После свадьбы с Богом Тьмы

      ...Вот уж действительно, кто чего боялся — то с тем и случалось.              Как только Ци Байча вышел, он увидел Фу Минъе, держащего в руках бумажный пакет с едой. Мужчина стоял возле двери с бесстрастным выражением лица, и кто знает, сколько времени он там прождал.              Увидев, что тот вышел, Фу Минъе холодно фыркнул и повернулся, намереваясь уйти.              — ...              Он ревновал, ревновал, так сильно-сильно ревновал.              Ци Байча поднял голову, взглянув на яркое знойное солнце вверху, и притворился, будто почувствовал слабость, поддерживая лоб рукой:              — Не торопись так, у меня немного кружится голова...              Фу Минъе сразу вернулся обратно и обеспокоенно спросил:              — Ты получил тепловой удар?              Ци Байча слегка кивнул. У него была бледная кожа, но от палящего солнца его лицо слегка покраснело, что действительно походило на признак теплового удара.              — Жарко, не хочу никуда идти, — сказал он.              — Подержи пакет, — Фу Минъе передал бумажный пакет Ци Байче и присел перед ним на корточки. — Залезай.              Было время обеда, все ученики находились в столовой, поэтому на обратном пути народу было немного.              Сотрудники тоже собрались в другом месте, чтобы распределить упакованную еду, а гости расположились в зале с кондиционером и ели блюда навынос, заказанные их ассистентами.              Даже если бы Ци Байчу несли на спине всю обратную дорогу, никто бы этого не заметил.              Ци Байча изогнул губы и лёг Фу Минъе на спину.              Фу Минъе поднял его, оценивая вес — он был лёгким, словно хлопок.              — Я же говорил тебе, что нужно больше тренироваться. У тебя такое слабое телосложение, что немного побыв на солнце даже голова кружиться начинает. С этого момента каждое утро, как проснёшься, иди на пробежку, и не останавливайся, пока не пробежишь десять кругов, я составлю тебе компанию…              Фу Минъе наставлял Ци Байчу, пока нёс его на спине, неспешно шагая по тропинке кампуса в тени деревьев у изумрудного озера.              Густая листва, покрывающая отяжелевшие ветви, скользила по кончикам волос Ци Байчи, и приносила с собой аромат свежей зелени.              Ци Байча лежал на Фу Минъе, опираясь на него и посмеиваясь, он шутливо произнёс:              — Как будто это не из-за того, что господин Фу по утрам всегда втягивает меня в другого рода упражнения, у меня не остаётся времени на тренировки.              Фу Минъе чуть не споткнулся о камень на земле.              К счастью, он помнил, что ещё несёт кое-кого на спине, так что едва смог устоять на ногах.              Эта фраза произвела на него достаточно сильное впечатление, Ци Байча ведь не мог произнести что-то такое бесстыдное.              — О чём ты говоришь? — лицо Фу Минъе тоже приобрело слегка красный оттенок, и он подумал, что это наверняка от пребывания на солнце.              — Осмеливаешься делать, но не осмеливаешься признавать? Господин Фу, — Ци Байча склонил голову и губами коснулся мочки уха Фу Минъе, его голос звучал чисто и мягко. — Ты ласкаешь меня до тех пор, пока я не устану, но всё равно хочешь вытянуть меня на пробежку. Как жестоко с твоей стороны.              Как справиться с ревнивым и помешанным человеком, который резок снаружи, но мягок и кокетлив внутри?              Нужно вести себя мягче и кокетливее, чем он.       Жизненная мудрость от Ци Байчи.              Ну и что с того, что он был ревнив и помешан? Пока Ци Байча мягкостью преодолевал жёсткость, господин Фу ничего не мог ему сделать.              От прикосновения к мочке Фу Минъе ощутил тепло и зуд, у него пылало лицо, и он чувствовал, что тоже получил тепловой удар.              — Веди себя смирно, если не будешь внимательнее, я сброшу тебя в озеро, — демонстративно пригрозил он.              Ци Байча лениво ответил:              — Ох, мне так страшно.              — ... — Фу Минъе пошёл быстрее, увеличив длину шага и вернулся к общежитию, войдя в их комнату, он бросил бумажный пакет с едой на стол, а затем бросил Ци Байчу на кровать.       Ци Байча нахмурился:              — Будь помягче, — больно не было, поскольку кровать была усеяна подушками и покрывалами, но это было довольно грубо.              Фу Минъе окинул его взглядом:              — А ты улучшил свои навыки, даже научился симулировать солнечный удар.              Он ведь не дурак, в течение всего пути Ци Байча вёл себя вполне трезво, и то, что он не бросил этого человека на полпути, уже было его величайшим великодушием.              Ци Байча тут же сменил тему:              — Что там на обед?              — У тебя — ничего, — ответил Фу Минъе.              — Но я чувствую запах моей любимой похлёбки с измельчённой курицей, — Ци Байча слез с кровати, намереваясь распаковать пакет.              Этот магазин не осуществлял доставку, ведь он находился рядом со школой, так что господин Фу специально отправился туда, чтобы купить ему её.              — Я купил тебе обед под палящим солнцем, — и просто подумав о следующем, Фу Минъе уже злился, — а когда вернулся, я увидел тебя вместе с этим обольстительным мерзавцем Янь наедине в одной комнате, и он даже расхваливал, что ты красивый.              — Разве я не красивый? — спросил Ци Байча в ответ.              Даже если бы Цзян Янь сам не подошёл к нему, ему всё равно нужно было бы пойти разузнать о ситуации с Фан Яэр. Однако этого нельзя было говорить господину Фу, иначе пришлось бы объяснять ещё и почему он уделяет столько внимания Фан Яэр, а тогда он не смог бы объяснить, что значит разлагающаяся душа... Просто чем больше он попытался бы объяснить, тем запутаннее становилось бы.              — Красивый, — немедленно отозвался Фу Минъе.              Но через две секунды добавил:              — Но суть ведь не в этом!              Ци Байча достал из пакета две порции похлёбки с измельчённой курицей:              — Я знаю, суть в том, что нам нужно поесть.              Иногда господин Фу действительно вёл себя как ребёнок. На самом деле между ними не возникло никаких настоящих недопониманий, и Фу Минъе знал, что между Ци Байчой и Цзян Янем ничего особенного нет, просто он был собственником и большим ревнивцем.              Проблема была даже не в Цзян Яне. До того, как Ци Байча встретил Фу Минъе, он любил спать, обнимая подушку, и господин Фу отведал ревности даже от этого.              Да, всё верно, господин Фу тихой сапой украл его подушку и привязал её как боксёрский мешок, чтобы потом побить, с подобными вещами ему уже тоже приходилось сталкиваться...              По сути, Фу Минъе был похож на подростка, переживающего период полового созревания, всё его сердце занимал человек, который ему нравился, и он не потерпел бы даже соринки в своих глазах.              [П/п: 眼里容不得沙子(yǎn lǐ róng bu dé shā zi) — бук. не терпеть даже соринки в глазах; обр. неспособность выбросить что-то из головы, неготовность закрывать глаза, неспособность стерпеть что-то несправедливое.]              Ничего серьёзного, причин для паники не было. У него уже был существенный опыт.              — Не ешь это, — Фу Минъе забрал два лотка с куриной похлёбкой, настаивая на том, чтобы Ци Байча всё чётко объяснил.              Он выбрал всю курицу из одной порции и переложил её в другую, решив позволить Ци Байче съесть чистый отвар, а сам он будет есть курицу.              Так Его Темнейшество выражал свой гнев.              Ци Байча с одного взгляда понял, что он хочет сделать.              Он всегда действовал двумя способами. Он их ни капли не менял и никогда не уставал от них.              Ци Байча прищурился:              — Фу Минъе.              От такого обращения к нему по фамилии и имени у Фу Минъе вздрогнули палочки для еды.              Ци Байча слегка улыбнулся:              — Не перегибай палку.              Фу Минъе на мгновение остановился и молча поставил перед Ци Байчой миску с похлёбкой, куда переложил курицу, а себе оставил миску с чистым отваром.              Он знал, что Чача прав.              Проблемы были вызваны тёмной стороной его божественной сущности.              Она проявлялась в его ревности, чувствительности, эгоизме и мелочности. Жизнь Чачи была ограничена, и всё отведённое тому время должно было принадлежать ему, он совсем не хотел делить того с кем-то.              Однако он не мог так поступать.              Это была жизнь Чачи, он мог только участвовать в ней, но ему нельзя было искажать её.              — Ешь побольше мяса, оно питательнее, — Фу Минъе неловко поправил себя, так как ещё ценил свою жизнь.              Ци Байча снова скрытно улыбнулся, взял палочки для еды и переложил обратно половину курицы:              — Незачем быть таким внимательным.              Можно сказать, он знает, с кем имеет дело.       После обеда был перерыв, и они ещё могли вздремнуть в общежитии.              У Ци Байчи, однако, были другие планы.              — Я вернусь в южный кампус, чтобы предупредить заменяющего учителя о моём расписании занятий, — Ци Байча оповестил Фу Минъе и закрыл за собой дверь в комнату.              Ци Байча должен был участвовать в записи программы, поэтому в ближайшее время он определённо не смог бы вести уроки. Учителя Дэна, преподававшего историю в третьем и четвёртом классах, уволили, поэтому его должность тоже оказалась вакантной.              От учебной программы нельзя было отставать, поэтому школа назначила двух учителей истории, которые изначально работали на третьем курсе, в качестве подмены, попутно открыв набор на должность учителей истории.              Цель Ци Байчи, конечно, состояла в другом, это же был просто предлог.              В аудиториях первого и второго классов по-прежнему царило оживление: многие ученики пользовались своим полуденным перерывом для выполнения домашнего задания, а другие просто болтали.              — Мэнмэн, прошло уже несколько дней, не волнуйся из-за этого так, — успокаивающе говорила Линь Цзяци. — Яэр-цзе тогда работала, поэтому вполне нормально, что она отказалась давать автограф, ну.              Ван Мэн расстроенно ответила ей:              — Я понимаю, что это нормально, но стыдно быть отвергнутой перед таким количеством людей... К тому же мне действительно очень нравится Яэр-цзе.              Линь Цзяци предположила:              — Разве учитель Ци не собирался принимать участие в съёмках? Может, мы можем попросить учителя Ци взять автограф у Яэр-цзе?              Ван Мэн:              — Но мы не можем сейчас встретиться с учителем Ци...              В классе внезапно воцарилась тишина.              Ци Байча был у входа в класс и направился к парте Линь Цзяци.              Девушка разинула от удивления рот:              — Мэнмэн, смотри, Ци… учитель Ци, — вот уж действительно, едва скажешь «Цао-Цао» — Цао Цао тут как тут.              [П/п: В ориг. 说曹操曹操到 (shuō cáocāo cáocāo dào) — букв. «стоило заговорить о Цао Цао, и Цао Цао тут как тут»; обр. лёгок на помине. 曹操 (cáo cāo) Цао Цао (155 — 220 гг.) - китайский полководец, автор сочинений по военному мастерству и поэт, первый министр династии Хань (нариц. хитрый, лукавый человек).]              Ци Байча остановился перед ними и спросил Линь Цзяци:              — У вас ведь была фотография с автографом Фан Яэр?              Об этом знали все в школе.              — Да, а что случилось, учитель Ци?              — Можете показать мне её? — спросил Ци Байча.              Линь Цзяци быстро кивнула:              — Конечно!              Эта фотография с автографом всегда хранилась в её школьной сумке, словно сокровище. Линь Цзяци очень быстро вынула её и передала Ци Байче.              Он взял снимок и взглянул на него.              Это была совместная фотография Фан Яэр и Линь Цзяци, актриса по-доброму улыбалась, а её характер казался мягким, что кардинально расходилось с тем, что можно увидеть в реальности.              В правом нижнем углу снимка была подпись Фан Яэр и пожелание: «Желаю успехов в учёбе».              Он вернул фотографию:              — Благодарю, — сказав это, он развернулся и вышел из класса.              В помещении остались только сплетничающие ученики.              — Почему учитель Ци вдруг захотел увидеть фотографию с автографом Фан Яэр, а?              — Учитель Ци — фанат Фан Яэр?              — В последние дни учитель Ци ведь снимается вместе с ними в программе, да? Наверное, что-то стряслось...       

———

      Из-за сильного отвержения и различных магнитных полей между вторгшейся душой и местным миром, бог мог с первого взгляда разглядеть такую душу в теле исконного жителя мира, и её можно было легко извлечь из тела.              Но в случае, если кто-то из того же мира отобрал и переселился в чужое тело, бог не смог бы напрямую это увидеть.              Ци Байча мог распознавать людей, пришедших из других пространств, поскольку они не принадлежали этому миру. Способность узнавать носителей системы объяснялась тем, что системы находились на более низкой ступени, чем боги. Способность видеть истинные сущности различных существ объяснялась тем, что их изначальные формы не были человеческими, что не могло укрыться от взора богов.              Однако если тело занял человек из того же мира, это не получится разглядеть так просто, если только не извлечь душу. Но он не мог просто так вытаскивать чьи-то души, поскольку этот процесс был весьма мучительным. Разве не было бы жестоко, если бы Фан Яэр была загрязнена каким-либо видом скверны, но её душу извлекли бы?              Сначала ему нужно тщательно прояснить ситуацию, и только потом принимать решение.              Согласно имеющимся у него зацепкам, характер Фан Яэр сильно изменился, и с большой вероятностью душа там уже не та, что была изначально, ему недоставало только заключительного доказательства.              Во второй половине дня должны были проводиться съёмки урока китайского языка.              Задания, аналогично, не были высокой сложности — экзамен будет проходить в виде диктанта.              Некоторые слова, указанные съёмочной группой, были относительно малоупотребимыми, другие же можно было услышать часто, но их было легко позабыть, а потому и неправильно написать. Например, «телега с лозняком и рваная одежда», «болезнь проникла в самое нутро», «нешаблонный», «злые козни»...              [П/п: 筚路蓝缕 (bì lù lán lǚ) — телега с лозняком и рваная одежда; обр. означает начать, построить что-то с нуля; тяжёлый труд первооткрывателя, трудность созидания. 病入膏肓 (bìng rù gāo huāng) — болезнь проникла в самое нутро; обр. неизлечимое, безнадёжное состояние, когда болезнь зашла слишком далеко. 不落窠臼 (bùluò kējiù) — нешаблонный, нестандартный, новаторский, нетрадиционный стиль. Носитель языка писал, что эту метафору редко используют, и мало китайцев её поймут в повседневной речи. 鬼蜮伎俩 (guǐyù jìliǎng) — махинации коварного человека, уловки пакостника, коварные приёмы (доп. на кит. сайте стоит одна звезда из пяти по частоте употребления).]              Всего было десять выражений. После того, как Ци Байча закончил зачитывать, он добавил ещё: «Желаю успехов в учёбе».              [П/п: 学业有成 (xuéyè yǒuchéng) — успехов в учёбе; традиционное пожелание академических успехов.]              Гости никак не отреагировали, восприняв это частью диктанта и тоже записав, хотя слегка удивились. По сравнению с несколькими предыдущими выражениями, это — просто дарило им дармовые баллы.              Когда Ци Байча собрал листы с ответами, он добавил:              — Последним предложением я пожелал вам успехов в учёбе, оно не будет учитываться при подсчёте баллов.              Гостей осенило: «Ну конечно, как и ожидалось, где уж там такая милость, как подаренные халявные баллы…»              Ци Байча улыбнулся, опустил голову и незаметно перелистнул на ответы Фан Яэр.              Написанные на листе три иероглифа имени «Фан Яэр», ничем не отличались от тех, что были на фотографии Линь Цзяци с автографом.              Почерк был один в один.              Однако написанные ниже четыре иероглифа «желаю успехов в учёбе» полностью отличались почерком от фотографии с автографом. В том числе и несколько других выражений отличались почерком от того, как был написан автограф на фото.              Совершенно очевидно, чтобы не выдать себя, человек, занявший тело Фан Яэр, тренировался имитировать подпись Фан Яэр, но так и не смог полностью изменить свой почерк за столь короткое время.              Эта душа знала, что отняла тело у Фан Яэр, притом наслаждалась её статусом, намереваясь всё скрывать.              По всей видимости, эта душа отнюдь не была невиновна.              Пришло время Снежному Богу снова исполнить закон.