Ключ к бессмертию

В комнате стояла тишина — натянутая, как ткань, которую вот-вот разорвёт. Гэвин появился на пороге беззвучно, почти лениво, но с холодным вниманием в глазах. Он скользнул взглядом по фигурам у кровати и сморщился, как от боли. Двое целителей, вцепившись в нити заклинаний, выглядели так, будто вот-вот рухнут. Они удерживали Кристиана на грани, буквально втаскивая его обратно в жизнь по кускам, но делали это грубо, неумело, с отчаянной, бессмысленной самоотдачей. «Как будто льют воду в треснувший кувшин, — раздражённо подумал Гэвин. — Только шуму больше». Он прошёл мимо герцога, не дожидаясь приглашения. — Академия, выходит, решила, что целителям необязательно учиться? — произнёс он с ленивой насмешкой. — Не работа, а апофеоз некомпетентности. Пальцы его уже скользили над телом мага — привычные, быстрые, отточенные движения. Диагностическое заклинание вспыхнуло, распространяясь мягкими волнами по телу мага. Гэвин не смотрел на остальных. Всё внимание — только на нём. На Кристиане. На том, что осталось от него. Состояние было хуже, чем он ожидал. Намного. Тело истощено, сознание утекло куда-то вглубь, где не достать. И всё же — он был жив. — Заберите их, — бросил Гэвин герцогу, даже не оборачиваясь. — Эти двое сейчас свалятся. Я догадываюсь, что им угрожали смертью — вы, герцог, человек прямолинейный, — но, если откладываете казнь, то дайте им отдохнуть. — Если мы прекратим поддержку… — с трудом выговорил старший целитель. — …он умрёт? — перебил Гэвин. — Хотите поспорить? Молчание. Разумеется, не хотели. — Брысь. Он даже не смотрел, как они уходят. Знал: когда говорил так — слушались. Когда дверь за ними закрылась, тело на кровати дёрнулось. Гэвин услышал, как герцог затаил дыхание, и едва заметно усмехнулся. — Тсс, — только и сказал он, легко взмахнув рукой. Плетение окутало Кристиана — не теми грубыми нитями, какими пользовались до него, а чем-то иным: деликатным, как ткань шелка. Поддержка. Выравнивание дыхания. Стимуляция сердечного ритма. Охлаждение воспалённых участков. Кожа порозовела. Пальцы, доселе мёртвые, дрогнули. Он работал молча. Внимательно. Как мастер, чинящий древний и опасный механизм, где каждый неверный жест — гибель. — Ваша светлость, — проговорил он, не отрывая взгляда от Кристиана, — раз вы убедились, что я не шарлатан, не могли бы вы… выйти? — Я не думал о подобном, магистр… — начал было герцог, нахмурившись. — Странно. Я бы на вашем месте подумал, — перебил Гэвин, снова оглядываясь на Кристиана. — Приятно, впрочем, понимать, что не все так пессимистично смотрят на жизнь, как я… Но, всё же, прошу вас уйти. И проследите, чтобы целители были в состоянии снова работать. Мне будет что им поручить. — Вы поможете ему? — А чем, по-вашему, я занят? — раздражённо бросил магистр. Герцог задержался на миг, будто хотел что-то сказать. Потом кивнул и вышел. Он старался прикрыть дверь аккуратно — но для Гэвина она всё равно захлопнулась с оглушающим грохотом. Он остался один. На мгновение сел на край постели. Просто смотрел. Потом — заговорил, будто человек, что лежал здесь, среди подушек и покрывал, мог его услышать. — Ты ведь не надеялся выжить, правда? Хотел только, чтобы не смогли вернуть. — Он тяжело вздохнул. — Поздравляю, у тебя почти получилось. Гэвин провёл ладонью над телом, запуская первичную диагностику. Заклинание вспыхнуло, на миг окрасив воздух в бледно-зелёный. …и почти сразу начало сбоить. Магия исказилась, как при ошибке в формуле, и ушла вглубь. Магистр хмыкнул. — А ты интересный. Не просто выгорел — сложился, как лист бумаги. Сначала — снаружи, потом — изнутри. И ты всё ещё тут? Упрямый, значит. Это хуже. С такими всегда возни больше. Гэвин не торопился. Сейчас решающим была точность, а не быстрота. Коснулся дара и едва не отпрянул, ощутив сопротивление. — И почему я не удивлён, — с отвращением проворчал он, понимая, что начинать работу — как нырнуть в омут, зная, что на дне — водоворот. Стянул с рук перчатки, отбросил их в сторону. Сцепил ладони в замок, прикрыл глаза, подумав о том, что, если сейчас встанет и уйдёт, даже у герцога не будет никаких претензий — он не Созерцающий, чтобы пытаться творить чудеса, ценой которым может стать собственная жизнь. Да и с лежавшим на кровати человеком у них не было ничего общего… Магистр резко открыл глаза, бросив взгляд на лицо Кристиана. — Всё же чем-то мы похожи, — с грустью произнёс он. — Оба маги. Только ты выбрал показать себя — и попал к герцогу. А я... выбрал иное. Но оба мы смогли уйти из Академии и даже имеем относительную свободу. Он провёл ладонью по лбу Кристиана. — Свободу выбора… Ты выбрал смерть… А я… — Гэвин усмехнулся. — Просто обязан доказать, что твоя свобода выбора — иллюзия. Он начал сплетать заклинание, и магия откликнулась сразу — чужая, не его, агрессивная. Она пыталась обороняться, как зверь в ловушке. Он замер. Переждал. Убедил. Снова начал. Сначала — просто стабилизировать. Выравнивать пульс. Перекрыть утечку. Потом — глубже. Вытащить то, что вгрызлось в нервную ткань. Сшить, что было разорвано. Выровнять контуры сознания, не сломав личность. Он чувствовал, как с каждой минутой его собственный дар тает. Медленно, но неотвратимо. Как лёд, брошенный в раскалённое железо. — Ты… дерьмово устроен, — пробормотал Гэвин сквозь стиснутые зубы. — Или слишком хорошо. Чужая магия снова рванулась в атаку — мощно, инстинктивно. Он едва удержался. Задохнулся. В висках зазвенело. «Я не выдержу, если он ударит сейчас». Не ударил. Просто дрожал. Глубоко под кожей. Где-то между смертью и тем, что приходит после неё. Гэвин продолжал. Слой за слоем — магия отдавала тепло, шептала, трепетала, порой пыталась вырваться из-под контроля. Кристиан не реагировал. Его тело принимало силу — но сам он был где-то слишком глубоко. Магистр знал, что делает. Но также знал и другое: дар Кристиана — сильнее. Мощнее. Ярче. И чем больше тратил он сил, тем сильнее было сопротивление. Его собственная магия дрожала, когда соприкасалась с выжженным даром Кристиана. Словно младший кланяется старшему, даже не осознавая, почему. Он вспотел. Лицо побледнело. Руки дрожали. Он почувствовал, как начинает уже использовать резерв. Это было слишком быстро. И тут впервые мелькнула мысль: а что, если не выдержу? Гэвин поднялся, пошатываясь, и запер дверь. Медленно, будто ставил последнюю точку. Вернулся. Глубокий вдох. И снова заклинания. Тяжёлые, точные, многослойные. Он воздвигал магический щит вокруг тела Кристиана, встраивал в него собственную силу. Сдерживал. Выравнивал. Удерживал. — Что ты, карх тебя возьми, — пробормотал он в какой-то момент, — умудрился сотворить, что сгорел, но не умер? Магия Кристиана атаковала его, била по живому — жёстко, точно. Так делают только два типа магов: дети и безумцы. Этот был ни тем, ни другим. И всё равно ломал его без пощады. Первой предала спина — сжалась в ноющий узел, от которого немело левое плечо. Потом — глаза: пелена, световые пятна. Магия уже не слушалась, а спорила — требовала плату. Он платил. Не задумываясь. Сейчас он уже работал не ради, а не смотря. И не останавливался. Даже когда пальцы начали неметь. Когда собственное сердце пошло вразнос. Он не сдавался. Потому что теперь это стало личным. «Если он меня добьёт — значит, я слабее». Гэвин не мог себе этого позволить. Он продолжал. Щёки ввалились, губы стали сухими. Его вырвало — тихо, в сторону, без истерики. Как бывает, когда организм просто сдаёт. Он вытер рот тыльной стороной ладони, как будто не заметил, и продолжил. Он не говорил больше ничего. Ни сарказма. Ни жалости. Только в самом конце, когда сознание начинало уплывать, когда руки с трудом удерживали нужный контур и магия едва откликалась, он наклонился и почти беззвучно сказал: — Когда ты очнёшься… не вздумай думать, что всё это ради тебя. Я просто не люблю, когда ломают вещи, которые не успел понять. Магистр потерял счёт времени. Когда закончил — руки были словно обожжены, в висках стучало, губы пересохли. Кристиан был жив. Сон глубокий, почти магический, но живой. Цвет кожи вернулся, пульс выровнялся. Тело перестало быть просто оболочкой. Гэвин поднялся, шатаясь. В глазах двоилось. Стул, на котором сидел, с грохотом опрокинулся, но он даже не обернулся. — И это я ещё и не начинал, — пробормотал магистр, стирая пот. — Прекрасно, карх бы тебя побрал… Дрожь пробегала по телу. Руки гудели. Грудь сжало так, что он закашлялся — хрипло, с надрывом. На ладони — кровь. Протёр лицо — руку едва не свело судорогой. — Всё, — прошептал он. — Пока хватит. Он поднялся — шаг, ещё шаг. Снова покачнулся. Опёрся о стену. Перевёл дыхание. — Не обязательно делать самому то, что можно поручить другим, — пробормотал, срываясь на привычную насмешку. Открыл дверь — и сразу заметил целителей. Они стояли у стены. Выглядели лучше. — Теперь ваша очередь, — сказал он, голос был хриплым. — Делайте, что умеете. Только не трогайте Дар. И не приводите в сознание. Попытаетесь вывести его из этого состояния — всё обрушите. И я вас за это прокляну. Медленно. Очень изобретательно. Он не ждал ответа. Пошёл. Шаг — тяжёлый. Второй — хуже. Силы ускользали, и он это чувствовал слишком ясно. В коридоре он едва не упал, но удержался — прислонился к стене. Мир плыл. — Маркус бы сейчас носился, как взбесившийся, — пробормотал он, пытаясь ухмыльнуться. Он оттолкнулся от стены, сделал пару шагов — и снова пошатнулся. Тыльной стороной ладони стер кровь с губ. — Прекрасно, — выдохнул. — Прямо герой. Собравшись, дошёл до лестницы, спустился вниз, цепляясь за перила. Вошёл в кабинет герцога. Ирвинга там не было, и хорошо. Гэвин налил себе вина. Медленно сел, держа бокал обеими руками, будто он мог выскользнуть. На миг закрыл глаза. — Это только начало, — пробормотал он. И сделал первый глоток. *** Утро в особняке Маккрея было на редкость спокойным. Никакой спешки, никакой нервной суеты. Гиллас проснулся в отличном расположении духа, когда свет уже уверенно проникал сквозь тонкие занавеси. Он не был человеком, способным раскисать или хандрить — особенно в такие дни, когда всё шло по его плану. Ещё не вставая, он провёл ладонью по гладкой ткани простыней и лениво улыбнулся. Сегодня он должен был получить весть, которую ждал с особым нетерпением: арест герцога Гэлбрейта. Торжество порядка. Победа разума. Его победа. Он поднялся, потянулся — не спеша, с ленивой грацией — и направился к утреннему столу, уже накрытому в маленькой столовой. Чёрный кофе, свежий хлеб, масло, запечённое мясо — всё, как он любил. Он ел с удовольствием, просматривая один из последних докладов по выморочным землям, почти мурлыкая от удовольствия. После завтрака, с чувством выполненного долга, он отправился в кабинет. Сегодня — день работы и триумфа. Но стоило ему только сесть, как дверь распахнулась — без стука. Такое он позволял только Кинноху. — Ну? — Гиллас не сразу поднял глаза. — Он в цепях? — Нет, милорд. Маккрей медленно поднял взгляд. На лице не было ни удивления, ни гнева — только едва уловимая пауза между вдохом и выдохом. — Почему? — Бастион пал… — Киннох выговаривал слова осторожно. — Герцог взял его штурмом. Повисла тишина. Граф не сразу понял, что именно услышал. Он откинулся в кресле, скрестив руки на груди. — Что ты несёшь? — Герцог… прошлой ночью он пришёл в Бастион. Со своими людьми. Вооружёнными. — Киннох говорил ровно, как по протоколу. — Взял здание штурмом. Забрал мага. Почти все братья, что были там, убиты. Трое дознавателей — тоже. Гиллас моргнул. Один раз. Второй. — А Рейхард?.. ничего? — Не обвинил герцога. Вообще. — Как это — «не обвинил»? — голос стал чуть громче, но он сохранял самообладание. — Это же прямой удар по Бастиону. Кровь братьев. Нарушение всех законов. И он промолчал? — Поговаривают… у герцога было разрешение. — Подписанное королём? — Маккрей резко подался вперёд, вставая. — Нет, — тихо ответил Киннох. — Его святейшеством. — Видящий? — голос графа стал почти шёпотом. Он вновь опустился в кресло, как будто под ним осел воздух. — Он вмешался в дело Рейхарда? Открыто? Киннох кивнул. — Перед штурмом Ирвинга видели в Храме. И, говорят, пришёл он туда не за молитвой. Люди, что были с ним — из личной гвардии. Никто не скрывался. Всё — открыто, нагло. Маккрей молчал. Потом, почти с усталостью, выдохнул: — Стар он… Видящий. Стар. Гэлбрейт угрожал. Наверняка. Но Рейхард так это не оставит. Не тот человек. Гиллас встал, подошёл к окну, глядя в сад, залитый ярким летним солнцем. Погода по-прежнему была прекрасной, но на лице Маккрея не осталось и следа прежнего довольства. Он обернулся. — Меня беспокоит не случившееся в Бастионе, — произнёс он. — Меня беспокоит, что Ирвинг снова в игре. Вчера он был загнан. Сегодня он бьёт. И бьёт с размахом. Гиллас медленно повернулся к Кинноху, и голос стал холодным: — Как же он мне надоел… *** Во дворе было безветренно и непривычно тихо. Грегор ждал. Минуты тянулись медленно — раздражающе. Он стоял у ступеней, зная, что это намеренно: герцог даёт ему прочувствовать, кто теперь диктует условия. Когда Ирвинг наконец вышел — спокойный, холодный, собранный, — Грегор шагнул вперёд, но тот сразу очертил границу: — Мне казалось, что вчера мы с вами всё выяснили, ваше высочество. Ни приветствия, ни жеста, ни намёка на открытость. Только усталость и едва сдерживаемое раздражение. Грегор едва не стиснул зубы — слишком многое он хотел сказать. — Я… Я приехал не как наследник. Я приехал как человек, которому небезразличны ни вы, ни она… — Ни она? — переспросил герцог, голос стал резче, опаснее. — Простите, но звучит это сейчас неубедительно. — Я не знал всего! Я не знал, что задумал Гиллас, не знал, для чего меня использовали! Я бы никогда… — Никогда? — усмехнулся герцог. — Вы стояли рядом, когда всё рушилось. И не сделали ничего. Потому что вам было удобно. Потому что вы — как и ваш отец — живёте, пока вам позволяют. Плывёте по течению, пока оно несёт. А когда вас разворачивает против скалы — вы вдруг вспоминаете о чести, ответственности, симпатии. Поздно, ваше высочество. Очень поздно. Грегор хотел возразить — сжались пальцы, вздрогнули мышцы лица. Но тут он заметил их. Из боковой дорожки сада, неспешно разговаривая, шли Элисон и высокий темноволосый юноша. Лица принца коснулся ветер, но он будто онемел. Сердце ухнуло в пятки. Весь тщательно приготовленный поток слов — сгорел в горле. Он смотрел, как она говорит с кем-то другим. Шаг за шагом. Плечо к плечу. В какой-то момент она подняла взгляд. Увидела его. И сразу же — отвела глаза. Холодно. Намеренно. Словно просто не захотела признавать его присутствие. Он стоял, не двигаясь, ощущая, как всё внутри сжимается в горький ком. Она знала, что он здесь. И не захотела даже встретиться взглядом. Всё было решено. Без него. Значит, всё — правда. Герцог ей всё рассказал. О нём. О том, как всё выглядело со стороны. О том, кто он на самом деле в этой истории. Его окатила волна злого холода, застывшего где-то под рёбрами. Он узнал юношу — граф Росейн. Раньше бывал при дворе. Бывал часто. Слишком часто. А теперь — он рядом с ней. Говорит с ней. Защищает. Уводит её прочь. Они скрылись за аркой, и вместе с этим исчезло всё, на что он ещё надеялся. Он ничего не знал о том, как унять это ощущение — будто из-под него выдернули почву. А герцог всё видел. И ударил в самое уязвимое: — Вам больше не удастся воспользоваться наивностью Элисон, ваше высочество. — То, что я вам вчера говорил… — Грегор выдавливал из себя слова, — это не было ложью. Мне действительно не всё равно. Она… — …вам нравится? — перебил Ирвинг, поднимая бровь. — Прекрасно. Это ведь так легко — сказать. Слова ничего не стоят. Их не нужно доказывать. — Я докажу. Вам. Ей. Всем. — Делайте что угодно. Только не приезжайте больше. Иначе в следующий раз ворота останутся закрытыми. А вы будете стоять перед ними — так же, как сегодня стояли передо мной. Без права голоса. Без шанса. Грегор не смог удержаться, его глаза полыхали, а сердце билось быстрее, чем нужно. — Росейн… — вырвалось с гневом, как проклятие. — Вы выбрали для неё Росейна! Не принца, а графа. Я… я понимаю, что родовитый, но… это что, всё из-за того, что я не ничего не значу в ваших глазах? Принц — и всё равно не достоин… Не достоин её, да? И теперь я должен просто стоять и молчать? Да, я не сделал всего, чего мог бы, но вы… вы даже не дали мне шанс доказать это! Герцог, не скрывая иронии, повернулся и посмотрел на него с безразличием. — Дело не в титуле, ваше высочество. Важнее то, что человек способен решать сам, а не зависеть от других. Так что да, граф. А не принц, для которого титул — единственная ценность, не имеющий реальной власти. С этими словами герцог развернулся и, не сказав больше ни слова, ушёл. Грегор остался стоять в тени, поражённый своими собственными мыслями и неспособностью повернуть ход событий. *** Ирвинг закрыл за собой дверь, будто отрезая остатки разговора с принцем, и тихо выдохнул. Гэвин, устроившийся в кресле с бокалом вина в руках, с видом человека, которому в этом мире всё уже давно ясно, не поднялся. — Вы не особо церемонились с наследником престола, милорд, — лениво произнёс он. — И, предвосхищая ваш вопрос, — окно открыто, а акустика просто превосходна в это время суток. — Прекрасно, — отозвался герцог глухо, наливая себе вино и не глядя на собеседника. — Значит, вы слышали, что ваш ученик невольно оказался втянут. — Он сделал глоток. — Хотя, по правде, его появление — и ошибка Грегора — были весьма кстати. Мальчишке давно было нужно напомнить, где его место. — И вы сделали это так тонко, что мне почти стало жаль принца, — фыркнул Гэвин. — Почти. — Он откинулся в кресле. — Но Грегор не ошибся. Маркус действительно граф Росейн. Ирвинг на миг застыл, едва слышно выдохнув. — Последний Росейн… и Хранитель? Но ритуал, насколько мне известно, может быть смертелен. — Попробуйте объяснить это романтичному идеалисту, свято верящему в своё великое предназначение, — Гэвин усмехнулся. — Я попытался. Он воспринял мои доводы как вызов. Его прямо-таки воодушевила перспектива рискнуть жизнью, чтобы убедиться, «достоин ли». — И не пользуется титулом? — Пока не пользуется, — спокойно сказал магистр. — Сам отказался. Счёл, что так будет «честнее». Ирвинг качнул бокал в руке. — А что с графством? — А что с ним станется? — Гэвин пожал плечами. — Достаточно хорошего управляющего и немного контроля с моей стороны. Люди довольны, земля обработана, налоги поступают. Всё работает. — И как же ваш постулат о том, что Хранители имеют только имя? — Одно другому не мешает, — насмешливо отозвался Гэвин. Ирвинг чуть сузил глаза. — Ваше имя ведь не настоящее? — Именно так, — спокойно улыбнулся магистр, но в его улыбке мелькнуло что-то мрачное. — Но, боюсь, мой лимит откровенности исчерпан. Примерно на пару месяцев вперёд. Герцог не стал настаивать, предпочтя опуститься в кресло. Тело всё ещё ощущалось тяжёлым от усталости, но мысли кружились вокруг того, что сейчас происходило с Кристианом. — Как он? — спросил он, не глядя на собеседника. Гэвин немного замедлил движение, прежде чем ответить. Его взгляд стал сосредоточенным, а на губах появилась тонкая, едва заметная гримаса. — Пока не могу вмешиваться слишком активно. Сначала нужно излечить тело, — сказал магистр, голос его был ровным, без эмоций. — С этим справятся и ваши целители. Они на уровне, пусть и не идеальном, но нужный вектор я им дал. Кстати, как вам удалось заполучить такие неплохие экземпляры? Ирвинг поморщился, усталость снова прорвалась через его сдержанность, но он лишь коротко вздохнул, не отвечая сразу. Пальцы сжались на подлокотниках кресла. — Забрал вместе с Кристианом из Бастиона… — проворчал он. Гэвин поднял бровь, в его взгляде блеснула ирония. — То есть как я и предполагал, вам так просто никого не собирались отдавать… — протянул он, глядя на герцога с едва заметной насмешкой. Ирвинг едва заметно сжал губы, его взгляд на мгновение потемнел, но затем он сдержанно ответил: — Меня собирались обвинить, — сухо заметил герцог, наливая себе ещё. — А вы решили не дать им и такой возможности. — Гэвин одобрительно кивнул. — Ход не новый, но весьма эффективный. Удивительно, что Рейхард внезапно решил видеть в вас врага. — Это всё интрига Маккрея. — Ах, узнаю Гилласа, — с ленивым весельем протянул Гэвин. — Всегда действовать чужими руками. Но исключительно ради своей выгоды. Грегор, я так понимаю, снова трудился во благо дядюшки… пока что-то не пошло не так? И теперь принц начал искать союзников. Что ж, вы — вполне логичный выбор. Ирвинг скривился. — Полагаю, в его планах не было публичной отповеди в моём исполнении. — Учитывая, что принцу никто до сих пор не сказал «нет» так, чтобы он это услышал — это вполне вероятно. — Гэвин чуть усмехнулся. — Думаете, он всё ещё считает себя исполнителем воли? — Думаю, всё же задумался, чья эта воля была на самом деле. Хотя бы на секунду. Этого уже достаточно, чтобы Гиллас начал паниковать. — А вы хотите, чтобы он начал паниковать? — прищурившись, спросил Гэвин. — Я хочу, чтобы граф пожалел о том, что решил связаться со мной. Что касается паники — думаю, он уже в этом состоянии. Вчера он считал, что победил, сегодня я доказал ему обратное. — Не допускайте той же ошибки, которую совершил Маккрей, — произнёс магистр таким серьёзным тоном, что герцог невольно насторожился. — Он недооценил вас… Но и вы… не недооцените его. Он умеет извернуться так, как вы и не могли бы предположить. — У меня богатое воображение… — Вы человек чести, а это делает вас более уязвимым… Гиллас же никогда подобным не страдал. Он подлец. И в этом его сила. Его видение мира, которое развязывает ему руки. Он способен сделать то, о чём бы вы и не могли подумать, просто потому, что может себя не сдерживать. Помните об этом, милорд… А теперь извините, мне нужно проверить, как там мои коллеги справляются… Гэвин отставил пустой бокал на стол и, поднявшись с кресла, направился к двери. Герцог проводил его взглядом, ощущая странное удивление. В магистре было нечто такое, что не вязалось с привычным образом людей его возраста — как будто он был способен разглядеть то, что ускользало от других, и делал это с удивительной лёгкостью. Когда дверь за ним закрылась, Ирвинг тихо произнёс: — Кто ты такой, карх возьми? *** Каменные ступени чуть отдавали прохладой сквозь подошвы, воздух был тёплым, но не душным. Маркус спускался вниз, в уме всё ещё удерживая обрывки недавнего разговора с Элисон — то, как дрожал её голос, и то, как прятались глаза. Он не торопился: мысленно всё ещё был с ней, и лишь лёгкий шум шагов снизу заставил его вскинуть взгляд. Гэвин поднимался вверх — уверенным, на первый взгляд, шагом, но Маркус уже умел видеть то, что другие пропускали. Линия плеч — напряжённая. Движения — чуть замедленные, будто сдерживал слабость. И, конечно, глаза. Слишком тусклый взгляд, слишком резкий фокус — тот самый, когда сосредоточенность нужна, чтобы не пошатнуться. — О, — язвительно заметил магистр, подняв голову. — Неужели ты решил ради меня оставить девушку одну? — Только чтобы вы не упали с лестницы, — беззлобно усмехнулся Маркус, останавливаясь на пролёте. — Вы ведь не попросите помощи, даже если начнёте терять сознание посреди коридора. — Потому что, в отличие от некоторых, я не падаю, — буркнул Гэвин, но на последней ступени чуть замедлился. Маркус молча пошёл рядом. Он уже знал: если напомнить наставнику, благодаря кому он научился так ловко ловить теряющих равновесие — тот максимум усмехнётся. В комнате у больного магистр провёл совсем немного времени — отпустил пару едких комментариев в адрес целителей, ни на секунду не позволяя заподозрить, что на самом деле просто оценивал состояние пациента. Когда же, прикрыв за собой дверь, он вышел в коридор и молча направился к лестнице — стало ясно: худшего он не опасался. Маркус пошёл следом. Успел заметить, как тот слегка покачнулся — не так, чтобы рухнуть, но достаточно, чтобы на мгновение опереться на плечо. Не отстранился. — С вами правда всё в порядке, да? — сухо осведомился Маркус. — Абсолютно. — Отмахнулся Гэвин. — Не выдумывай. — Ага, — зло отозвался Маркус, — тогда объясните, откуда кровь. Он резко остановился, перехватил взгляд и молча достал из внутреннего кармана платок, протягивая наставнику. Тот хотел было что-то фыркнуть, но потом глухо вздохнул, забрал платок, отёр губы. Несколько секунд стоял, не говоря ни слова, слегка покачиваясь, словно волна усталости накрыла, но не утянула. А потом тихо, устало — но в своей фирменной манере: — Пошли в сад. Проводишь. Ты уже его видел — мне покажешь. — Вам бы прилечь. — Сейчас это лишнее, — отрезал магистр. — А вот свежий воздух — самое то. Сумерки медленно опускались на клумбы и ровно подстриженные дорожки. Небо было ещё светлым, но фонари уже зажглись — тёплые золотистые огни вытягивали тени от кустов, и редкий ветер шевелил листву. Здесь пахло влажной землёй, свежескошенной травой и чем-то терпко-цветочным — магия сада работала в любое время года. — Вдохни глубже, — язвительно бросил Гэвин, не оборачиваясь. — Местные травы якобы успокаивают. Или вызывают стойкое раздражение, если в тебя тычут ими слишком часто. — Вас они явно не успокаивают, — отозвался Маркус. Он шёл рядом, не касаясь, но и не отставал. — Но вы всё равно здесь, а не в постели. — Я не в постели, потому что я ещё не труп, — сухо сказал магистр, оглядывая дорожку. Он действительно держался, но это было упрямство, а не сила. Холодный пот выступал на висках, губы побелели. И снова — капля крови, почти незаметная, упрямо проклюнувшаяся в уголке рта. Маркус не произнёс ни звука, только молча протянул уже второй платок. — Ты, случайно, не носишь с собой запасную рубашку и одеяло? — усмехнулся Гэвин, вытираясь. — Чувствую себя, как тот драный кот, которого ты подобрал на улице на прошлой неделе. — С вашим характером даже кота подобного подобрать проблематично. А тот, о котором вы упомянули, оказался достаточно мудрым, чтобы быть благодарным за проявленную заботу. — Маркус слегка прищурился. — Но вы не скажете, когда вам станет хуже, так? — А зачем? Чтобы услышать мудрый совет от юного моралиста? Или чтобы ты решил, что меня срочно нужно отправить отдыхать и попросил пару стражников в помощь? — Пожалуй, и то, и другое, — спокойно сказал Маркус. — Но больше — чтобы вы не сдохли по дороге. Не потому, что вы невыносимый, а потому что кому-то вы ещё нужны. И я не только о себе. Гэвин замолчал, шагнул к скамейке, опёрся о спинку. Тело дрогнуло — почти незаметно, но Маркус подошёл ближе, оставаясь рядом. Секунды текли, словно в вязком воздухе. — Ты в последнее время стал наглее, — заметил магистр почти лениво. — Вы в последнее время — слабее, — отозвался Маркус в тон. — Мог бы соврать. — А вы — поверили бы? Гэвин хмыкнул, взгляд его скользнул по светящимся фонарям, по рядам роз и темнеющим деревьям. — Вот ведь… — тихо выдохнул он. — Я ж просил просто сопроводить, а получил моральную интервенцию. — Я ничего ещё не начинал, — усмехнулся Маркус. — Пока вы держитесь — я молчу. Но когда рухнете — я буду рядом. И язык мой будет длинным и язвительным. — Прекрасно, — мрачно отозвался магистр. — То есть ты хочешь стать мной? — Только лучше, — мягко парировал Маркус. — С исправлениями. — Ха. Смело. Посмотрим, сколько продержишься. Они молчали, и в этом молчании был почти покой. Только дыхание магистра становилось всё более неровным, и рука его сжала спинку скамейки чуть крепче. *** Гэвин всё же присел на скамью. Сел тяжело, с приглушённым выдохом, как человек, который долго боролся с очевидным — и проиграл. Спина ломила, как после удара молотом. Внутри — знакомая пустота, проявляющаяся, когда отдаёшь слишком много, а восполнить нечем. Резервы опустошены, мышцы отзываются тупой болью, а мысли начинают вязнуть, как в тумане. Он провёл рукой по лицу, словно пытаясь стереть и усталость, и слабость. Бесполезно. Всё цеплялось за него мёртвой хваткой. Маркус сел рядом, без слов. Просто рядом — и этим уже показал, что знает: что-то не так. Или всё слишком так. — Вы ведь не просто так тут сидите, — осторожно заметил он, — могли бы и отдохнуть… Гэвин хмыкнул. Привычка к сарказму подсказывала вставить что-нибудь колкое, но сил не хватало. — Состояние Кристиана слишком нестабильно, — без обычной бравады ответил он. — И уж поверь, мне хорошо известно, как всё может пойти не так… Пара мгновений — и «идущий на поправку» превращается в «безвременно ушедший». — Да вы сейчас даже бокал с вином не удержите, — проворчал Маркус. — Мне не нужно держать бокал, — глухо ответил Гэвин. — Мне нужно удержать пациента. Он чуть наклонился вперёд, будто собирался встать, но тут же передумал. Перед глазами всё поплыло. Не сейчас. Ещё минута, или пару… — Я имел в виду, что первое куда проще второго… — А никто и не говорил, что будет легко. Ладно, оставим эту тему, — он развернулся к Маркусу, изо всех сил стараясь выглядеть бодрым. — Лучше расскажи, какой тебе показалась приёмная дочь герцога? Тот нахмурился. Гэвин усмехнулся уголком губ: вот он, привычный ритуал — отвлечь себя, погрузиться в чужие проблемы, потому что на свои уже нет ни сил, ни желания смотреть. — Что, думал, я не проверю выданное тебе задание? Или ты всерьёз решил, что я тебя послал с ней цветочками любоваться? — Естественно нет, — мрачно отозвался Маркус. — Просто… всё сложно. — Только не говори мне, что не смог разговорить девушку в состоянии близком к истерике. Или она уж совсем молчунья? — Лучше бы она была именно такой, — раздражённо произнёс Маркус, вставая. — Она меня посчитала личным духовником… — Вот как, — задумчиво потянул Гэвин, ощущая, как ломит затылок. — Поздравляю, твоё сиятельство — похоже, у тебя открылся новый талант. Маркус с тихим вздохом снова опустился на скамью. Гэвин оставался молчаливым, словно не замечая, как всё внутри него продолжает сжиматься. Порой хочется просто забыться, отключить чувства, но это невозможно. Слишком много на плечах. — Она такая… наивная и открытая, — сказал Маркус, не скрывая раздражения. — Постоянно чего-то ожидает, считает, что весь мир ей должен. Гэвин не сразу ответил. Он пытался сформулировать ответ, но слова шли тяжело, как и мысли. — Видимо, Ирвинг что-то упустил в её воспитании, — сказал он, уставившись в одну точку. — Или просто не предусмотрел… В любом случае, с его стороны это просчёт. — Он замолчал на мгновение, оглядывая резиденцию герцога, а потом добавил: — Но зато теперь многое становится понятным. Маркус нахмурился, но не стал углубляться в размышления о воспитании Элисон. Этот разговор откровенно утомлял его. Но, тем не менее, он не мог не заметить, как всё это касается и самого Гэвина. — Мне не уследить за полётом ваших мыслей, — ворчливо произнёс он, — но, как по мне, вы точно перепутали с кем разговариваете. Я вас слушаю, но не в состоянии понять, где тут вообще логика… Гэвин слегка усмехнулся, несмотря на боль. Казалось, даже дыхание причиняет неудобство, и каждое движение отзывалось ломотой в теле, но он старался держаться. — И не надо, — ответил он с сухой иронией. — По крайней мере пока. Мы здесь гости. И не нам указывать хозяину на его просчёты. — А мне казалось, это ваша жизненная позиция — лезть куда не просят, — заметил Маркус. Гэвин фыркнул. Мысли ускользали, но он упрямо держал их в узде. — Не тогда, когда герцог готовится противостоять второму советнику короля… — произнёс он с нажимом. — Не тогда, когда всё зыбко. Когда каждый шаг может стать последним. Маркус чуть наклонил голову, вслушиваясь. — С каких это пор вы стали бояться Маккрея? Гэвин вскинул на него уставший взгляд, но всё ещё живой и цепкий. — Почему ты так решил? — Если герцог решит прижать графа, разве вы не захотите в этом поучаствовать? — осторожно спросил Маркус, будто нащупывая границы. Гэвин отвёл взгляд, насупился, но голос остался ровным. — Моё участие ограничится тем, что я вытащу его мага с края. Не больше. Слова прозвучали резко. Маркус замер, чувствуя, что за этим — что-то большее. — Но почему? — не отступал он. — Потому что Ирвинг слишком торопится, — Гэвин сжал пальцы на спинке скамьи. — Сегодня, например, он использовал тебя… Маркус нахмурился. — Как? — вырвалось у него. — Приезжал Грегор, — Гэвин говорил, глядя в темноту. — Увидел тебя с Элисон и решил, что герцог видит в тебе партию для неё. — Но я же Хранитель… — Сколько раз тебе повторять: это звание, а не обет, — тихо сказал Гэвин. — Особенно сейчас, когда ни один из нас не слышит Грань. А в уставе, написанном давным-давно, нет ни слова о безбрачии, ни об отказе от материальных благ. Маркус помрачнел. — Для меня это важно, — сказал он, затем, поймав взгляд наставника, немного сник. Гэвин глубоко выдохнул и посмотрел в сторону, как будто хотел отгородиться от разговора. — Ну так я и не мешаю тебе так считать, — мягко отозвался он. — Но то, что Ирвинг прямо подтвердил догадку принца… раздражает. Маркус хотел возразить, но Гэвин опередил его. — Принц теперь уверен, что ты — его прямой конкурент. А учитывая, сколько раз ты побеждал в ваших «дружеских» поединках, он вполне может вспомнить, как ты ему «дорог». — Но она любит Грегора… — вырвалось у Маркуса, прежде чем он успел себя остановить. Гэвин посмотрел на него, с иронией, но без осуждения. — Я бы удивился, если бы было наоборот, — усмехнулся он. — И не красней, я это и без тебя понял. Маркус тихо вздохнул. — Но откуда герцог узнал, кто я? Гэвин кивнул, будто признавая важность вопроса. — Он не знал. Думал, что принц ошибся. Ирвинг слишком долго был вдали от столицы, - он замолчал, прикрывая глаза, но потом продолжил. - А теперь довольствуется обрывками сведений и не видит полной картины. Оттого и допускает ошибки. Маркус нахмурился, но спорить не стал. — Но вы же могли бы ему подсказать… — Мог бы. Но не стану, — отрезал Гэвин, даже не открыв глаз. — Почему? — Потому что в лучшем случае он воспримет нас как временных союзников. А в худшем — как фигуры на доске, которыми можно пожертвовать. — Но он благородный человек… Гэвин тихо фыркнул, открыл глаза и посмотрел на него. — И что это меняет? Маркус открыл рот для возражения, но не смог подобрать слов. Гэвин же заговорил вновь — теперь с такой тяжестью в голосе, будто ставил точку. — В любом случае, нас это не касается. Тишина повисла между ними, наполненная несказанным. Маркус молчал, осмысливая, а Гэвин внимательно наблюдал за ним. Он ясно видел: ученик считает, что наставник ошибается. Что нужно действовать, вмешиваться, быть справедливым. Вроде бы не глупый мальчишка… Но не видит очевидного. Или не хочет видеть — что, по сути, одно и то же. Его совсем не тревожит, что Ирвинг уже использовал его. Выставил перед Грегором, как приманку на охоте. И зная характер принца, легко догадаться, как тот будет действовать. Пусть Грегор и понял, что Гиллас его использует, но слишком долго был рядом с дядей, чтобы не перенять методы. Найти бретера и устроить дуэль — дело нехитрое. И как бы искусно Маркус не владел мечом — рано или поздно найдётся тот, кто окажется лучше. Или же просто не повезёт: камень под ногой, скользкая трава, солнечный блик в глаза… И тогда слова, сказанные сегодня утром в библиотеке, станут пророческими. А Гэвину совсем не хотелось терять ученика. И вовсе не потому, что тот умеет заваривать чай именно так, как он любит.