Отповедь

Каждую субботу мама устраивала генеральную уборку. Избежать её было невозможно, и стоило Даниилу вернуться с занятий, как мама гордо вручала ему тряпку и тазик с водой, отправляя протирать пыль с полок в коридоре. Хоть не мыть полы, уже радость. Он не был против порядка, но сама обязанность убираться так часто его тяготила, особенно после тяжёлой недели, когда хотелось лишь провалиться в сон или зависнуть в телефоне. Отец сидел на диване, уткнувшись в телевизор, и следил за футбольным матчем. Музыку включить было нельзя, так хоть бы это скрасило скуку. Даниил двигал по полке статуэтки, шкатулку и рамку с фотографией. Семейный снимок, почти полный состав. На нём отец выглядел слишком уставшим, а мама сияющей, будто в ней жила неиссякаемая энергия. Даниил стоял с краю, в помятой рубашке и нелепом ярко—синем галстуке, словно кусок маминого платья оказался на его шее. Взлохмаченные кудрявые волосы торчали в разные стороны, а в глазах застыло то самое утреннее выражение: «Зачем меня подняли, дайте ещё поспать». Его рука держала Сашу, младшую сестру, но её внимание было приковано к чему угодно, только не к объективу фотоаппарата. Она единственная, кто не смотрел в камеру. Снимок казался ему неудачным, хотя мама называла такие фото «живыми». Фотосессии были традицией. Каждый год новые кадры, новые рамки, новые коллажи на стенах. Мама всегда повторяла, что память нужно хранить, иначе она растворится. Но Даниил видел в этих снимках не только радость, но и напоминание о том, что далеко не всё в их семье идеально. Он вернул рамку на место и выдохнул: — Я закончил здесь. — Отлично. А вон тот угол? — мама указала ложкой на противоположный конец коридора, где возвышалась старая массивная тумба. — Ну, б… лин. — Что за слова? Давай не увиливай. А то до обеда не закончишь, а тебе ещё в своей комнате убираться, — весело бросила мама, не отвлекаясь от кастрюли. Тряпка шлёпнулась обратно в таз. Даниил, обречённо опустив плечи, двинулся к тумбе. Отец не отрывался от матча. Когда Даниил проходил мимо, его силуэт заслонил экран. — Эй, ты что, специально? — шутливо проворчал отец, прищуриваясь. Даниил ухмыльнулся и нарочно начал качаться из стороны в сторону, подбирая позу, чтобы заслонить обзор ещё сильнее. — Ну-ка давай, дай посмотреть! — отец подался вперёд, пытаясь оттолкнуть сына плечом. Смех вырвался у обоих. Голос диктора в телевизоре надрывался, напряжение нарастало, на поле происходило что-то важное, а Даниил продолжал перекрывать экран. Отец вскочил, попытался выглянуть из-за его плеча. Мама заметила их возню, но только улыбнулась. Даниил уловил её взгляд и тут же остановился, словно боялся нарушить ту едва уловимую гармонию, которая держала дом в равновесии. Он подошёл к тумбе. Тяжёлое дерево темнело в полумраке коридора. Лак на поверхности облез, пыль легла неровным слоем, и рядом нависала та самая дверь, холодная и мрачная. Даниил всегда называл тумбу «Кушать подано». С неё брат забирал всё, что ему оставляли. Она была границей, разделяющим два мира: шумную, пахнущую едой квартиру и замкнутое, спрятанное за дверью пространство. Внутри ящиков тумбы лежали тарелки, ложки, чашки. Минимум для того, кто перестал разделять жизнь семьи. Формально. чтобы брату было удобнее. На деле, чтобы не пересекаться лишний раз. Мама запрещала уносить посуду в комнату, но Даниил почти не сомневался, у Жени там давно собственный набор. У него стоял мини-холодильник, а доставка приезжала чуть ли не каждый день. Даниил таскал коробки и пакеты, как маленький курьер, и каждый раз гадал, зачем столько еды и откуда у брата деньги? Женя перестал пускать к себе кого-либо ещё в тот год, когда после девятого класса поступил в колледж. Сначала он хотя бы выходил на ужины или вечером бегал в магазин, но постепенно всё реже покидал комнату. Потом и вовсе перестал выходить днём. Родители пытались разговаривать, убеждать мягко и осторожно. Но ничего не помогло. Даниил слишком хорошо помнил ту ночь, когда отец сорвался и начал колотить по двери. Его гнев был страшен, и ещё страшнее оказался ответный крик. Не слова, а чистый, вырывающийся из горла ужас. Вой, который пронзал стены и кожу, заставлял дрожать лампочки в коридоре. Даниил сидел тогда в своей комнате, закутавшись в одеяло. Хотел броситься, закричать, остановить обоих, но тело словно парализовало. Он помнил, как пальцы свело судорогой, как пот выступил на лбу. Мама заглянула в комнату проверить его и прошептала: «Не выходи». И он послушался. После того вечера Женя замолчал окончательно. Только сообщения. Сухие и короткие. «Ок». «Спасибо». «Хорошо». Четыре года диалога, свёрнутого до нескольких слов. Даниил всё ещё хранил в памяти лицо брата. Но был уверен: теперь Женя другой. Он вырос, изменился, и, возможно, их взгляды уже не встретились бы так, как раньше. Но желание увидеть его хотя бы одним глазом крепко засело в голове. Иногда ему казалось, что за дверью не брат, а кто-то чужой. Но ещё чаще, что за этой дверью исчезла часть его самого. Даниил задержался у тумбы дольше обычного. Пыль на её поверхности уже была стёрта, но уходить он не спешил. Взгляд снова и снова возвращался к двери, словно тянуло подойти ближе. Тишина за ней давила, он уже привык, что от Жени не доносится ни звука, но именно это молчание и подталкивало его каждый раз прислушаться внимательнее. Он прислонился плечом к косяку, делая вид, что поправляет тряпку в руках, и задержал дыхание. Несколько секунд было слышно только собственное сердце. Потом едва различимый шорох. Даниил замер, улавливая. Сначала подумал, что показалось, но нет звук повторился. Лёгкое царапанье, будто кто-то проводил чем-то твёрдым по полу. Он наклонился ближе, прижал ухо к холодному дереву. Доски двери пахли старым лаком. Сначала тишина, потом снова тот же звук, теперь стало ясно, это шаги. Нет, не шаги, а, прерывистое шарканье, словно человек передвигался очень медленно. Даниил напрягся. В горле пересохло, дыхание стало слишком громким, и он прикрыл рот ладонью, чтобы не выдать себя. Секунды тянулись мучительно долго. За дверью что-то упало с глухим стуком. Металл? Или дерево? Сразу после этого раздался звук, который он не смог понять. Низкий, едва слышный, но в нём было что-то странное. Не то стон, не то приглушённый смех. Он отпрянул, но лишь на шаг. Любопытство оказалось сильнее страха. Даниил наклонился снова, напряг слух до предела. В какой-то момент ему показалось, что он слышит тяжёлое дыхание, слишком близко, прямо у другой стороны двери. Ему стало не по себе. Казалось, ещё чуть-чуть и брат заговорит с ним. Он отшатнулся, выронил тряпку в таз и вздрогнул от громкого всплеска воды. Дверь осталась такой же тихой и безмолвной, будто ничего и не происходило. Даниил торопливо поднял тряпку, оглянулся в сторону кухни. Мама хлопотала у плиты, отец увлечённо спорил с диктором матча. Никто ничего не заметил. Только он один слышал всё это. Мысль о том, чтобы постучать, едва успела оформиться, как в кармане резанул вибрацией телефон. Даниил вздрогнул так резко, что чуть не уронил тряпку снова. Сердце ударило о рёбра, и по коже пробежал ледяной холод. Он достал телефон дрожащей рукой, глянул на экран. Пользователь «EV» Съебись. 13:51 Даниил замер, всматриваясь в короткое слово. Он машинально сжал телефон в ладони так сильно, что костяшки побелели. Губы пересохли, а в животе зародился липкий страх. Как Женя узнал? Он ведь не стучал, не звал, просто стоял у двери. Или всё это время брат был прямо там, за стеной, слушал его дыхание так же пристально, как он сам пытался услышать чужое? Даниил сделал шаг назад, словно дверь могла распахнуться в любую секунду. Тряпка, насквозь мокрая, повисла в руке, вода капала на пол. Телефон снова дрогнул. Пользователь «EV» Я СКАЗАЛ СЪЕБИСЬ. 13:52 Даниил спокойно отошёл от двери, стараясь не смотреть на неё дольше положенного. Вернулся к уборке, до конца протёр полку, кинул тряпку в таз с мутной водой. Когда выпрямился, то сам не понял, чего именно испугался. Слово в сообщении? Тишины за дверью? Или того, что слишком сильно захотел уловить хоть какие-то признаки жизни от брата? Он не был готов открыто взаимодействовать с Женей. Это стало ясно, когда пальцы задрожали, а ноги сами повели его прочь по коридору. Но всё равно внутри жгло чувство, которое он не мог вытравить. Брата не хватало. Не так, чтобы жить этим каждый день и превращать тоску в боль, нет. Просто в доме зияла пустота, в которую все давно перестали заглядывать. Все, кроме него. В детстве Даниил принимал затворничество Жени как что-то обычное. Он был слишком маленьким, чтобы задавать лишние вопросы, и со временем перестал замечать отсутствие брата. Но теперь ему было семнадцать, и вместе с возрастом пришло понимание: молчание, изоляция, отказ от жизни – это серьёзная проблема. Просто все вокруг смирились. Отец, мама, даже маленькая Саша, которая и вовсе не помнила старшего брата. А вот он не хотел мириться. Впервые в жизни Даниил ясно ощутил, что может хоть что-то изменить. Или хотя бы попробовать. Вечером, когда квартира стихла, а родители и Саша разошлись по комнатам, он решился. Коридор в темноте казался длиннее и уже, чем днём. Часы на стене тикали глухо и лениво, будто нарочно растягивали каждый шаг. Даниил подошёл к двери смелее, чем днём, и припал ухом к холодному дереву. Прямо напротив носа темнела наклейка с крипером. Он невольно улыбнулся. Выглядело так, будто монстр из «Майнкрафта» охранял вход в крепость и совсем не выполнил своего истинного предназначения. Даниил попытался представить, чем мог заниматься Женя за дверью. Сидеть за компьютером, уткнувшись в монитор, или читать? Книги он заказывал часто, и в основном это была фантастика. Айзек Азимов, Артур Кларк, Филип Дик, иногда попадался Саймак. В детстве он хвастался Даниилу, что у него скоро будет своя библиотека, и теперь, наверное, у него действительно горы этих книг. Но сейчас за дверью не доносилось ничего. Ни шелеста страниц, ни щёлканья клавиатуры. Тишина стояла такая густая, что начинало казаться за этой дверью действительно пустота. Может, Женя спал? Даниил сполз по стене и сел прямо под дверью, прислонившись головой к косяку. Несколько минут он сидел неподвижно, ловя любой звук, но так ничего и не услышал. Он достал из кармана наклейку, квадрат с красными шашечками динамита из «Майнкрафта». Пальцы разогнули её медленно и прижали к двери, чуть ниже крипера, и приглаживая ладонью. — Может, на этот раз сработает, — пробормотал он едва слышно.