Искусство принадлежать

      Обратная дорога в особняк проходила в гнетущей тишине. Алиса сидела, прижавшись к стеклу, и смотрела на уходящие огни города. Ее кожа пахла чуждой ей роскошью, а под тонкой тканью платья будто бы все еще чувствовались прикосновения чужих рук. Она чувствовала себя чистым, отполированным холстом, на котором еще только предстояло что-то написать. И это пугало.       Она украдкой взглянула на Викторию. Та, откинувшись на спинку кожаного сиденья, с закрытыми глазами, казалось, была абсолютно спокойна. Ее пальцы легким, ритмичным движением отбивали такт о колено. Она была довольна. Довольна ходом дня, довольна своей работой, довольна послушной, податливой глиной в своих руках.       – Виктория Сергеевна? – тихо, почти шепотом, нарушила тишину Алиса.       Ресницы Виктории дрогнули, она медленно открыла глаза. Ледяные зрачки повернулись к Алисе.       – Да, солнышко?       – Мой папа… – Алиса сглотнула, подбирая слова. – Он… он знает, что я у вас? Что все… хорошо?       Тень легкой, почти незаметной усмешки тронула идеальные губы Виктории.       – Разумеется. Я лично сообщила ему, что ты под моим присмотром и будешь получать все самое лучшее. Он был очень… тронут.       – А я могу с ним поговорить? – в голосе Алисы прозвучала мольба. Ей отчаянно нужен был голос из прошлой жизни, хоть какое-то подтверждение, что тот мир еще существует.       Виктория помедлила с ответом, изучая ее.       – К сожалению, нет. Он… уехал.       – Уехал? – Алиса не поняла. – Куда?       – Из города. Решил, что ему нужно… сменить обстановку. Начать все с чистого листа. – Виктория говорила плавно, ее голос был медовым, но каждое слово било по Алисе с ледяной жестокостью. – Он был уверен, что ты в надежных руках, и мог позволить себе позаботиться, наконец, о себе. Ты же не хочешь мешать его новому началу?       Внутри Алисы что-то оборвалось. Он уехал. Бросил ее. Знал, что она здесь, в руках этой женщины, и… просто уехал. Начал новую жизнь. Без нее. Все ее жертвы, ее согласие остаться ради его спасения — оказались ненужными. Он сбежал, спасая свою шкуру, и оставил ее здесь одну.       Горький комок подступил к горлу. Она отвернулась к окну, чтобы Виктория не увидела предательских слез. Он бросил ее. Значит, теперь у нее действительно никого не осталось.       Виктория наблюдала за ее профилем, за сжатыми от боли губами. И снова на ее лице появилось то самое выражение глубокого, безмолвного удовлетворения. Все лишние связи были разорваны. Теперь она была единственным человеком в мире для этой девочки.       Машина бесшумно заехала на территорию особняка. Вернувшись внутрь, Алиса молча потянулась к лестнице, желая лишь одного — запереться в своей комнате и выплакаться.       – Алиса, – остановила ее Виктория. – Ко мне в кабинет. Надо кое-что обсудить.       Тон не предвещал ничего хорошего. Алиса, повинуясь, поплелась за ней в кабинет на первом этаже. Виктория села за свой стол, Алиса осталась стоять посреди комнаты, чувствуя себя школьницей, вызванной к директору.       – Сегодня был продуктивный день, – начала Виктория, расстегивая манжеты своей блузки. – Ты сделала большой шаг вперед. Но я заметила одну… нестыковку.       Она взяла со стола тот самый ультратонкий телефон, который недавно подарила Алисе, и положила его перед собой.       – Мне поступила информация, что ты… общаешься с неким Александром.       Алиса похолодела.       – Я… мне написал одногруппник. Саша. Просто спросил, где я.       – Саша, – Виктория произнесла это имя с легкой презрительной усмешкой, как будто это было название насекомого. – И что же ты ему ответила?       – Что… что все хорошо. Что я… в гостях.       – В гостях, – повторила Виктория. Она поднялась из-за стола и медленно, как хищница, начала обходить Алису по кругу. – Милая моя. Ты не «в гостях». Ты – дома. Твой социум отныне – это я. Твои потребности в общении удовлетворяю я. Твои разговоры – со мной. Понятно?       Ее голос был тихим, но каждое слово впивалось в Алису как игла.       – Но он просто приятель… – слабо попыталась возразить Алиса.       – У тебя больше нет приятелей! – голос Виктории не повысился, но в нем зазвенела сталь, от которой кровь стыла в жилах. Она остановилась прямо перед ней. – Они – пыль. Они – прошлое, которое тебя тяготило. Они не имеют к тебе никакого отношения. Ты думаешь, этот мальчишка действительно беспокоится о тебе? Ему интересно только одно. Ты теперь принадлежишь мне. Только мне. И я не делюсь своими вещами.       Она взяла телефон, ее пальцы быстро и зло пробежали по экрану.       – Я удалила твой аккаунт. И, надеюсь, мне не придется принимать более… радикальные меры, чтобы оградить твой покой от подобного рода внимания.       Алиса стояла, опустив голову, сжимая кулаки. Унижение и страх пылали у нее внутри. Она не смела возразить.       Виктория закончила с телефоном и отложила его в сторону. Ее взгляд снова стал изучающим. Она подошла совсем близко.       – А теперь покажи, как чувствует себя кожа после сегодняшних процедур. Дай оценить результат.       Алиса замерла.       – Что? Все хорошо, правда…       – Я сама оценю, – голос Виктории не допускал возражений. Ее глаза сузились. – Ложись на диван.       Сердце Алисы бешено заколотилось. Это было уже слишком. Это было нарушением всех границ. Но сила воли Виктории была непреодолимой. На ногах, подкашивающихся от страха, Алиса подошла к кожаному дивану и легла на него, чувствуя холодную кожу под своими оголенными руками.       Виктория медленно приблизилась. Она села на край дивана рядом с ней. Ее лицо было бесстрастным, как у хирурга. Без тени смущения, она взяла край ее платья и медленно, неотвратимо, задрала его выше колена, обнажая бедро.       Алиса зажмурилась, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Холодные, сухие пальцы Виктории коснулись ее кожи. Они скользнули по бедру, изучая гладкость, нажимая, проверяя, нет ли воспалений, нет ли пропущенных волосков.       – Хорошо, – тихо проговорила Виктория, и ее пальцы двинулись выше, к краю белья. – Очень хорошо. Никакого раздражения.       Алиса задержала дыхание. Ей хотелось кричать, оттолкнуть ее, убежать. Но ее тело парализовал страх. Она лежала бездвижно, позволяя этой женщине трогать себя, ощущая жгучую смесь стыда, унижения и леденящего ужаса.       Прикосновения были быстрыми, деловыми. Виктория отпустила подол платья.       – Можешь вставать. Результат удовлетворительный.       Алиса вскочила с дивана, дрожащими руками поправляя одежду, стараясь не смотреть на Викторию.       Та стояла и смотрела на нее с тем же странным, голодным удовлетворением, что и утром.       – Запомни сегодняшний день, Алиса, – сказала она тихо. – Запомни это ощущение. Ты принадлежишь мне. Твоя кожа, твое тело, твое время, твое внимание. Все это – мое. И я очень ревнивая хозяйка. Теперь иди. Ужин в восемь.       Алиса почти выбежала из кабинета, не помня себя. Она мчалась по коридору к лестнице, и только очутившись в своей комнате, запершись на ключ, она смогла перевести дух.       Она прислонилась к двери и медленно сползла на пол. Тело горело от прикосновений, которые уже не казались медицинскими. В ушах стояли слова: «Ты — моя вещь».       Она наконец поняла. Поняла все. Это не была опека. Это не было покровительство. Это было — обладание. Тотальное, безраздельное, бесчеловечное.       Она была не воспитанницей. Не гостьей. Она была трофеем, куклой, вещью в самой красивой и дорогой клетке на свете. И ее хозяин только что дал ей это почувствовать на собственной шкуре.       Внизу, в кабинете, Виктория Вольская стояла у окна и смотрела на свое отражение в темном стекле. Она провела рукой по своей безупречной прическе, поправив ту самую, единственную прядь. На ее лице играла слабая, но безжалостная улыбка.       Игрушка наконец-то осознала правила игры. Теперь будет интереснее.