Искусство принадлежать

      Ужин был немым укором всем ее ожиданиям. Не было никакого грубого пира, никаких вульгарных демонстраций богатства. Это был изысканный, почти интимный ритуал.       Стол в столовой с видом на ночной парк был невелик, накрыт на двоих. Хрусталь тончайшей работы, фарфор с едва заметным золотым кантом, серебряные приборы, отполированные до зеркального блеска. Еду подавали беззвучно — дворецкий и горничная появлялись как тени, наполняли бокалы водой и вином, меняли блюда и так же бесшумно исчезали.       Алиса, привыкшая к шумным студенческим вечеринкам с пиццей и пластиковыми стаканчиками, чувствовала себя не в своей тарелке. Каждый звон ножа о тарелку казался ей оглушительным. Она боялась сделать неверное движение, пролить что-то, сломать эту хрупкую, безупречную иллюзию.       Виктория же была воплощением спокойствия. Она непринужденно вела светскую беседу. Говорила о погоде, о новой выставке в городе, о том, как свет от камина выгодно подчеркивает цвет стен. Ни слова об отце. Ни слова о долге. Никакого намека на истинные причины их странного ужина. Она обращалась с Алисой как с желанной, немного застенчивой гостьей.       – Попробуй трюфельное ризотто, – сказала Виктория, и ее голос звучал почти по-матерински заботливо. – Мой шеф-повар просто волшебник.       Алиса попробовала. Это было невероятно вкусно. Она никогда в жизни не ела ничего подобного. Каждый кусочек был мелодией, сложным произведением искусства. Это был вкус денег. Вкус другого мира.       – Нравится? – спросила Виктория, внимательно наблюдая за ней. Ее ледяные глаза уловили мимолетное удовольствие на лице девушки.       – Да… очень, – тихо ответила Алиса, опуская глаза. Она чувствовала себя предательницей. Всего пару часов назад она рыдала в объятиях отца, а теперь сидела за роскошным столом и наслаждалась трюфелями. Это было неправильно. Но так… соблазнительно.       – Я рада, – просто сказала Виктория, и в ее голосе прозвучала та самая, едва уловимая нота удовлетворения. Охотник, видящий, что дикое животное начало постепенно принимать пищу из его рук.       После ужина Виктория лично провела ее на второй этаж. Длинная, застеленная мягким ковром галерея, по обеим сторонам которой тянулись двери.       – Это твои апартаменты, – она остановилась у одной из дверей и открыла ее.       Алиса застыла на пороге. Это была не комната. Это был люкс в самом дорогом отеле, о котором она могла только мечтать. Огромная кровать с балдахином из струящегося белого шелка, трюмо из светлого дерева, мягкий ковер, в котором тонули ноги, и еще одна дверь, приоткрытая, за которой виднелась ванная комната, выложенная мрамором.              – Надеюсь, тебе здесь будет комфортно, – сказала Виктория, проходя внутрь. Она открыла одну из створок гардероба. Внутри висели несколько вещей – шелковый халат, пижама из нежнейшего батиста, все с едва заметными лейблами брендов, о которых Алиса только слышала. – Это на первое время. Завтра приедет стилист, подберем тебе полноценный гардероб, если ты согласишься остаться.       Она подошла к туалетному столику и легким движением руки указала на ряд хрустальных флаконов.       – Косметика, средства для ухода. Все необходимое. Если чего-то не хватит, скажешь горничной. Ее зовут Мария, она будет за тобой присматривать.       Алиса молча кивнула, не в силах вымолвить ни слова.       Виктория подошла к ней вплотную. Она была ненамного выше Алисы, но ее присутствие казалось гигантским. Она не касалась ее, но Алиса почувствовала исходящий от нее холодок и тепло одновременно – странное, дурманящее сочетание.       – Спи спокойно, Алиса, – ее голос стал тише, почти интимным. – Ты в безопасности. Здесь тебе ничего не угрожает.       Она повернулась и вышла, бесшумно закрыв за собой дверь. Щелчок замка прозвучал как приговор. Но приговор к роскошному заключению.       Алиса осталась одна. Она медленно обошла комнату, касаясь пальцами поверхности трюмо, проводя рукой по шелковому покрывалу. Все было реальным. Не сон. Она подошла к окну. За ним раскинулся темный парк, подсвеченный изящными фонарями. Где-то там был забор, камеры, охрана. Где-то там – ее старая жизнь.       Но здесь, внутри… Здесь было тепло, тихо и пахло дорогим бельем и цветами. Она открыла дверь в ванную. Мрамор, позолота, огромная угловая ванна и душевая кабина с десятком струй. На полочках рядами стояли хрустальные банки и бутылочки с элегантными этикетками: «гидрофильное масло», «сыворотка с гиалуроновой кислотой», «нежный пилинг». Она взяла одну из них, открыла и вдохнула аромат белых цветов и чего-то дорогого, неизвестного.       Она приняла душ. Горячая вода смыла с нее напряжение дня, запах страха и слез. Она пользовалась этими волшебными средствами, и ее кожа стала на ощупь шелковой, как никогда. Она надела пижаму – нежную, прохладную, пахнущую свежестью.       Она легла в огромную кровать. Она тонула в пуховиках и подушках. Было так тихо, ни криков пьяных соседей, ни гула машин за окном. Абсолютная тишина.       И тут нахлынули мысли. Об отце. О его унижении. О том, что она здесь, в этой роскошной клетке, а он там, в своей разоренной квартире, полной страха. Горячие слезы покатились по ее щекам. Она предала его. Она поддалась на эту игру, на этот сладкий, отравленный яд.       Но чем больше она плакала, тем больше ее тело расслаблялось в неге этой кровати. Тем приятнее был шелк на ее коже. Тем слаще был аромат дорогих духов, оставшийся после душа. Ее сознание боролось, но ее тело, ее измученные нервы уже сдавали. Это была не ее вина. Это была тщательно спланированная атака на все ее чувства.       Она заснула с мокрыми от слез щеками, уткнувшись лицом в подушку, которая стоила, вероятно, больше, чем все ее месячные расходы на еду.       Утро пришло мягким светом, пробивающимся сквозь полупрозрачные шторы. Алиса проснулась от того, что кто-то есть в комнате. Она резко села, сердце заколотилось в груди.       У окна, спиной к ней, стояла Виктория. Она была уже одета – темные брюки, шелковая блузка, волосы убраны в ее фирменный безупречный хвост. Она смотрела в окно на утренний парк, держа в руке чашку с паром от кофе.       Алиса замерла, не зная, что делать. Она должна была испугаться, возмутиться этому вторжению. Но Виктория выглядела так спокойно, так естественно в этой комнате, словно она была ее продолжением.       Как будто почувствовав ее взгляд, Виктория медленно обернулась. Ее ледяные глаза встретились с испуганными, заспанными глазами Алисы. На ее губах играла легкая, почти нежная улыбка.       – Ну что, солнышко, как спалось? – ее голос был тихим, утренним, без привычной металлической нотки.       Алиса, ошеломленная этим обращением, могла только пробормотать:       – Нормально…       – Отлично, – Виктория сделала глоток кофе. – Не задерживайся, завтрак через тридцать минут. Я ненавижу холодные круассаны.       Она вышла, снова оставив Алису одну. Девушка сидела на кровати, все еще пытаясь прийти в себя. «Солнышко». Это слово звучало в ее голове, такое чуждое и… приятное.       Она снова приняла душ, на этот раз уже с чувством любопытства, а не страха. Она открывала все баночки, нюхала их, наносила на кожу капельки кремов. Это было как игра в принцессу. Она разглядывала свое отражение в огромном зеркале – испуганная девочка в невероятно роскошной ванной комнате.       Она надела вчерашнее платье. Спускаясь по лестнице, она чувствовала себя Золушкой. Солнечный свет заливал холл, играя бликами на хрустальной люстре. Все вокруг сверкало чистотой и безупречным вкусом. Это был не дом. Это была картина, в которую ее поместили.       В небольшой, солнечной столовой на веранде был накрыт стол. Свежевыжатые соки, кофе в серебряном кофейнике, тарелка с идеальными круассанами, фрукты, йогурты с гранолой. Виктория сидела во главе стола, читая на планшете утренние новости. Она выглядела собранной и абсолютно деловой.       – Присаживайся, – она указала на место рядом с собой, не отрываясь от экрана. – Надеюсь, ты голодна.       Алиса робко села. Ей подали кофе. Он был идеальным.       – Спасибо, – прошептала она.       Виктория отложила планшет и внимательно посмотрела на нее.       – Тебе идет это платье. Цвет неплохой, но для твоего цветотипа лучше подойдут холодные пастельные тона. Сегодня этим и займемся.       Завтрак проходил в тишине. Алиса ела самый вкусный в своей жизни круассан, запивая его апельсиновым соком.       – Ты вчера говорила об экспрессионистах, – неожиданно сказала Виктория. – Что ты думаешь о позднем Кандинском? Не кажется ли тебе, что его геометризация форм – это побег от истинной эмоции в пустоту интеллектуализма?       Вопрос был задан так, словно они были коллегами-искусствоведами, а не жертвой и похитительницей. Алиса, удивленная, на мгновение забыла обо всем. Ее глаза загорелись.       – Нет! Это не побег! Это… это квинтэссенция эмоции! Он не рисует страх, он рисует саму геометрию страха! Он нашел универсальный язык…       Она говорила увлеченно, активно жестикулируя, забыв о еде. Виктория слушала, подперев подбородок рукой, с легкой, заинтересованной улыбкой. Она кивала, иногда вставляла точные, умные замечания, которые показывали ее глубокие познания.       В этот момент Алиса увидела не мафиозного главаря, а блестящую, образованную женщину, с которой невероятно интересно говорить. Это было самым коварным оружием Виктории.       Когда разговор иссяк, Виктория отпила кофе и посмотрела на Алису прямо.       – Ну что, Алиса? Ты приняла решение?       Весь ночной страх, все мысли об отце, вся тяжесть происходящего на мгновение вернулись. Но они были приглушены мягкостью кровати, вкусом круассана, ароматом дорогого кофе и этим интеллектуальным, почти дружеским разговором. Роскошь – это не только вещи. Это атмосфера, это чувство собственной значимости, которое она начала испытывать.       Алиса опустила глаза, потом медленно подняла их на Викторию. В ее взгляде была нерешительность, остатки страха, но и… надежда. Та самая, которую так тщательно культивировали.       – Я… – ее голос дрогнул. Она сглотнула. – Я готова остаться.       На лице Виктории расцвела улыбка. Но это была не просто улыбка. Это была победа. Полная, тотальная. Она была медленной, глубокой, озаряющей все ее холодное, идеальное лицо теплом, которое казалось почти настоящим.       – Умная девочка, – тихо сказала Виктория, и в ее голосе прозвучало удовлетворение гурмана, оценившего редкое вино. – Я обещаю, ты не пожалеешь.       Она откинулась на спинку стула, снова взяв в руки планшет. Но Алиса видела – ее пальцы сжали край гаджета чуть крепче, чем было нужно. Это была единственная утечка эмоций. Единственный признак того, как много для нее значила эта капитуляция.       Игрушка была официально получена. Теперь можно было приступать к ее облачению.