Махбуб

Арманд сидел в тишине своего кабинетa, уставившись в экран. На том конце, в уютном, залитом мягким вечерним светом кабинете, с ним беседовала Флоренс Пью. Женщина, чья внешность сразу говорила о характере — собранном, остром, лишенном всякой сентиментальности. Ей могло быть как тридцать пять, так и двадцать пять — точный возраст угадать было невозможно, его скрывала та напряженная, почти звериная жизненная сила, что исходила от нее. Короткие, светло-русые волосы с проседью были убраны за уши, открывая высокий умный лоб и миловидные девчачьи округлые черты лица. Широко расставленные глаза, цвета холодного моря, смотрели прямо и оценивающе. На ней был простой темный джемпер, никаких украшений. Она выглядела как человек, который привык работать с суровой реальностью и не тратит силы на декорации. - …И я не знаю, что делать дальше, - закончил свой долгий рассказ Арми. - Центр сказал, что это не их профиль. Что он не жертва в их понимании. Что у них нет протокола. На экране Флоренс молча кивнула, ее взгляд стал еще более сконцентрированным. В ее паузе не было нерешительности — был мгновенный, почти машинный анализ. - Они правы, — ее голос был ровным, низким, без эмоциональных колебаний. — И нет. Их растерянность логична. Стандартные протоколы созданы, чтобы снять оковы и помочь человеку вспомнить себя. С вашим подопечным всё наоборот. Его оковы — это и есть его личность. Если их снять, мы увидим не освобожденного человека, а экзистенциальную пустоту, вызывающую панический ужас. Она сделала небольшую паузу, давая ему осознать тяжесть этого утверждения. - Ваш случай, месье Хаммер, выходит за все рамки. Но это не значит, что он безнадёжен. Это значит, что он уникален. И я хочу над ним работать. - Правда? — выдохнул Арми в его голосе прорвалось облегчение, смешанное с недоверием. Флоренс улыбнулась поджав губы. - Абсолютно. Большинство моих пациентов — люди, у которых была жизнь, а потом её отняли. У Махбуба жизни не было. Её у него украли до того, как она началась. Его не ломали — его так построили. Сформировали как раба. У него нет личности «до». Его «Я» — это его функция. Его не лишили свободы — он никогда ее не знал. Для центра это парадигмальная проблема: нечего «возвращать», нужно «строить с нуля». Она говорила без тени осуждения, с холодным, почти хирургическим интересом ученого, столкнувшегося с редчайшим клиническим феноменом. - И то, что вы не отказались от него, не стали использовать по, - она изобразила кавычки, - назначению а после продали или передарили, как надоевшую вещь, а пытаетесь найти способ помочь… Это первый и самый важный шаг. Целеустремленный и глубоко эмпатичный. Вы хотите вернуть ему не свободу — вы хотите подарить ему жизнь. С нуля. Арми устало выдохнул испытывая ужасную неловкость и стыд при воспоминаниях о той ночи, когда он не устоял. - Я просто не могу иначе. Не хочу быть частью этой системы…— он замолчал, подбирая слова. - И это единственно верная позиция для начала долгого пути, - решила поддержать его Пью. - Но вы должны понимать, месье Хаммер, работа будет не просто сложной. Это не терапия в обычном понимании. Это — первичная социализация. Почти как у ребенка-маугли, выросшего вне человеческого общества. Только этот «ребёнок» — травмированный взрослый омега с исковерканной психикой и единственным отточенным инструментом выживания — соблазнением. Арманд снова посувствовал волной накрывающий стыд и раздражение на самого себя. -Вы про то, что произошло между нами, — скорее констатировал, чем спросил он. - Да, - ровно согласилась Флоренс, заверяя. - И я хочу, чтобы вы меня поняли правильно: это не осуждение. Он — виртуоз в своем деле. Это его язык, его единственный способ коммуникации и получения одобрения. Вы столкнулись не с распущенностью, а с идеально отлаженным механизмом выживания. Противостоять этому без подготовки невозможно. Он запрограммирован на то, чтобы его «хозяин» был доволен, и будет использовать для этого единственный известный ему метод. Его паника из-за проспанного танца — это не страх наказания. Это экзистенциальный ужас существа, не выполнившего свое предназначение. Динамика раб-хозяин ему понятна он будет стремиться вернуться в нее, так же как Эмили молила вернуть ее в подвал отца. - Я нанял учителя английского, ищу — французского. Моя домработница, Талор, она… она с поистине восточным терпением проходит с ним азы того, что должен уметь нормальный человек. Как пользоваться вилкой, туалетом. Что спать нужно на кровати, а не на полу… На скулах Флоренс наметились легкие тени — подобие улыбки. Выражение ее лица смягчилось на градус, но глаза оставались все такими же острыми и аналитическими. - Это прекрасно. Это и есть терапия на данном этапе. Бытовые ритуалы, распорядок, чувство безопасного и предсказуемого пространства — это тот фундамент, на котором мы будем строить его новое «Я». Это создает новые нейронные связи, ломая старые шаблоны. Она снова стала абсолютно серьезной, собранной. - Мне необходимо пообщаться с ним лично. Для первичной оценки. У вас есть возможность организовать видеосвязь? И, что критично, есть ли у вас переводчик? Кто-то, кто сможет быть мостом между нами? Понимающий тонкости и вашу ситуацию? Арманд слегка усмехнулся, в его глазах мелькнула искорка усталого юмора. - Переводчик есть. Видимо, в этом месяце у моей домработницы Талор будет очень, очень хорошая зарплата. Уголки губ Флоренс дрогнули. - Отлично. Держите её крепче, такие люди на вес золота. Тогда договоримся так: вы обсудите с Талор удобное время, и мы проведём первую сессию. Я предупреждаю: она будет очень странной. Я не буду задавать ему прямых вопросов о прошлом. Я буду смотреть на его реакции, на язык тела. Арманд кивнул. - Да, конечно. Все что посчитаете нужным. Спасибо вам, мадам Пью. Только сейчас я по-настоящему осознал, во что ввязался. - Вы ввязались в спасение человека, месье Хаммер, - четко проговорила Флоренс. - Это редко бывает простым. До связи. Соединение прервалось. Арманд откинулся на спинку кресла, в тишине кабинета зазвучал лишь тихий гул компьютера. На экране осталось лишь его собственное отражение — уставшее, но с новым, крошечным огоньком облегчения и цели.