Мозаика

Лондон был не первым городом, где мне приходилось жить. Зато, безусловно, самым большим. В любом другом месте всегда есть шанс встретить кого-то из знакомых – или в крайнем случае улыбающееся лицо. Но не здесь. Пассажиры втискиваются в поезда, стремясь превзойти своих коллег по несчастью во все нарастающей войне за личное пространство с помощью макулатурных книжонок, плееров с наушниками или газет. Так же и в аэропорту. Боюсь представить свои обстоятельства, не родись я в королевской семье. Мой самолет приземлился спустя 15 часов полета, в столице, и мы со слугами первым же делом направились во дворец. Встречали меня братья. Была уже глубокая ночь, так что я не был удивлен тому, что застал звуки горячего секса из спальни родителей. Мой багаж оставили в покоях, и я поторопился лечь спать сразу же после приезда, приняв перед этим душ и посидев на кухоньке с родными часик-второй. Нормально собраться у нас вышло уже лишь только утром. Отец с матерью, ну то есть в целом вся наша семья, были до ужаса счастливы лицезреть мое существо спустя четыре с половиной месяцев разлуки. Я рассказал им про свой отдых, а Джереми заметил в диалоге мой мраморный цвет кожи, который стал немного желтоватым от аккуратного загара под палящим солнцем. Потом мне принесли мою призыву. - поедешь? – спросил отец, бросив на меня задумчивый взгляд. В моей голове забурлили мысли. У меня была спортивная карьера, контракты и большое будущее. С одной стороны, я ребенок с золотой ложкой во рту, который получал все, чего бы ни захотел, просто из-за возможностей своего положения. Захочу – могу не ехать, сделать билет и шиковать всю жизнь с ним в руках и продолжать наслаждаться жизнью, в отличии от тех бедолаг, коим повезло не так сильно, как мне. Мой образ «белого лебедя» или, как это называет Галлагхер, «я таких на завтрак ем», с идеальной осанкой и красивым личиком, мог бы спокойно и дальше поддерживаться, а я бы с удовольствием продолжал раздражать всех Британцев вокруг, как например, мои братья. Они поступили “умно” по мнению отца и согласились на военные билеты, отказавшись от службы армии.   Но что-то во мне в тот момент переключилось, что я и сам не смог контролировать. И я согласился. В течение следующего месяца я собирался с силами и вещами, подписав контракт и соглашение на участие в военных операциях. И на протяжении этого же месяца отец с мамой пытались меня переубедить в том, чтобы я отказался от службы и повел себя, как «умный мальчик». Но я на своем стоял твердо.      В последний раз перед отъездом я написал письмо, адресованное Гензелю, и вручил его королю Уильяму, с просьбой передать его принцу на случай, если он будет найден до того, как я вернусь. Я честно до сих пор так и не знаю, читал ли он все те мои письма и послания, что я писал ему. Мне довелось с начала и до конца принимать участие в подготовке и проведении военных операций, и я постараюсь подробно рассказать о том, как зародилась ее идея и как она претворялась в жизнь. Каждый, кто когда-нибудь брался за перо, чтобы рассказать о минувших днях, поймет, как нелегко писать о событиях, которые довелось пережить самому. В таком случае иногда кажется, что действия тех командных инстанций, к которым ты принадлежал, логичны и легко объяснимы, а других, наоборот, непонятны и даже ошибочны. Несмотря на то что эта книга вот-вот уйдет в печать, мне немного не по себе из-за того, что я публикую историю моей жизни. Мне хотелось уйти от такого субъективизма. И я старался судить о действиях тех или других военачальников так же, как я оценивал бы свои поступки.   6 января 2017 года я попрощался со своей семьей, утешая маму, которая горько плакала и долго обнимался со всеми своими родными и друзьями, пока нам не сообщили об отправлении поезда. Спустя мгновение я лицезрел, как друзья, вместе с братьями, бегут вдоль вокзала, за поездом, догоняя мое окно и счастливо улыбался, чувствуя, что, сея мгновение на долго отпечатается в моей памяти. Я ехал в одном вагоне с компанией крупных, побритых парней, находящихся по соседству, и все мы до одного были одеты в официальную армейскую форму. Я оставил 2 свои большие сумки на верхних полках выкупленного купе и удобно обустроился вплоть до приезда в Эдинбург, откуда мы пересели на самолет. Полет составил 6 часов. Нас привезли в Ирак. Солдаты один за другим выбегали из отсека военного самолета и прямиком оттуда попадали на нашу базу. Как только моя нога соприкоснулась с асфальтом, - я встретился со старшим лейтенантом, и он передал мне одну важную новость, касательно моего внешнего вида. Никому за последние несколько лет не делали никаких исключений: обязательно быть годен, выбрит и дисциплинирован. Я был более чем готов к подобным условиям, ведь неоднократно повторял себе о том, что сам согласился на это. Но сам того не подозревая, - внезапно обнулил этот счетчик. Мне сказали, что я могу не бриться налысо, но передали мне мою первую, прямую обязанность, - закалывать свои волосы в крепкий пучок каждый божий день. Мне ничего не оставалось, кроме как согласится. В принципе женский батальон точно так же поступает со своими волосами. В чем же собственно проблема? Я смирился, зато с тех пор у меня получаются замечательные пучки.      После базового обучения, длившегося 7 недель, меня отправили в Британскую артиллерийскую школу в Ираке. В ней, помимо стандартного обучения, я прошел курс снайперов и 18 февраля получил звание младшего сержанта. Теперь я снайпер. Война к тому времени шла уже 2 недели и наш отряд участвовал в ней с самого начала. Мы по приказу высадились на полуостров Фао и заняли нефтеналивной терминал, чтобы Саддам Хусейн не мог поджечь его, как в 1991 году во время первой войны в Заливе. Теперь мы прикрывали морпехов, продвигавшихся на север к Багдаду. Нашему взводу было поручено обеспечить безопасность морских пехотинцев. Несколькими часами ранее мы скрытно заняли полуразрушенное здание, и в данный момент следили, чтобы морпехи не попали в засаду. Местные жители попрятались по домам, и лишь самые любопытные выглядывали из-за занавесок в окна и ждали, что будет дальше. Вдали слышался шум приближающейся колонны американских и британских войск. Подразделения морской пехоты продвигались на север. Дело казалось очень простым, и я был рад, что морская пехота на нашей стороне. При виде их огневой мощи совсем не возникало желания помериться с морпехами силами. У иракской армии шансов не было. Совсем. Иракцы, видимо, это и сами понимали, и мы не без оснований считали, что их армия уже покинула эту территорию.   Я смотрел сквозь оптический прицел, разглядывая улицу маленького иракского городка. У меня в руках была снайперская винтовка взводного старшины — точнейшее оружие с ручной перезарядкой под патрон Винчестер Магнум калибра 7,62 мм. Мы лежали на крыше обветшалого здания на окраине города, через который собирались пройти морпехи. Вдоль разбитой дороги под нами ветер гонял пыль и обрывки бумаги. Воняло сточными водами. В пятидесяти ярдах от меня женщина открыла дверь и вышла с ребенком из домика.   Колонна морской пехоты остановилась. Из машин выпрыгнули десять молодых, гордых собой парней в красивой униформе, — пеший патруль. Как только они построились, женщина быстро достала что-то из-под платья, и я заметил резкое движение, которое она совершила второй рукой. Она выдернула предохранительную чеку из гранаты, и мы резко подскочили. - черт, да у нее граната в руке! Это китайская граната! – я воскликнул в ужасе. - давай, стреляй! – мой напарник подтолкнул меня слегка в бок. - но… - Стреляй! Стреляй по гранате! Там наши. Я колебался. По мне нельзя было не заметить, что я очень испугался. Рация молчала — связи с морпехами не было. Отряд двигался вниз по дороге, прямо навстречу женщине. Стреляй! — прогремел голос старшины. Я нажал на спусковой крючок. Пуля вылетела из ствола. Грохнул выстрел. Из руки женщины выпала граната. После второго выстрела граната взорвалась. Так я впервые убил человека из снайперской винтовки. Первый раз в своей жизни. Мои выстрелы спасли нескольких моих соотечественников; их жизни, несомненно, были более ценными, чем та злая женщина. Но я все равно разрыдался, и сержант полностью принял мой взрыв эмоций в этот момент, уложив на мгновение у себя на плече и что-то мяукая из разряда “всё, всё закончилось, ты молодец”. Вы можете посчитать, что я жалкий трус, раз так бурно отреагировал на обычный приказ. Но я никогда не убивал людей, более того – никогда до этого не причинял зло. Старшина и сержант нашли в моей реакции тревожный звоночек о том, что я морально неподготовлен и меня отправили на переобучение. ВМС утверждают, что я самый результативный снайпер за всю историю Британских вооруженных сил.   Но я скажу от себя: Я не самый лучший стрелок и не самый лучший снайпер, и я отнюдь не скромничаю. Мне много пришлось работать, чтобы отточить свои умения, но все было бы не впрок, если бы не выдержка и умение держать холодный нрав перед тем, как застрелить кого-то. Я серьезно. Когда ты впервые стреляешь в кого-то, то нервничаешь. Думаешь: а смогу ли я выстрелить? Как оно, действительно ли все будет о’кей? И лишь увидев труп своего врага, ты понимаешь, — причиной этой смерти стал ты. Ты делаешь это снова. Потом снова и снова. Ты убиваешь врагов, чтобы они не смогли убить тебя или твоих соотечественников. И так до тех пор, пока не выработается иммунитет. И так до тех пор, пока стрелять будет не в кого. Это и есть война. В конце концов, моя история о пребывании в Ираке и вне его — это больше, чем история о том, как я убивал людей или о сражениях за свою страну. Это история о том, как быть человеком. Я могу сказать, что до сих пор пытаюсь жить в соответствии с этими ценностями.   Через неделю, 25 февраля, когда мне отдали приказ вернуться обратно, на нашей же базе мы познакомились с новой группой привезенных военных. Среди них – майор Брюс Горовиц, брат Гирса Горовица, который контролировал весь табун солдат, что были у него под ответственностью. Кто бы мог подумать, что столь юным он подастся в солдаты на всю оставшуюся жизнь? Все, что я знаю о нем до сегодняшнего дня, - Брюс военный уже 20 лет своей жизни, 17 из которых он провел на поле боя. Мы про дружили все то время, что я находился в армии. У украинцев весьма хорошее воспитание. Его вежливость и манеры всегда помогали мне не потерять рассудок окончательно в этом обезьяннике. В первую встречу я попытался завести с ним разговор, как вдруг. - Отставить! Сто отжиманий! Начали! Двести двадцать с чем-то тел плюхнулись на асфальт и начали отжиматься. Все курсанты были одеты в камуфляжную форму, и я в выполнении приказа никак не мог оторвать взгляда от Горовица, который, находясь в такой обстановке уже не первый год, профессионально совершал любое свое движение. Брюс был высокий, выбритый молодой человек с удивительно красивыми, зелеными глазами. Он весил 96 килограммов на рост 193. Кожа смуглая от солнца, кисти рук и лицо загорелые. Темные волосы с ранней сединой. На шее ничего. Колец нет. Тело накаченное и сильное. Часов и украшений вообще нет. Он иногда ходил в зеленой кепке. Очень чистоплотен. Но не придирается в этом ко мне и другим людям. В общем и целом, - очень красивый мужчина. И что удивительно – он не был даже латентным геем. За все время, что я находился здесь, я заметил одну такую вещь, что парни здесь могут на спор отсосать кому-то, чтобы просто что-то доказать и часто, не стесняясь, показывают друг другу свои члены. Остальные дичают и набрасываются на Иракских женщин, выстраиваясь в очередь за сексом. Первое время это меня дико смущало, но позже я свыкся с тем, что каждый из них развлекается по-своему. Этот был не такой. Я позже узнал, что на тот момент у него уже была девушка, на которой он позже женился. У них двое детей, мальчики, но он все же, как я понял, всю свою жизнь посвятил армии, войне, контрактам и сейчас воюет в Украине. - Еще отжимания! Еще сорок! Сорок раз я сказал! Инструктор даже не подумал выйти из своего офиса в небольшом здании, расположенном рядом. Его глубокий голос, в котором слышались слегка садистские нотки, доносился к нам на плац прямо из холла. Мои мускулы еще не начали болеть, когда я услышал странный свистящий звук. Я вскинул голову, чтобы посмотреть, что происходит. В ответ мне в лицо полетела мощная струя воды. Вокруг нас стояли несколько других инструкторов с пожарными шлангами. Каждый, у кого хватило глупости посмотреть на них, получал ледяной душ. Но каким-то образом я находил в себе силы и продолжал отжиматься. В первый момент, когда ледяная струя достала меня, я инстинктивно отвернул лицо. Это привлекло внимание инструктора. Дурной знак. Не отворачиваться! — заорал инструктор, добавив несколько отборных словечек, касающихся отсутствия у меня способностей и характера. — Поверни голову обратно и продолжай! Так я и сделал. Я не знаю, сколько сотен отжиманий и других упражнений было в тот день. Я знаю только, что я чувствовал, что вот-вот провалюсь. Чего мне не очень-то и хотелось.      Ближе к 5 часам всех солдатов созвали на обед и мне пришлось наблюдать как все разделились на группы и заняли по столу. Когда мой взгляд упал на Брюса, - он сидел отдельно ото всех, набирая суп в ложку. Я был похож на школьника, выискивающего свободные места с подносом в руках. Но когда мне все-таки хватило смелости попроситься к майору, - он чуть отодвинул свои вещи, чтобы мне было удобнее расположиться рядом. И когда Брюс заговорил со мной, - я услышал в его голосе выраженный славянский акцент. - На то, чтобы достичь этого места, у меня ушла лучшая часть года. Я был принят во флот и отправлен в базовый тренировочный лагерь в феврале 2012 года, - отвечал он на мои вопросы. Он рассказывал, что его брат Гирс прошел курс BUD/S продолжительностью более полугода, который предъявляет исключительно высокие требования к кандидату — как в отношении физической формы, так и в отношении мыслительных способностей. Отсеиваются около 90% курсантов. После всего - младший Горовиц был направлен в морскую пехоту, и покинул базовый лагерь, будучи в прекрасной физической форме. Как позже выяснилось - прошел дополнительный курс летчиков, длившийся 3 месяца и получил звание старшего лейтенанта военно-воздушных сил. А Брюс прошел на предварительный месячный этап перед BUD/S. - Я из той части Калифорнии, что далеко от воды. Среди прочего, мне следовало научиться хорошо плавать на боку, — это критически важный навык для SEAL. И когда я почти достиг идеала - флот решил откомандировать меня в помощь специалистам по кадрам SEAL на несколько недель, пока это место оставалось вакантным. Я проводил там половину рабочего дня, либо с восьми до двенадцати, либо с двенадцати до четырех. Когда я не работал, я тренировался с другими кандидатами в SEAL. Мы занимались физической подготовкой. Вам знакомы эти упражнения: подтягивания, отжимания, приседания? – он обратился ко мне, погружая между разговором ложку с рисом себе в рот. - Да, конечно. Это базовые навыки для каждого спортсмена. С 8 до 10 утра, потом – 5-минутный кросс. Но отягощениями мы не занимались…Идея тренера была в том, чтобы приобрести силу, сохранив максимум гибкости. - А почему вы здесь? – спросил Брюс. Я озарил его глупым взглядом. - что? - Какова ваша цель нахождения здесь? Вы ведь принц. - Принцы не могут служить в армии? – я попробовал рис из моего обеда и совместил его с овощной подливой. - Обычно “высшее общество” – проговорил он с легкой язвительностью в отношении королевского общества в голосе. – не удостаивают честью свое высочество таким простым пешкам, как мы. Считают, что слишком далеки от военных дел и уж тем более тому, чем занимаетесь вы, Льюис. Вы стреляете из винтовки. Кто-нибудь из ваших ближайших знакомых может делать те же вещи, что и вы? Это заставило меня задуматься о том, что все мои ровесники, кого я знаю, действительно не служили в армии. Джереми подписал отказ; Доминик получил военный билет. Блудлайна спасла карьера фигуриста. Даже тому придурку Айзеку удалось откосить от армии. Я промолчал, и Брюс улыбнулся от осознания, что оказался прав в этом вопросе. - Вы говорили, что находитесь на предварительном этапе. – я поспешил вернуться к изначальной теме после минуты неловкого молчания. - Индок продолжается месяц. В это время на тебя немного орут, но ничего даже близко не похоже на BUD/S. Мы проводили много времени, изучая основы того, что от нас могло потребоваться, например, преодоление полосы препятствий. Идея заключалась в том, чтобы к моменту, когда начнутся серьезные дела, у нас был нужный запас глубины. Мы много времени проводили, помогая в мелочах, в то время как другие группы проходили настоящие тренировки. Приятное заключалось в том, что, хотя я более-менее представлял, что должно произойти, я не отдавал себе отчета в том, насколько все это будет тяжело. Пока не испытаешь что-то на практике, ты просто не можешь об этом судить. Но после разговора с Брюсом я стал относиться серьезнее к тому, что я делаю. Я провел три месяца, изучая основы флотской разведки, и, что более важно, приводя себя в нужную физическую кондицию. Я должен был ходить в тренажерный зал и методично развивать главные группы мышц: ноги, грудь, трицепсы, бицепсы и т. д. Я также начал бегать три раза в неделю, от четырех до восьми миль в день, при этом до двух миль преодолевая прыжками. И Горовиц, как один из инструкторов, и в первую очередь, - майор, так же отвечал за то, чтобы мы, под его присмотром, делали это правильно. Он был очень строгим и дисциплинированным солдатом.   Бегать я не люблю, но так моим мыслям было задано правильное направление: добивайся цели, несмотря ни на что. Меня спрашивают, насколько тяжелыми были те упражнения, сколько пришлось сделать отжиманий, сколько приседаний. Ответ — сто, но число само по себе ни о чем не говорит. Насколько я помню, сто приседаний или отжиманий мог сделать любой из нас. Дело не в количестве, а в том, что это был постоянный и повторяющийся стресс, ругань, сопровождавшая упражнения. Трудно понять все это, если сам не пережил. В этом месте со мной не сюсюкались и за все первые полгода, что я там был, - я полностью отвык от того, чтобы с меня сдували пылинки. Здесь абсолютно всем было насрать на то, что я принц. Меня в этой толпе выделяло только то, что я не выбрит налысо. Хотя угрозы лишить меня гривы публично или когда я сплю, - поступали регулярно. Впервые, когда я оказался в армии и был крайне удивлен тому, что душ здесь общественный – меня высмеяла толпа солдатов из моего отряда и всю следующую неделю травили меня прозвищем «бархатные ручки». Больше я не задавал глупых вопросов так громко.   Быть замеченным не сулило ничего хорошего. Было ли это во время физических упражнений, занятий или просто на построении, любая мелочь могла поставить вас в центр внимания. Если вы сутулились в строю, это тут же привлекало внимание Брюса. Если инструктор приказывал что-то сделать, я старался сделать это первым. Если я выполнял приказ правильно (и, можете поверить, я очень старался), - он игнорировал меня и переключался на кого-то другого.   Я не мог, конечно же, полностью избежать замечаний. Несмотря на все мои усилия, несмотря на занятия физкультурой и все остальное, у меня были большие проблемы с силовыми тренировками, подтягиваниями, питанием и сном. Брюс, как инструктор, отделил меня ото всех, и стал давать мне отдельные задания. Больше упражнений, чем другим. Намного больше. Вегетарианцев тут не сильно жаловали и на время нахождения там, - я приучился к принципу «жри че дают, либо ходи голодный». Но кормили нас хорошо. Каждые шесть часов, строго по расписанию. Это вскоре возымело эффект. Подтягивания стали одним из моих лучших упражнений. И я набрал вес. Я стал подтягиваться тридцать раз без особого труда. Лучшим на курсе я не стал, но теперь у меня уже не было причин вздыхать и смущаться. Ничто так не скрепляет дружбу, как совместная борьба и преодоление труднейших испытаний. Но хотя я пишу так же и о людях, память о которых волнует меня и поныне, я стараюсь быть предельно объективным и точным. На следующий день нас разделили на группы. Развели по разным участкам, и мы приступили к упражнениям: приседания, горизонтальные махи ногами, выпрыгивания из полного приседа. В какой-то момент мы поняли, что без предупреждения началась адская неделя. Это неделя, когда нас готовят перед тем, как вновь отправить в бойню. Мы плыли, мы делали физические упражнения, мы поднимали лодки. Мы ни на минуту не переставали двигаться. Несколько раз я думал, что не выдержу. Меня подмывало встать и добежать до рынды, которая могла разом прекратить мои мучения. Звонишь в рынду, и все, можешь идти пить кофе с пончиками. И — «до свидания», поскольку позвонить в рынду — значит, распрощаться с программой. Если бы рында была чуточку ближе, я бы мог встать, добежать до нее, ударить в колокол и идти пить кофе с пончиками. Но я не сделал этого. Возможно, я притерпелся, и мне стало казаться, что все в порядке. Но вот чего я не мог вынести — так это холод. Лежать в прибое на берегу, раздеваться, морозить задницу — вот что было хуже всего. Тем более на улице был февраль. Я крепко держал руки парней справа и слева, и меня всего трясло, как дрель, от озноба. Где-то в районе среды я начал осознавать, что, похоже, я пройду это испытание. К этому времени проблемой для меня стала борьба со сном. «Вы должны доказать, что у вас достаточно воли, чтобы продолжать даже тогда, когда вы полностью исчерпали силы. Именно это и есть главная цель испытания.» - повторял Брюс. И это, безусловно, эффективный способ отбора. Хотя, честно говоря, тогда мне это не приходило в голову. Я понял все позже, уже будучи в боевых условиях. Ты не можешь подойти к рынде и позвонить, чтобы оказаться дома, если по тебе стреляют. Об «адской неделе» снято так много фильмов и написано столько книг, что я не хочу тратить здесь ваше время на ее описание. Хочу сказать только одно: выдержать это испытание было намного тяжелее, чем прочитать о нем. В конце концов Брюс сжалился надо мной. Кстати, я узнал, что он оказался любителем жевательного табака. По мере приближения курса к завершению он и еще один инструктор из Техаса стали со мной на короткой ноге, так что от них я узнал тонны полезной информации. По итогу оконченного курса нашего (и в частности, моего) переобучения, нас собрали в большой комнате и раздали бумаги с нашими назначениями. Я получил то, что хотел: Третий отряд. Мы были переведены в состояние повышенной боевой готовности. И там нас ждало последнее испытание, которое давало инструкторам понять, готовы ли мы окончательно. Пытка газом. В ходе тренировок ты узнаешь, что глазам надо позволить слезиться, а худшее, что ты можешь сделать — это начать протирать их. Пусть текут сопли, пусть ты кашляешь и плачешь, но ты все еще можешь продолжать вести огонь и сражаться. В этом и заключается главный урок. Перед отъездом нам разрешили написать и позвонить родным. 7 марта мне выделили 1 час 30 минут на звонок с родными, а всем остальным я написал письма. Я отправил письма на адрес Джозефов, обращаясь к Гензелю, моих друзей, моих братьев и моего тренера по гимнастике, где в письме поведал о происходящем здесь.