Отповедь

Даниил возвращался домой, едва сдерживая улыбку. Он шагал по улице, и казалось, будто асфальт пружинил под ногами, а воздух стал легче и чище. Всё внутри бурлило, переполняло восторженными чувствами, теперь они с Морозовым были вместе. «Вместе». Это слово крутилось в голове, звенело приятным эхом при каждом повторе. Он радовался как ребёнок, и даже прохожие, бросающие на него взгляды, казались неважными. Пусть смотрят, пусть думают что угодно, он был готов кричать о своём счастье каждому встречному человеку. Поднявшись по лестнице на последний этаж, он достал ключи и открыл дверь почти торжественно. Но, переступив порог, замер. На диване в гостиной сидела мама. Она редко бывала дома в это время, обычно возвращалась с работы поздно, а тут сидела как ни в чём не бывало. Она быстро заметила стоявшего на пороге Даниила и нахмурив брови, строго посмотрела на него. — Почему ты не в школе? Даниил мгновенно сообразил, что говорить правду нельзя. Лёгкая тревога кольнула сердце, но он быстро справился с собой и выдал: — Сегодня отпустили пораньше. Там какое-то совещание, учителя всех разогнали. Мама смотрела на него ещё секунду, будто пыталась понять, говорит сын правду или увиливает. Она прекрасно знала, что Даниил всегда ответственно относился к учёбе, поэтому её подозрения быстро сошли на нет. Она кивнула, приняв объяснение, и тут же вскочила с дивана, словно вспомнила о чём-то важном, заметалась по квартире, перебирая стопки бумаг, открывая ящики, заглядывая под журнальный столик. — Где же она… Я же только что… — бормотала она сама себе. — Что ищешь? — спросил Даниил, разувшись и подходя ближе. — Сумку и папку с документами, — бросила она через плечо. Он первым делом прошёл на кухню, оглядывая все горизонтальные поверхности, но ничего не нашёл. Даниил осмотрел вешалку, пуфик в прихожей и прошел к дивану, обходя его со спинки. Папка нашлась на подлокотнике кресла, а сумка на кем-то поставленном стуле рядом с входом в его комнату. Подняв обе вещи, он протянул их матери. — Вот же они. — О, спасибо! — мама выдохнула с облегчением, взяла их и прижала к боку. — Ты меня спас. Даниил нахмурился. Мама никогда не отличалась рассеянностью. Сейчас она вела себя так, как ей совершенно не свойственно и это заставляло нервничать. Что-то явно было не так. — Мам, а ты почему вообще дома в это время? — Женя заказал какие-то комплектующие для компьютера, — сказала она деловым тоном, поправляя ремень сумки. — Сегодня должны привезти. Я решила подстраховаться, отпросилась с работы на часок, чтобы дождаться курьера и проверить, всё ли там правильно. Но раз ты пришёл, перепоручаю тебе это дело. Даниил моргнул, ошеломлённый внезапным поручением. Ещё недавно он мысленно кружил в облаках вместе с Морозовым, а теперь его грубым образом возвращали на землю семейные дела. Это значило, что придётся вновь взаимодействовать с Женей, хоть и косвенно. — То есть я должен встретить курьера? — уточнил он. — Да, — подтвердила мама, застёгивая кофту и оглядываясь в прихожей. — Ты же справишься? Там просто коробка, но главное, проверить по списку, чтобы ничего не перепутали. Напиши Жене, он пришлёт тебе. Она сказала это так буднично, что Даниил только пожал плечами, скрывая внутреннее раздражение. Конечно, он справится, он делал это десятки раз, если не сотни. Но внутри он всё ещё носил с собой лёгкость того поцелуя на стадионе, ту улыбку Морозова у подъезда. Курьер, коробка, какие-то детали, всё это казалось незначительным, но было обязательным. И он послушался, одобрительно кивая матери. — Окей, как скажешь. Мама уже вышла за дверь, оставив его одного в квартире. И Даниил впервые за долгое время почувствовал укол несправедливости. Для него никто и никогда не забирал посылки. Даже за нужными ему вещими он всегда бегал самостоятельно, либо они ходили всей семьёй. Но никто и никогда не делал ничего для Даниила, по его личной просьбе. Даниил, переодевшись в домашние штаны и футболку, завалился на диван, закинув ноги на подлокотник. Телефон лежал на груди, экран то и дело загорался от его собственных касаний. Он набрал сообщение Жене. Пользователь «D a n_» Мама ушла, я заберу посылку. Скинь мне список, что должно быть в коробке. 15:07 Ответа не последовало, ни через минуту, ни через пять. Он пролистал переписку вверх и остановился на последнем сообщении от брата, том самом резком «съебись». Неприятная тяжесть скрутила живот, и он раздражённо отвёл взгляд, будто экран обжёг глаза. Суббота… С того самого дня они никак не контактировали. А ведь сейчас представился шанс, удобный случай, могло получиться хоть какое-то взаимодействие, если бы Женя захотел. Даниил подумал, а что, если бы он и правда был понастойчивее. Встал бы у двери и начал разговор, как ни будь непринуждённо. Может Женя бы втянулся, захотел ответить ему. Ответа на сообщение так и не было, Даниил поднялся с дивана и подошёл к двери комнаты. Постучал костяшками, не слишком сильно, но достаточно громко. — Эй, скинь список, — громко сказал он. Вернулся к телефону. Сообщение прочитано, но ответа не последовало. — Это же тебе надо, а не мне, — добавил Даниил, ещё громче, и снова прислушался. За дверью была тишина. Ни шагов, ни шороха. Он сжал губы и подумал, что, ладно, если привезут что-то не то, это уже точно не его вина. Хоть обижайся, хоть кричи, он сделал всё, что мог. Через двадцать минут раздался звонок в домофон. Даниил спустился вниз на улицу и увидел у подъезда парня с большой коробкой, перевязанной грубой верёвкой. Курьер, молодой и усталый парень, протянул бумаги и попросил расписаться. — Получатель? — уточнил он. — Да, я, — без колебаний ответил Даниил, хотя понимал, что в бумагах наверняка указано имя брата. Он расписался, проверил коробку. Осмотрел её, нигде не было вмятин, скотч ровный, ярлыки целые. Для вида открыл упаковочный лист, пробежался глазами по строчкам, но без списка от Жени всё равно не мог знать, всё ли на месте. Коробка оказалась довольно тяжёлой, и пока он поднимался на свой этаж, руки начали ныть. В квартире он с усилием водрузил её на тумбу в коридоре. Он коротко постучал в дверь Жени. — Курьер приходил, — сказал громко, так, чтобы было слышно. Ответа снова не было. Даниил уже собирался уйти, но в последний момент передумал. Он отступил на шаг, сел обратно на диван, но теперь лицом к двери. Телефон положил рядом, вытянул руки вдоль коленей. И остался ждать. Ждать, пока брат выйдет за посылкой. Ждать, может быть, ему удастся его увидеть. Он не знал, чего именно хочет добиться этим ожиданием. Но уходить сейчас, просто так, казалось неправильным. Ему было обидно, что брат его игнорировал, казалась бы ни за что. И было бы правильно, если Даниил получил что-то приятное от этой ситуации. Увидел бы брата. Коридор утонул в гнетущей тишине. Минуты мучительно тянулись, и Даниил уже сам не знал, зачем всё ещё сидит здесь, уставившись в закрытую дверь. Женя никогда не выходил сразу, он выжидал, прислушивался и точно знал расписание всех членов семьи, чтобы никогда не попадаться никому на глаза. Казалось, что в квартире стало слишком тихо, даже часы в кухне как будто перестали тикать, а улица за окнами словно погрузилась во тьму. И вдруг раздался сухой щелчок замка. У Даниила сердце мгновенно провалилось куда-то в пятки, дыхание перехватило. Он замер, стараясь ни шевелиться. Дверь медленно приоткрылась, словно сама по себе, без чьего-либо участия, пропуская наружу тусклый бледно-зелёный свет. Из щели показалась бледная худая рука. Кожа натянута на кости, тонкая, с длинными, неровными ногтями. Рука медленно потянулась к коробке, стоящей на тумбе. Даниил сидел, окаменевший, будто его прибили гвоздями к дивану. Горло сдавило так, что он не мог ни крикнуть, ни вздохнуть. Четыре года. Четыре года он не видел этих рук. В какой-то момент мышцы сами сработали, и он дёрнулся, с силой схватившись за подлокотник дивана. Ткань жалобно заскрипела, и этот звук, едва слышный, оказался слишком громким. Рука мгновенно исчезла. Дверь с оглушительным грохотом захлопнулась, и в следующую же секунду щёлкнул замок, запирая её. Стук ударил по ушам, словно выстрел. Даниил вскочил и бросился к двери, прижался к ней ладонями, грудью, будто хотел остановить брата. И тут он услышал. Сквозь дерево пробивался душераздирающий звук. Женя рыдал. Плакал навзрыд, как ребёнок, громко, срываясь и захлёбываясь слезами. Даниил прижал лоб к холодной поверхности двери, сам дрожал, не зная, что делать. Его пальцы скользнули по замочной скважине, по косяку. Дальше всё будто заволокло туманом. Даниил сидел на полу у двери Жени, прислонившись плечом к холодной стене. Время тянулось медленно. Он то вставал, уходил в гостиную, то возвращался и снова садился, прислушиваясь. И каждый раз, приложив ухо к двери, он слышал, как Женя всё ещё плачет. Не так громко и отчаянно, но всё ещё слышно. Стыд жёг изнутри. Даниил понимал, что поступил как-то неправильно. Подкрался, полез туда, куда не следовало, заставил Женю испугаться. — Жень, извини. Я не хотел…. Вечером квартира наполнилась голосами: с работы пришёл отец, загремела в прихожей мамина сумка, влетела Саша, радостно болтая про тренировку. Даниилу стало ещё хуже. Потому что посылка по-прежнему стояла на тумбе нетронутая. И ужин, который мама аккуратно прикрыла крышкой и поставила рядом с ней, так и остался стоять, остывая. За ужином мама была явно недовольна и то и дело поглядывала в сторону двери. Отец сел на своё место, спокойно разломил хлеб и, заметив, что, Женя не забрал ужин, лениво сказал: — Он знает, что делает. Не хочет есть, его право. — Его право? — мама подняла глаза от тарелки, её лицо вспыхнуло. — Я ему целый день пишу, в ответ ни слова. Еду не берёт, дверь не открывает. Посылку не забрал. Ты считаешь, это нормально? Отец пожал плечами, ковыряя вилкой картошку: — Ну а что ты хочешь? Если он не хочет, не заставишь. Сама прекрасно об этом знаешь. — Господи, Крейг, — мама резко положила вилку в тарелку, её голос дрогнул. — Ты вообще понимаешь, что с ним может быть что-то не так? Он же не расскажет. Он не ест, ты понимаешь насколько это серьёзно? Саша перестала болтать и только переводила взгляд с одного родителя на другого. Даниил чувствовал, как у него внутри всё сжимается. Он не мог сидеть и молчать. Ложка дрожала в руке, и он вдруг выдохнул: — Я… видел его руку. Все разом замерли. — Что? — мама медленно подняла голову. — Днём. Он открывал дверь. Я видел его руку. И он… — Даниил сглотнул. — Он заплакал. Я слышал. — Зачем ты к нему полез? — голос матери сорвался, и она повысила тон. — Зачем, Даня?! Кто тебя просил?! — Мам, я… я просто хотел… — Ты понимаешь, в каком он состоянии? Его нельзя трогать вообще, нельзя! Ты только хуже сделал! — мама ударила ладонью по столу так, что ложка Саши подпрыгнула и звякнула о тарелку. — Лида, — спокойно сказал отец. — Хватит. — Нет, не хватит! Ты каждый день видишь, как он живёт! Я думаю о нём каждую секунду! Я боюсь сделать что-то не так, боюсь сказать лишнее слово, чтобы его не сломать окончательно! А он… — она ткнула пальцем в сына. — Он лезет туда, куда нельзя! И почему? Из-за любопытства? Даниил сжал кулаки и опустил голову. — Да, я хотел посмотреть, но не ломился же к нему. Он сам дверь открыл… — Дверь открыл?! — мама побледнела. — Ты понимаешь, что это значит? А если он теперь ещё сильнее замкнётся?! — Лида, — снова вмешался Крейг. — Хватит. С ним и так все возятся. Всё для него делают, всё терпят. А как же Саша, Даня, я в конце концов. Мы тоже есть и нам всем тоже нужно внимание. — Ты ничего не понимаешь! — почти закричала она. — Ты никогда не понимал! Ему нужна забота, потому что он сам не сможет! — Забота? — отец резко отодвинул тарелку. — Это уже не забота, это театр одного актёра. Все под него подстраиваются. А Даня что, виноват, что подошёл и посмотрел? Он тоже имеет право, он находится в своей квартире и может находиться где хочет и сколько хочет. — Какое право?! — мама ударила по столу второй раз, её голос дрожал. — Ты не понимаешь, что это может его добить окончательно?! Что мы потом все будем делать? Саша тихо всхлипнула, но ничего не сказала, спрятавшись за кружкой с компотом. А Даниил сидел, будто облитый холодной водой. Его щеки горели от маминых слов, каждое из которых вонзалось, как игла: «хуже сделал», «зачем полез». Отец вроде бы встал на его сторону, но и от его сухих, резких фраз стало не легче. Всё внутри сжалось. Он чувствовал себя виноватым сразу перед всеми. Перед матерью, которая смотрела на него с горькой обидой, перед отцом, который теперь спорил из-за него, перед Сашей, напуганной этим скандалом. И сильнее всего перед Женей, который так и не вышел за едой и сидел полдня заплаканный и голодный. После ужина Даниил пошёл к себе в комнату, закрыл дверь и рухнул на кровать. Потолок давил пустотой, мысли путались. День вымотал его до предела. Днём он был счастлив, будто весь мир расцветал, а вечер превратился в ад. Даниил перекатывался с боку на бок, вспоминая, как брат плакал за дверью. Стыд возвращался снова и снова, ему хотелось хоть как-то загладить вину. Сначала мелькнула мысль, что можно написать сообщение. Он даже взял телефон, но застыл с ним в руке. Если Женя и так на пределе, если любое слово способно его ранить ещё сильнее, то как бы сообщение не сделало ещё хуже. Он отложил телефон на стол и тихо пробормотал: — Подожду пару дней… Пусть выдохнет. Эти слова звучали больше как оправдание самому себе, но выбора у него всё равно не было. Ночь тянулась мучительно долго. Даниил ворочался в кровати, не в силах найти удобное положение. Одеяло то казалось слишком тяжёлым, то сползало на пол, оставляя его мёрзнуть. Мысли крутились вокруг одной и той же темы, не давая покоя. В конце концов, он с раздражением сбросил одеяло и встал. Прошёлся по холодному полу до окна и отодвинул занавеску. За окном было темно и пустынно, лишь редкие фонари отбрасывали жёлтые пятна на асфальт. Он постоял так несколько минут, глядя в никуда, потом с тяжёлым вздохом вернулся в кровать. Но сон не шёл. Он ловил каждый звук в квартире: скрип половицы в другой комнате, шум воды в трубах у соседей, тихие голоса из телевизора за стеной. Каждый звук казался громким и мешал уснуть. Он снова вставал, попил воду на кухне из прямо из чайника и снова лёг. Вся ночь прошла в бессмысленной беготне между кроватью и окном. К четырём часам он, наконец, провалился в короткий и тревожный сон, а утром чувствовал себя разбитым и уставшим, будто и не ложился вовсе. Лишние пятнадцать минут, проведённые в кровати, заставили Даниила собираться в спешке, как и всех остальных. Саша искала носки по всем комнатам, мама перебирала документы на кухне, отец уже застёгивал пальто, торопясь к выходу. Атмосфера была странно холодной. Мама коротко поздоровалась с сыном и молча забрала нетронутый ужин с тумбочки, вместо неё поставила туда тарелку с завтраком. Даниил почувствовал, как кольнуло внутри, будто еду оставляют не сыну, а заключённому. Он задумался об этом впервые, но всё именно так и выглядело. Женю, как будто наказали за что-то очень плохое, ну или он сам себя наказал за что-то. В прихожей, когда Даниил натягивал кеды, рядом оказался отец. Он положил руку ему на плечо. — Не вини себя, — сказал он негромко. — Ты ничего плохого не сделал. Даниил поднял на него глаза, ожидая услышать что-то ободряющее. Но дальше отец продолжил: — Женя сам выбрал вечно закрываться. Сколько лет мы уже его терпим? Всё для него делают, всё вокруг него вертится. Ты вот, живёшь, учишься, у тебя друзья, планы. А он? Всё время в четырёх стенах, как будто жизнь ему что-то должна. Слова звучали спокойно, но от этого было только хуже. Даниил вслушивался и вдруг понял, в голосе отца не было тепла, не было заботы. Только усталость и раздражение. — Но… он же… — начал Даниил неуверенно. — Он твой сын тоже. Отец вздохнул, улыбнулся криво: — Не совсем, Даня. Ты же знаешь. Он не мой сын. Его отец сбежал, оставил твою маму с ребёнком на руках. Я не обязан был его принимать, но принял. Кормил, учил, терпел. А он даже шаг навстречу не сделал. То, что он делает, это эгоизм. Сел всем на шею, ноги свесил и поехал. Если что-то не по его, то сразу слёзы и крики, а все вокруг виноваты. Эти слова ударили сильнее, чем вчерашний мамин крик. Даниил впервые за всё время ясно увидел, что отец относится к Жене не как к сыну. Как к тяжёлой ноше, с которой он смирился, но которую никогда не будет способен принять. У Даниила пересохло во рту. Он кивнул, хотя внутри всё сопротивлялось. Всю жизнь он думал, что у них крепкая семья. Что несмотря на трудности, несмотря на замкнутость Жени, они держатся вместе. А сейчас это твёрдое представление пошло трещинами. — Ладно, — сказал отец, берясь за портфель. — Ты главное, не вини себя. У тебя своя жизнь, понял? Не надо тонуть вместе с ним. И вышел, хлопнув дверью. Даниил остался в коридоре, с рюкзаком на плече и комом в горле. Слова отца ещё звенели в голове. Не мой сын. Ноша. Терпел. Впервые за долгое время он почувствовал, что стоит на границе между счастливой лёгкостью, что дала ему встреча с Морозовым, и мрачной, вязкой тенью семьи, где каждый прятал что-то за закрытой дверью. И Женя… которого стало жалко вдвойне.