vitrail

      "А я говорила," слоги с губ Меремисты шлёпаются в воздухе точно так же, как и книга Лили о водную гладь. Безвозвратно и неожиданно. Странички бумажные ласкаются не худыми пальцами юной писательницы теперь, а юркой, чуть словно шипящей морской пеной. Бесстыдно и без зазрения совести со стороны воды и соли, отчего Лили вздыхает: смываются строчки Пастернака. А Меремиста шлёпает невольно своим хвостом по нагретому, широкому камню. "Говорила тебе, не читай близ моря."       "Мне хотелось," низенькая шатеночка бурчит так тихо-тихо, что Меремисте даже приходится впервые напрячь слух. Дребезжит в голосе девчонки эта нотка беспричинного стыда. "Это атмосферно - читать близ моря."       Ухмылка. Как всегда все через один лишь левый уголок губ и тут же со стремлением к верху - Лили уже кажется, что Меремиста по-другому и вовсе улыбаться не умеет. Серо-зелёные, тёмно-аспидного оттенка глаза русалки ловят собою блики солнышка.       "Ни минуты покоя с тобой, девчонка," русалка ворчит в удивительно ласковой манере, прежде чем лениво, но абсолютно выверенно в своей "непринуждённости" притворной плюхнуться в море с камушка. То ли пучина морская поглощает ее всякий раз голодно и жадно, то ли сама Меремиста настолько упёртая, что даже омут пресоленый ее характера не выдерживает и слушается. Но только совсем немного.       Лили с этим движением русалки словно в возрасте теряет один десяток и еще три года сверх: как удивленный ребёнок десяти лет, быстро подползает к краю скользкому от воды, ладонями упирается и смотри в серебрящуюся гладь водную так, словно сейчас вот-вот узнает все тайны мироздания.       Секунды, и вот голубые мечтательные глаза Лили теперь смотрят в извечно полуспящие, дымчатые серо-зелёные глаза. Меремиста всплыла. И смотрит, не желая рушить момент. Пастернак, отважно гонимый волнами, уплывает мокрым бумажным блином к горизонту. Тоже без слов. Теперь уже без.       -------       "Лучше?" Русалка ворчит до смешного неправдоподобно. "Уголковая" улыбка ее оборачивается против нее самой и ломает лживый и напускной тембер. Лили всегда любила плести ей косу, и Меремиста... Ей тоже нравится.       "Лучше любого Бродского," Лили смеётся тихонько, вплетая в волосы тилового оттенка ракушки и жемчужинки, просто блестящие камушки - то, что Меремиста сама подняла ей со дна. Снова хлопок. Русалка расположила свой хвост более удобно, а Лили невольно поворачивает голову легонько. Чешуйки похожи на мелкие ракушки - так и чешутся руки, ведомые бредовой головой, чтобы попробовать сковырнуть и поддеть ногтями.       "Вот заладила," русалка фыркает, "Продский, Пастернак. Как будто никого другого больше в твоей голове нет."       "Бродский," Лили безмятежно поправляет, сдерживая смешок. Коса тиловая становится все тяжелее в ее ладонях, с каждой вплетенной туда ракушкой. "И есть. Ты, например."