Искусство принадлежать

      После завтрака Виктория не отпустила Алису. Легким движением руки она приказала ей следовать за собой в гостиную. Солнечный свет, заливавший комнату, был теперь безжалостным и ярким, высвечивая каждую деталь.       – Присядь, – мягко скомандовала Виктория, указывая на диван.       Алиса послушно опустилась на край. Виктория села напротив, откинувшись на спинку кресла, и устроила ей тщательный, изучающий осмотр. Ее взгляд был безэмоциональным и пристальным, как у коллекционера, оценивающего новое приобретение. Он скользнул по лицу, волосам, плечам, остановился на руках, задержался на ногах, которые Алиса инстинктивно попыталась спрятать под диван.       – Покажи, – голос Виктории не терпел возражений.       Алиса, покраснев, медленно вытянула ноги. На фоне безупречного персидского ковра ее бледные ноги с синеватыми прожилками выглядели особенно уязвимо. И особенно заметны были следы неумелого, поспешного бритья – красные прыщики, мелкие ранки-расчесы, темные точки вросших волосков на голенях. Следы бедности, нехватки времени и качественных средств, которые она всегда стыдливо прятала под джинсами.       Виктория нахмурилась. Это было не выражение отвращения, а скорее досада реставратора, обнаружившего на картине грубые следы непрофессионального вмешательства.       – Что это? – она спросила просто, без упрека, но ее тихий голос прозвучал громче любого крика.       – Я…не знаю, может частое бритье или сухость… – пробормотала Алиса, чувствуя, как жгучий стыд поднимается к ее щекам. Она потянулась рукой, чтобы прикрыть самое заметное воспаление, но Виктория остановила ее ледяным взглядом.       – Это варварство, – заключила она, и в ее тоне слышалось недоумение. – Ты портишь кожу. Больше ты этим заниматься не будешь.       Произнеся это как непреложный факт, она поднялась и нажала на кнопку вызова горничной.       – Стилист будет здесь через час, а пока можешь осмотреться. Мария, покажите девушке дом.       Ровно через шестьдесят минут в холле особняка появилась женщина. Это был не просто стилист, это была гладкость и безупречность в образе человека. В идеально скроенном черном кейпе, с безупречным макияжем и холодной, профессиональной улыбкой. Ее звали Камила, и она привезла с собой не одежду, а целую команду ассистентов с планшетами и блокнотами.       – Виктория Сергеевна, – ее голос был сладким, как мед, и холодным, как лед. – Какая прелестная… основа.       Основа. Слово повисло в воздухе. Алиса почувствовала себя куском мрамора, который только предстоит обтесать.       Камилла и ее помощники обступили Алису. Они не спрашивали, что ей нравится. Они снимали мерки с миллиметровой точностью, изучали цвет ее кожи, глаз, волос под разным светом, щупали текстуру волос, рассматривали форму лица и линию плеч. Это был не подбор гардероба. Это был анализ сырья.       – Цветотип – лето, – констатировала Камила, делая пометки в планшете. – Никаких теплых, ярких оттенков. Холодная пастель, серый, графит, белый, черный, пыльный розовый. Ткани – только натуральные. Шелк, кашемир, лен высшего качества, тонкая шерсть. Крой – минимализм, подчеркивающий хрупкость фигуры. Никаких лишних деталей.       Виктория наблюдала за процессом, сидя в кресле с бокалом минеральной воды. Она кивала, иногда вставляла замечания: «Убрать объем здесь», «Акцент на линию ключиц», «Никаких принтов, только фактура».       Алисе приносили ткани, прикладывали к ее лицу, отбраковывали одни, одобряли другие. Ей показывали эскизы на планшете – платья, костюмы, пальто. Все было прекрасно, дорого и абсолютно чуждо ей. В этом гардеробе не было места ее растоптанным кедам и мешковатым свитерам.       Камила, закончив финальные пометки на планшете, собрала свою сумку — жесткий футляр из матовой кожи. Ее ассистенты уже растворились в холле, унося с собой образцы тканей и измерительные ленты.       – Благодарю, Виктория Сергеевна, – сказала она с холодной, профессиональной улыбкой. – Все ясно. Я свяжусь с ателье сегодня же.       Виктория кивнула, но жестом остановила ее, когда та уже собиралась развернуться к выходу. Она сделала несколько шагов навстречу стилисту, снизив голос до приглушенного, почти интимного тона, предназначенного только для них двоих. Однако в тишине огромной гостиной отдельные слова долетали до Алисы, заставляя ее замирать.       – …и, разумеется, полный комплект нижнего белья, – услышала она ровный, деловой голос Виктории. – Только натуральные материалы. Шелк, хлопок, бамбуковое волокно. Никаких синтетических кружев, они раздражают кожу.       Камила что-то тихо ответила, кивая.       – Да, – продолжила Виктория, ее взгляд на мгновение скользнул в сторону Алисы, оценивающий и бесстрастный. – Модели… максимально простые. Французское кружево по верхнему краю, но без лишних деталей. Упор на комфорт и… – она сделала едва заметную паузу, – …на идеальную посадку. Все должно сидеть безупречно.       Стилист снова что-то сказала, и Алисе почудилось слово «размер» и «мерки уже сняты».       – Именно, – подтвердила Виктория. – И чулки. Только поддерживающие, самой тонкой плотности. Чтобы не было видно линии. И корсеты. Два-три на первое время. Для исправления осанки.       В ушах у Алисы зазвенело. Она опустила глаза, чувствуя, как по шее и щекам разливается горячая, стыдливая волна красноты. Они обсуждали ее нижнее белье. С таким же хладнокровием, с каким до этого говорили о тканях для пальто. Ее тело, ее самые интимные, скрытые от посторонних глаз части, становились просто еще одним пунктом в списке работ по ее «улучшению». Это было не просто смущение. Это было чувство полнейшей обнаженности и объективации.       Она видела, как Камила кивает, делая последние пометки, ее лицо оставалось абсолютно невозмутимым, будто они обсуждали занавески, а не корсеты для нее.       – Отлично, – заключила Виктория, и по тону было ясно, что разговор исчерпан. – Жду отчет.       Камила с легким поклоном развернулась и бесшумно вышла, оставив Алису наедине с Викторией и с гудящим в ушах смущением.       Виктория повернулась к ней. Ее взгляд был спокоен. Она заметила румянец на щеках девушки, но не прокомментировала его. Для нее это было не проявлением стыда, а подтверждением того, что процесс идет правильно. Стыд нужно было выжечь, заменив его принятием новых, высших стандартов.       – Ну что ж, – сказала она, и в ее голосе снова зазвучали привычные металлические нотки. – Основное решено. Теперь можно двигаться дальше.       Она уже не смотрела на Алису, а смотрела сквозь нее, видя будущий, идеальный результат. И каждый этап, даже самый интимный, был для нее лишь очередным шагом к его достижению. Алиса же чувствовала, как стены ее личного пространства рушатся с пугающей скоростью, и на их месте возводится прочный, роскошный фасад, созданный по чужому проекту.       Виктория повернулась к своей ассистентке, появившейся в дверях как по волшебству.       – Машина готова?       – Так точно, Виктория Сергеевна.        –Отлично. Поехали.       Они ехали в той же тихой, черной машине. Алиса не спрашивала куда. Она уже поняла, что ее мнение никого не интересует. Они остановились у невзрачного, но внушительного здания в одном из переулков старой Москвы. Никаких вывесок, только табличка с номером дома. Дверь открыл мужчина в безупречном костюме, который молча поклонился Виктории.       Внутри царила атмосфера дорогого, почти больничного стерильного спокойствия. Белый мрамор, приглушенный свет, тихая музыка. Здесь не было посетителей. Только персонал, появлявшийся и исчезавший бесшумно.       – Я буду ждать в лаунж-зоне, – сказала Виктория, устраиваясь в кресле и принимая из рук администратора стопку деловых журналов. – С тобой поработают.       И снова Алису окружили. На этот раз – люди в белых халатах с мягкими, но не допускающими возражений голосами. Ее отвели в комнату, где царил запах воска.       – Сейчас все сделаем, – сказала женщина с безмятежным лицом. – Поначалу немного непривычно, но результат вас поразит.       «Немного непривычно» оказалось огненной болью, когда горячий воск срывал с ее ног, рук, зоны бикини все те волосы, с которыми она так долго и безуспешно боролась. Алиса сжала зубы, впиваясь пальцами в кушетку, чувствуя, как по щекам катятся слезы бессилия и унижения. Это было больно, но боль была чистой, почти очищающей. Как будто с нее сдирали старую, несовершенную кожу.       Потом был душ с маслами, которые сняли остатки боли. Затем ее повели в другую комнату, где нанесли на все тело какой-то прохладный, пахнущий водорослями состав, обернули в пленку и оставили на двадцать минут лежать под теплым одеялом. Пока она лежала, к ее голове подключили какие-то аппараты – делали спа для кожи головы, питая и укрепляя корни волос.       Потом были руки и ноги. Маникюр и педикюр. Девушка-мастер с жалостью покачала головой, глядя на состояние кутикул и заусенцев Алисы, на простенькое, облезлое покрытие, которое она делала себе сама неделю назад. Она аккуратно все удалила, отполировала, нанесла питательные масла. На ногти нанесли прозрачное, укрепляющее покрытие, придав им идеальную, овальную форму. «Цвета потом, когда все заживет», – сказала мастер.       Завершением стал массаж. Сильные, но плавные руки массажистки разминали ее зажатые, напряженные мышцы, выгоняя из тела остатки стресса и страха. Алиса, измученная, почти плакала от этого прикосновения, которое было одновременно болезненным и невероятно приятным. Она чувствовала, как ее тело, ее плоть постепенно перестают принадлежать ей и становятся частью того идеального образа, который задумала Виктория.       Когда все было закончено, ей принесли халат из нежнейшего турецкого хлопка и предложили посмотреть в зеркало.       Она не узнала себя. Кожа на ногах была абсолютно гладкой, сияющей, без единого намека на воспаление. Волосы, еще влажные, блестели и пахли дорогим шампунем. Лицо было свежим, отдохнувшим. Даже форма ногтей казалась ей чужой, более ухоженной и элегантной.       Ее вывели в лаунж-зону. Виктория отложила журнал и подняла на нее глаза. Ее ледяной взгляд скользнул с головы до ног, задерживаясь на каждой детали. На ее губах появилось то самое, редкое выражение глубокого удовлетворения.       Она медленно поднялась и подошла к Алисе. Приблизившись, она провела прохладной, идеально ухоженной рукой по ее щеке. Кожа Алисы, теперь такая же гладкая и ухоженная, отозвалась на прикосновение мурашками.       – Моя прелестная девочка, – прошептала Виктория, и в ее голосе прозвучала какая-то странная, почти животная нежность. – Ну, как ты себя чувствуешь?       Алиса посмотрела на свое отражение в огромном зеркале напротив. Она видела не себя. Она видела куклу. Идеальную, безупречную, дорогую куклу. Боль, стыд, унижение – все это было смыто, выскоблено, отполировано. Осталась только легкая, приятная усталость и странное пустое ощущение чистого листа.       – Я… – она искала слова, но не находила их. Она чувствовала себя по-другому. И это «по-другому» было одновременно пугающим и пьянящим. – Хорошо, – наконец выдохнула она, встречая в зеркале взгляд Виктории. – Я чувствую себя хорошо.       И это была правда. И это было самым страшным.