес в королевском совете, ваша значимость для трона — это результат договоров и союзов. Моих предков. Моей семьи. Но если вы позволите использовать себя как оружие в чужой игре — всё это можно пересмотреть. Наступила тишина. Видящий долго молчал. — Вы готовы объявить войну ради мага? Ирвинг качнул головой. — Не так давно мне уже задавали подобный вопрос. Граф Маккрей, когда понял, что не смог опорочить мою дочь, сказал почти дословно то же самое. И я ответил ему, как сейчас отвечу вам: за своих я стою до последнего. — Маккрей… — задумчиво протянул Видящий. Складка на его лбу углубилась. — Именно, — подтвердил герцог. — И, если бы Кристиан Крейг был действительно виновен — я бы первым отдал его вам. Но сейчас я вижу только грязную игру. И вижу, как в неё втягивают вас. Видящий промолчал. Затем шагнул к столу, достал перо, медленно опустил его в чернила. — Надо было начинать с этого, — сказал он резче, чем требовалось. — Не хотелось доводить до крайностей, — негромко сказал Ирвинг. — Ультиматум и шантаж — не крайности? — поднял бровь Видящий. — Это было бы наше с вами противостояние. Но гораздо опаснее — та грязь, в которую вас пытаются втянуть. Без вашего ведома. Видящий ничего не сказал. Лишь закончил письмо, свернул его, запечатал печатью и протянул герцогу. — Можете забрать своего мага. Но не думайте, что это конец. — Даже не надеюсь, — отозвался герцог. Ирвинг покинул кабинет, сжимая в руке пергамент. Кристиан пока оставался в Бастионе. Но теперь — у него был ключ. *** Когда за герцогом закрылась дверь, в комнате наступила тишина — не глухая, не мёртвая, а плотная, давящая, будто сама каменная обшивка покоев внимала её отзвукам. Словно время застыло вместе с дымом курильниц — и только слабое потрескивание угля в камине напоминало: ночь идёт своим чередом. Файф Шолто провёл ладонью по лицу, неторопливо, как стирают старую маску. Это была давняя привычка, унаследованная ещё с юности, из тех времён, когда он сидел за партой Академии, будучи всего лишь магом — не послушником, не служителем Церкви, и уж тем более не Видящим. Тогда он мечтал изменить Церковь изнутри. Достичь равновесия между церковниками и магами — между верой и разумом, между страхом и справедливостью. Но мечты молодости редко доживают до седины. Косность догм, фанатизм Рейхарда и ему подобных, презрение знати — всё это оказалось куда крепче и устойчивее, чем он ожидал. Магия по-прежнему была попрана. Имеющие дар — всего лишь инструмент. А всё, что он успел сделать за два десятилетия, — капля в бурлящем море невежества и страха. Сколько поколений понадобится, чтобы сломать вековые традиции? И сколько усилий нужно, чтобы преемственность власти досталась не послушному инструменту фанатиков, а тому, кто способен пойти против течения? Он прикрыл глаза. Ни магии, ни пророчества — простая логика. В уме герцог уже вышел из Храма, пересёк притвор, сел в седло. Лязг стремени, глухой приказ — и всадники срываются с места, устремляясь к Бастиону. Туда, где остался Кристиан. Он знал: Рейхард не простит. Ни ему, ни Ирвингу, ни тем, кто встанет между ними. И знал: даже прямой приказ главы Церкви не остановит братьев Карающих. Не тех, что годами шли за своим Главой, не колеблясь. Но он сам дал герцогу широкие полномочия. Сам распахнул перед ним двери. Что ж… теперь Рейхард недосчитается многих. Когда вернётся — он найдёт пепел. Возможно, тела. И главное — потерю того, кого он сам попытался приручить, сломать, обратить в оружие. Два дня. Мысль, как ледяная капля, скользнула в разум. Два дня было у дознавателей. Два дня — без контроля, без надзора, без свидетелей. И пусть ему ещё не сообщили, получено ли признание — молчание говорило больше любых слов. Возможно, подпись уже легла на пергамент. А он узнает… утром. Как всегда. А значит — может быть, поздно. Если Кристиан сломался… Если признал вину… Если стал таким, каким его хотел видеть Рейхард — он мёртв. Даже если дышит. Кристиан… Видящий снова закрыл глаза. Образ всплыл мгновенно: высокий, черноволосый мальчишка с холодным, пронизывающим взглядом и упрямым молчанием. Недоверие, отстранённость. И под этим — пылающая искра Дара. Та же, что когда-то жгла его самого. Он видел в нём себя. И — своего преемника. Не послушного ученика. Не марионетку. А мага. Настоящего, сильного, опасного. Того, кто однажды займёт его место, продолжив начатое. Кто сможет не разрушить — а выстоять и сохранить. Он сел — позволив себе, наконец, немного слабости. Сгорбился, опустив взгляд на ладони. Мысленно вернулся к прошлому: к тому, как Кристиан оказался у герцога. Рейхард тогда рвался первым. Он тоже разглядел в мальчике потенциал. Хотел подчинить его, сделать орудием. Но он, Видящий, успел раньше. Несколько разговоров с баронессой Сельмой, его духовной дочерью. И вот — в Академию приходит официальный запрос от Ирвинга. Герцог просит мага. А благочестивый старый ректор, преданный Церкви до последнего вздоха, после короткого разговора отправляет к герцогу именно Кристиана. Да, ректор умер. Но это была необходимая жертва. Меньшее ради большего. О, как бесился тогда Рейхард. Как рвал бумаги, проклинал, шипел. Но так и не понял, кто тогда стоял за всем этим. Не понял — и не поймёт уже никогда. А настоящее… зыбко. Опасно. Хрупко. Как же досадно, что герцог прибыл только сегодня. Дым курильниц клубился в воздухе, тянулся к потолку, тонкой нитью вился сквозь тишину. Он не был человеком молитвы. Не с тех пор, как стал Видящим. Но сейчас, глядя в эти клубы дыма, он подумал о Созидающем. Он сделал всё, что мог. Остальное — уже не его воля. *** Город спал. Пустая мостовая гулко отзывалась на стук копыт. Отряд герцога двигался быстро, не сбавляя хода. Без разговоров. Все команды были отданы заранее. У ворот Бастиона их остановили дежурные. Несколько братьев Карающих, в серых рясах, с факелами. В напряжении, но без тревоги. Один шагнул вперёд — молодой, с аккуратной бородкой, взгляд прищурен, вежлив. — Ваша светлость… Чем можем быть полезны в столь поздний час? Ирвинг протянул свиток. — Приказ Видящего. Прочтите. Откройте. Тон ровный, почти равнодушный. Так говорят те, кто не собирается объяснять. Брат развернул пергамент, взгляд задержался на строке. Молчит. Остальные переглянулись. Один шагнул ближе — то ли из интереса, то ли чтобы лучше расслышать. — Простите, но Глава Рейхард отсутствует. Вам придётся подождать. Подобные вопросы решаются через… — Время вышло, — бросил герцог. Один кивок капитану — и всё началось. Две дюжины стражников двинулись вперёд. Слаженно. В боевом порядке. Без выкриков. Без колебаний. Один из братьев выставил руку, но не успел ничего сказать — меч ударил под рёбра, коротко. Он упал сразу. Остальные шарахнулись, но уже было поздно. Створки поддались с первого толчка. Засов не опущен — не ждали нападения. Или не верили, что кто-то осмелится. Или кто-то внутри не успел. Уже не важно. Прорыв удался только потому, что они этого не ожидали. В здравом уме сюда не лезут. Во двор ворвались первые трое. За ними — остальные. Братьев было больше. Много больше. Но растянуты по зданию, не собраны. Пятеро на посту, двое во внутреннем дворе, кто-то — в спальнях, кто-то — в залах. Реакция запаздывает. Первый, кто встретил нападавших, попытался использовать магию — поднял руку, пальцы сложились в знак. Упал, не успев — его сбили, ударили по горлу, добили. Второй брат оказался магом — огонь сорвался с его ладони, но не дошёл. Стражник прыгнул, и меч вошёл в живот. Коротко. Один раз. Без выкриков. Без демонстрации силы. Все двигались. Никто не стоял. Никаких дуэлей, никаких поединков. Братья пытались среагировать — кто-то вытянул руку, кто-то метнулся в сторону, кто-то засветился магией — но им не давали времени. Не давали пространства. Кто сопротивлялся — умирал. Кто мешался — умирал тоже. Остальных добивали. Работа шла в движении. В сторону не отходили. Внутренний двор. У стены остался один — молодой, безоружный. Стоял, не двигаясь. Глаза бегали, но не решался сдвинуться. Ирвинг подошёл, схватил за ворот рясы. — Где Кристиан Крейг? Я знаю, ты слышал имя. Где мой маг? Парень закивал быстро, судорожно. — П-под землёй… через зал причастий… левая лестница вниз… я не знаю точно… Этого хватило. Герцог развернулся к капитану. — Чистим по ходу. Без остановок. Они двигались внутрь. Каменные плиты были скользкие, воздух — спертый, влажный. Братья отреагировали — слишком поздно. Из бокового коридора выбежал кто-то с кинжалом — чтобы свалится с проломленным черепом. Ещё один ударил магией, но сразу упал — меч прошёл сбоку, рассёк живот. Никаких выкриков. Никаких речей. Только удары и движение. Ирвинг шёл последним. Не спешил. Считал тела. Смотрел по сторонам. Никто не должен был уйти. Ни свидетелей. Ни «нейтральных». В этом месте пытали его мага. Здесь не будет ни оправданий, ни выживших. Кристиан был где-то впереди. И больше ничего не имело значения. *** Он не знал, сколько времени прошло. Не помнил, сколько находится здесь. Сознание то пульсировало в голове в рваном ритме, то скатывалось в тишину. Всё тело болело, но боль давно перестала ощущаться как нечто конкретное. Она просто стала частью фона. Целители удерживали его жизнь, но не пытались вернуть в полную ясность. Гораздо труднее оказалось сохранить осознание себя — оно всё чаще ускользало в ту самую темноту, где не было страдания, но не было и воли. Где-то рядом кричал Юэн — зло, бессильно, хрипло. Его голос, всегда раздражённый и утомлённый, доносился до сознания, как эхо из другого мира. Дознаватель терял терпение, а поручение, данное ему Рейхардом, всё ещё оставалось невыполненным. Кристиан знал: он не может позволить себе сломаться. Не имеет на это ни морального, ни внутреннего права. Если он даст слабину, он проиграет. Это сделает пытки оправданными. Это даст им право повторить всё — и с Ирвингом, и с Элисон. Он приближался к краю не ради героизма, а потому, что другого выхода не было. Ему было холодно, до одеревенения. И в этом холоде сохранялась лишь одна мысль — чёткая, единственная по-настоящему важная: он не даст им того, чего они добиваются. Целители суетились, растерянные, и не понимали, что происходит. — Я… я не знаю, как он это делает. Браслеты на нём, а он всё равно блокирует лечение, — голос молодой, испуганный. — Прекрати панику, — рявкнул старший. — Держим его. Немедленно стабилизируй равновесие. — Я не могу! Он уходит! — Карх побери, живо верните его в сознание! — Юэн подступал ближе, шаги были тяжёлыми и злыми. — Мне нужно его признание! — Мы пытаемся, но он… — целитель сбился, подбирая слова. — Он сопротивляется, и мы не можем пробиться. — Что за чушь? У него же нет магии! — Остатки есть, — ответил тот с мрачной ясностью. — Для мага его уровня этого достаточно, чтобы уйти. — Он пытается умереть? — Юэн с яростью смахнул со стола склянку; стекло со звоном разлетелось по полу. — Он всерьёз готов загнать себя в могилу, только чтобы не дать мне признание? — Да, — выдохнул кто-то. — Именно это он и делает. — Так не дайте ему сдохнуть! — взревел дознаватель. — Он должен подписать признание, а не умирать как герой. Он мне нужен живым! Кристиан слышал их. Сквозь гул и пульсирующую пустоту в голове он понимал, что они наконец осознали — он умирает. И что они боятся. В этом открытии было что-то почти утешительное. Он уже сделал выбор. А Юэн может кричать сколько угодно, крушить мебель, метаться, как раненый зверь. Он не получит того, чего хочет. Ни при каких условиях. Голоса отдалялись, как шум воды за стенкой. Тело стремительно остывало, дыхание стало едва различимым, сердце билось реже, будто с усилием. Боль, ледяной озноб, запёкшаяся на губах кровь — всё это стало частью того, что он теперь называл собой. Он не мог сделать ничего, кроме как продолжать использовать последние крохи собственной магии, чтобы каждый раз успеть заблокировать лечение, прежде чем браслет сожжёт их. Без исцеления он долго не выдержит — и не только потому что Юэн позаботился об этом с особым усердием, но и потому его действия, в отличие от браслета, выжигали не магию, а дар… В почти погасшем сознании промелькнуло чувство удовлетворения от того, что он не оставил им ни малейшей возможности победить. Грохот. Что-то ударилось в дверь. Или в стену. За ней кричали, слышался звон металла, чьи-то вопли и глухие удары. Кристиан не поверил. Даже не позволил себе такой мысли. Надежда — слишком дорогой самообман. Здесь, в этих каменных стенах, она служила только одному: чтобы добить тех, кто ещё цеплялся. Он почувствовал, как чьи-то пальцы осторожно коснулись его плеча. Голос, хриплый, сорванный, раздался над ним. Голос, который он знал слишком хорошо. — Кристиан… мальчик… Он не видел лица, но знал — это был герцог. Ирвинг. Тот, кто пришёл. Тот, кто не должен был, но всё равно оказался здесь. — Не смей умирать, — сказал он уже твёрже, с привычной командной интонацией. Он бы усмехнулся, если бы мог. Сколько раз он слышал эти слова — приказы, под которыми скрывался страх. Герцог обернулся к целителям: — Он не должен умереть. Сделайте всё, что возможно. И всё, что невозможно тоже. Немедленно. — Милорд… мы пытаемся, но он сам блокирует поток. Мы не можем его подчинить. — Мне всё равно, — голос герцога звучал спокойно, но так, что в комнате повисла мёртвая тишина. — Если он умрёт, вы пойдёте за ним. Это не была угроза. Это было обещание. Браслеты со щелчком раскрылись и упали на пол. Магия хлынула обратно — впервые за всё это время не причиняя боли. Ирвинг опустился рядом на колени, убрал с лба Кристиана влажную прядь. — Всё. Ты не один. Ты нужен нам. Вернись. Не просьба. Не мольба. Приказ. И в этот момент что-то внутри отступило. Кристиан не знал, сможет ли выбраться. Но теперь это уже не был принцип. Это было слово, данное в ответ. Он попробует.