Махбуб

Арми вернулся домой поздно вечером, чувствуя себя выжатым донельзя. Голова гудела от напряженного дня: утренние переговоры, где он, стиснув зубы, представил Султана и его компанию самым выгодным подрядчиком перед правлением холдинга, а затем долгие, монотонные часы над рутинными отчетами. Единственным светлым пятном стали найденные им по рекомендациям контакты учителей — одна строгая дама для французского и молодой энтузиаст для английского. Он чувствовал себя одновременно и победителем, и предателем, и эта двойственность вымотала его до предела. Вилла встретила его тишиной и ароматом специй. Талор уже накрыла на стол. Арми, скинув пиджак, первым делом спросил: — Ну, как наш гость? — Спит, — коротко ответила Талор, расставляя тарелки. — До сих пор? — Арми удивленно поднял брови. — Он что, не вставал весь день? — Нет. Я заходила, проверяла — дышит. Всё в порядке. Просто спит. Арми посчитал в уме часы и нахмурился. Получалось почти двенадцать. — Это долговато. Разбуди его к ужину. Пусть поест, а то совсем ослабнет. Талор не выглядела в восторге от этой перспективы. Она помялась на месте, переминая салфетку в руках. — Что еще? — сдался Арми, видя ее колебания. — Пойдемте вместе, — тихо сказала она. Они прошли в комнату. Махбуб лежал в той же позе, в которой его оставил Арми — на боку, укрытый по подбородок, словно застывшая мраморная статуя. Казалось, он не шелохнулся ни разу. Талор осторожно села на край кровати и потрясла его за плечо. — Бархез, хоҷа омад! ( Вставай, хозяин пришел! ) Эй, бача, бедор шав! ( Эй, бача, просыпайся!) Омега выпал из сна мгновенно, как будто его током ударило. Его зеленые глаза, расширенные ужасом, метнулись с Талор на Арми. Он приподнялся на локте, посмотрел в темное окно, и по его лицу пробежала судорога осознания. — Ман... ман хоб кардам? (Я… я проспал? )— его голос был хриплым от сна и нарастающей паники. Дышать он начал тяжело и прерывисто. — Асаб нашав, хоҷа асобанӣ намекунад. (Не нервничай, хозяин не злится), — быстро, почти машинально ответила Талор. Но он уже не слышал. Его взгляд снова упал на Арми, и он вскрикнул, срываясь на визг: — Дигар субҳ нест! ( Уже не утро!) Он сорвался с кровати так стремительно, что запутался в одеяле, и буквально рухнул к ногам Арми. — Хоҷа, бибахшед! Бибахшед! (Хозяин, простите! Простите!) — он запричитал, хватая Арми за ботинки и прижимаясь к ним лбом. — Ман намехостем! Ман хоб кардам! ( Я не хотел! Я проспал!) Арми отшатнулся, будто его обожгли. Он с ужасом смотрел, как те самые изящные губы, которыми он любовался утром, теперь в отчаянии прикасаются к пыльной коже его обуви. — Перестань! Встань! — он попытался отодвинуть его, но Махбуб вцепился в его ноги с силой отчаяния. Талор, вздохнув, наклонилась и схватила омегу под руку. — Бас кунед! Ист намешавед! Бархеzed! ( Хватит! Прекратите! Встаньте! ) Но он не слушал, его тело сотрясали рыдания. Он отчаянно сопротивлялся совместным попыткам Талор и Арми поднять его на ноги, продолжая возиться в норах альфы. Талор посмотрела на растерянное, бледное лицо Арми, потом на истерику у его ног. Ее собственное терпение лопнуло. Резким, точным движением она отвела руку и звонко шлепнула бачу по щеке. — Бас! ( Хватит!) Звук хлопка был негромким, но удивительно действенным. Махбуб замер, замолк в одно мгновение, лишь судорожно глотая воздух. Он сидел на полу, прижимая ладонь к покрасневшей щеке, и смотрел на Талор широко раскрытыми, потрясенными глазами. — Не делай так больше — нервно выдохнул Арми, сердце его бешено колотилось. — Он по-другому не понимает, — парировала Талор, ее голос дрожал от сдержанного гнева. Она резко повернулась к омеге и накинулась на него: — Ту чӣ кардӣ?! Ту хоб кардӣ! Чӣ гуна ҷуръат мекунӣ? Ту ӯро хашмгин кардӣ! ( Что ты наделал?! Ты проспал! Как ты смеешь? Ты его разозлил!) Махбуб опустил глаза, по его лицу катились слезы. — Бубахшед... ( Простите... )— прошептал он. Арми, все еще пытаясь прийти в себя, провел рукой по лицу. — Позови его поужинать с нами. Талор, все так же хмурая, бросила омеге: — Бархеzed, биравем хӯрок бихӯрем. Хуб рафтор кун. (Вставай, пойдем есть. Веди себя хорошо.) Они втроем молча прошли на кухню. Арми тихо сказал Талор: — Не говори с ним так строго. Он боится. Талор лишь мрачно взглянула на него в ответ, но промолчала. Подойдя к столу, Махбуб замер в нерешительности, его взгляд растерянно скользнул по стульям. — Рӯйи сандлӣ нишин! ( Садись на стул!) — немедленно рявкнула на него Талор, будто угадав мысли бачи. — Зер нишастан ҳатто фикр накун! ( И не думай даже садиться на пол! Ты его разозлишь!) Омега послушно, но крайне неловко уселся на край стула. — Ҳоло, хӯрок бихӯр, ( Теперь ешь), — приказала Талор. Махбуб опустил глаза и дрожащими пальцами потянулся к еде, явно намереваясь есть руками. — Бо асбобҳо, ба ҷои худӣ! ( Приборами, ради всего святого!) — резко одернула его Талор. Он вздрогнул, отдернул руку и снова посмотрел на нее с немым вопросом и страхом, но снова потянулся к еде, на этот раз неуклюже сжимая в пальцах ложку. Они ели в гнетущем молчании, прерываемом лишь звоном посуды. Вдруг Махбуб тихо, почти неслышно, обратился к Талор: — Оё ӯ маро мезанад? (Он будет меня бить?) Талор, не глядя на него, пробурчала с набитым ртом: — Хӯрок бихӯр ва хомӯш шав. ( Ешь и помолчи) Арми, почувствовав, что происходит что-то за его спиной, поднял взгляд. — Он что спросил? Талор шумно выдохнула, отложив вилку. — Он боится, что вы его побьете. Арми посмотрел на омегу, который сидел, сгорбившись и стараясь стать как можно меньше, и в его груди что-то сжалось. — Скажи ему, что я не буду его бить, — тихо, но твердо произнес он. Талор перевела, не скрывая раздражения: — Хоҷа мегӯяд, ки ӯ шуморо намезанад. Ларзиданро боз ист. ( Хозяин говорит, что он вас не будет бить. Прекратите дрожать.) Махбуб кивнул, но его плечи все так же мелко тряслись. Он помолчал еще мгновение, а затем снова заговорил, еще тише: — Оё ман метавонам имшаб пеш ӯ биёям? Ман субҳ нараксидам. Ман хақиқатан мехоҳам. Ман омодагӣ дидам. ( Могу я прийти к нему ночью? Я утром не станцевал. Я очень хочу. Я готовился.) Талор закатила глаза. — Не, наметавонӣ. Дар шаб бе иҷозат аз ҳуҷраи хат набаро ва дигар наракc! (Нет, не можешь. Ночью без разрешения из комнаты не выходи и больше не пляши!) — ее голос снова зазвенел от злости. — Хоҷа аз садои ту хашмгин шуд, ҳеҷ кас аз сабаби ту нахоб кард! ( Хозяин из-за твоего шума разозлился, никто из-за тебя не спал!) Лицо Махбуба исказилось от чистого, неподдельного ужаса. Он схватился за голову руками. — Он что сказал? — снова настойчиво спросил Арми, видя его реакцию. — Ничего важного, — отмахнулась Талор. — Талор, — голос Арми стал тверже. — Он что спросил? Талор скрипнула зубами. — Он хотел знать, может ли он прийти к вам ночью. Чтобы "ответить" за то, что не пришел утром. И я не думаю, что сейчас он говорит о танцах. Арми закрыл глаза и снова глубоко выдохнул. Он чувствовал, как почва уходит у него из-под ног. — Это оно? — Да, это оно, — язвительно подтвердила Талор. Арми открыл глаза и увидел, что по бледным щекам Махбуба, которые он пытался скрыть ладонями, ручьями текут слезы. Он весь дрожал, а его шея и уши пылали густым румянцем стыда и отчаяния. И вдруг Арми, сам не зная почему, сдался. — Скажи ему... Скажи, что он может прийти. Через час. Только чтобы потанцевать. Только танец. Талор замерла и посмотрела на него так, будто он предложил поджечь дом. Она шумно выдохнула, отвела взгляд, явно думая: «Боже, что я тут делаю?» Но потом, сдавленно, обернулась к омеге и сказала, переводя слова хозяина.