Под покровом сна

      Тишина убаюкивала. Нора не хотела открывать глаза, горевшие от слез, не хотела шевелиться. Ей казалось, что пока она лежит неподвижно, время останавливает свой ход, замедляется. Если это действительно так, то она могла вечно оставаться в этом промежуточном состоянии полусна, когда окружающие мир не может причинить ей вреда, а кошмары бессильны. Это был идеальный баланс, пустота, которая была так нужна в это непростое время.       В памяти всплывали мутные осколки воспоминаний: широкая улыбка Элли, ее звонкий смех и ласковые прикосновение, но чаще всего — ее глаза, полные безграничной доброты и искреннего желания нести добро и свет в мир, пропитанный отчаянием и смирением. Она не заслуживала смерти. Она была тем человеком, который по праву должен был жить вечно, исполнять свои и чужие мечты и исцелять своим присутствием все искалеченные души. Элли была такой хрупкой и наивной, совершенно не готовой к той волне несправедливости и боли, что выпали на ее участь в последние секунды жизни, когда мир меркнул от того, что терял ее.       Слеза медленно скатилась по переносице и капнула на наволочку. Нора вяло открыла глаза, казалось, что даже ресницы были слишком тяжелыми, даже малейшее движение причиняло невыносимую боль. Девушка оглядела кабинет — она не очнулась в своей спальне, а перенеслась в процедурную, которую уже видела однажды. Она была в подвале.       Момент после введения инъекции напрочь выпал из памяти, оставляя невнятные отголоски прошлого в пыльных задворках памяти. Пожалуй, это был первый сон без сновидений, однако этот факт не мог принести ни капли удовлетворения. Чем больше мозг пробуждался от оцепенения, тем больше Нора жаждала забыться вновь. Она уже видела смерть, уже смотрела в потухшие глаза, но грань между сном и явью все же не была стерта полностью. Сейчас она чувствовала, что потеряла значимую часть себя, словно у нее отняли нечто важное самым варварским способом.       Нора боялась закрывать глаза, потому что в темноте приходили призраки. Они шептали ее имя, плакали и тянули бледные пальцы. Мальте, Элли… В насмешливых полувидениях они были еще живы в какой-то степени, но эта карикатура была куда хуже смерти.       Печаль, настолько тягучая, что ее можно было черпать ложками, забила легкие и мешала дышать, она разливалась по венам и застывала, подобно цементу. Отвратительное чувство невозвратной потери прибила Нору к постели и лишила какой-либо возможности даже пошевелиться. Ей хотелось снова проснуться в своей старой жизни, где не было ни кошмаров, ни клиники. Ей отчаянно хотелось, чтобы все происходящее оказалось затяжным сном или, быть может, развлечением умирающего мозга в коме. Нора приняла бы любой вариант, в котором последняя неделя стерлась бы из реальности, а она сама проснулась бы с отпечатком страха, который смыло бы волной облегчения уже через несколько минут.       Вот только Нора не просыпалась.       Дверь открылась, Фредерика без своей натянутой улыбки выглядела особенно жутко: первые морщины будто бы стали глубже, глаза потухли, а щеки совсем впали. Доктор отодвинула стул и села у кушетки пациентки, поджав губы. Она сама не знала, с чего ей стоит начать разговор в такой ситуации, слова никак не шли, путались, сбивались во влажный ком, застревающий в горле.       — Элли… — сдавленно произнесла Нора.       Это имя резануло горло и отдалось пульсирующей болью в висках. Фредерика на миг подняла глаза и тяжело вздохнула. Она лишь покачала головой. Такое простое движение могло сказать о многом, оно лучше любых слов отражало ситуацию. Нора стиснула пальцами простынь и прикрыла веки.       — Я пришла поговорить о другом, — начала Фредерика.       Ее голо звучал достаточно ровно, он не шел ни в какое сравнение с ломанными звуками, вырывавшимися из Норы. Наверное, как доктор, Фредерика сталкивалась со смертью достаточно часто. Быть может, она не стояла у постели умирающих пациентов, но слышала о том, как обрываются жизни, от коллег, от своих подопечных.       — Кто это сделал? Вы узнали? — порывисто спросила Нора. — Я могу дать показания полиции, я видела, что Ребекки не было в саду…       — Нора… — предостерегающе произнесла врач.       Девушка резко поднялась с кушетки, смотря на доктора широко распахнутыми глазами. Внезапно она ощутила прилив энергии, она бурлила в венах, она не давала больше сидеть на месте.       — Ребекка! Это все она… Эти сны, ее поведение… Я с самого начала говорила, что с ней что-то не так… Может быть, мои сны предупреждали меня? Может, я встречала Ребекку раньше и неосознанно понимала, на что она способна? Господи, я должна была понять…       — Нора! — требовательно повторила Фредерика.       — Что?       — Выслушай меня внимательно, не перебивай. Тебе нужно выдохнуть, успокоиться и слушать мой голос. Готова?       — Да, я…       — Ничего не говори, просто слушай.       Нора сжала кулаки и приложила все усилия, чтобы не сказать ничего в ответ. Она хотела кричать от несправедливости, выть от неведения, потому что сейчас острее всего ощущалось, что все в этой чертовой клинике знали чуть больше, не хотели делиться с ней секретами.       — То, что произошло — ужасно. Меньше всего я хотела, чтобы ты стала… свидетельницей этого кошмара. Мне жаль, что так произошло, у тебя позже будет время переварить все, порефлексировать, но сейчас у нас другие задачи. Мне необходимо, чтобы ты заснула, а мы провели исследование, — произнесла Фредерика. — Не беспокойся, никаких сновидений не будет. В этот раз — точно.       Внутри Норы все будто рухнуло: совершенно не этого она ожидала сейчас. Она хотела объяснений, хотела знать о расследовании, о допросах, о записях с камер — что угодно, но не объяснение ее курса лечения. Фредерика положила деревянную планшетку на стол и достала несколько документов, пару секунд вглядываясь в текст.       — Тебе нужно сконцентрироваться на себе. Сейчас это особенно важно. Мы должны решить проблему со снами, не нанося травм твоей психике, это понятно? Я дам тебе лекарство, ты подпишешь согласие на его прием, а я буду отслеживать уровень активности твоего мозга, сердечный ритм, сатурацию и ряд других показателей, на основе которых уже можно будет сделать выводы. В конце концов, именно за этим ты и пришла в наш центр, правильно?       — Сейчас это не так важно, — сквозь зубы произнесла женщина. — Я хочу дать показания, хочу, чтобы допросили Ребекку. Перед смертью… — Нора запнулась и на миг замерла, пытаясь осознать, как это слово так легко слетело с ее губ. — Перед смертью она говорила про нее. Это что-то значит.       На миг в глазах Фредерики мелькнул интерес. Она отложила бумаги и повернулась к пациентке, цепким взглядом осматривая ее лицо.       — И что говорила Элли про Ребекку?       Нора не могла понять, что конкретно не так: тон ее голоса, сам вопрос, построение предложения или эмоции. Она не могла объяснить себе, почему так внезапно передумала говорить что-либо. Она не могла доверить это Фредерике, потому что помнила последнюю просьбу Элли. Найти Ребекку. Как бы Норе не претила эта идея, она не могла просто проигнорировать самую важную мольбу Элли за всю ее жизнь. Если она решила потратить последние секунды жизни именно на это, если лежа на смертном одре она думала только об этой просьбе, Нора не имела никакого права не выполнить ее.       — Не помню, — солгала Нора. — Просто говорила имя.       — В таком случае, никакой важной информации полиция от этого не получит, — вздохнула доктор, погружаясь в собственные размышления. — Подпиши здесь.       — Еще один вопрос, — нахмурилась Нора, аккуратно беря планшетку. — Где я?       — Ты уже была тут, — улыбнулась Фредерика. — Кэрри ведь показала тебе это место, да?       — Да, — нехотя призналась она.       — Это процедурная. Тут вся необходимая аппаратура, записи с сеансов… То, что не хотелось бы хранить в жилом блоке.       — Понятно, — кивнула она.       Девушка не думала о своих снах больше: ее ожидали куда больше проблемы в реальности. На ум тут же пришли все те странности, что она старательно игнорировала за все дни пребывания в клинике. Слова Кэрри о том, что от нее хотят избавиться, советы Леты, странное поведение Ребекки, действия Барбары… И смерть Элли. Все в совокупности будто кричало о том, что за ширмой приличного центра сомнологии таятся ужасающие тайны. Если никто не хочет помочь Норе их исследовать — она займется этим сама. Она уже давно выучила простой урок: рассчитывать в этом мире приходиться только на себя.       Нора вглядывалась в текст, однако буквы скакали, растекались и никак не хотели складываться в нечто внятное. Мысли витали совершенно в другом месте. С долей сомнения женщина оставила кривую подпись на последней странице информированного согласия и отдала доктору планшетку. Фредерика натянуто улыбнулась и достала из ящика палетку.       Единственная таблетка на дне контейнера была красной.       — Ложись, как тебе будет удобно, — произнесла Фредерика. — Я пока буду подсоединять все датчики.       Нора поежилась от холода и перевернулась на бок, подтягивая колени к груди, так она чувствовала себя безопаснее, спокойнее, если эти слова вообще были применимы к обстановке к процедурной. С каждой секундой становилось лишь холоднее, морозный воздух наждачным языком лизал бледную кожу. Между подушечек пальцев она держала капсулу. Проглотить ее не так сложно, правда? Нет. Не правда. Решиться на это — настоящее испытание.       Дышать становилось все тяжелее. Нора сжала подушку и зажмурилась, под закрытыми веками вспыхивали яркими вспышками звезды, будто она стала свидетелем рождения вселенной, Большого взрыва.       — Я не могу! — вскрикнула Нора, резко садясь на кушетке.       Фредерика замерла, держа в руках шприц с подозрительно длинной и толстой иглой. Нора заметила тень страха в глазах врача.       — Ты еще не выпила таблетку? — с напускной мягкостью спросила она, аккуратно положив шприц в металлическую форму.       — Я не буду, — покачала головой она, протягивая таблетку в вытянутой руке. — Я… Сама разберусь со своими снами или… Или, если вы не против, мы вернемся к лечению чуть позже… Просто сейчас я не могу. И все. Возможно, после всего случившегося мне и не понадобится помощь. Кому какое дело до смерти во сне, когда в реальности такое, да? — нервно усмехнулась Нора, обхватив себя руками за плечи.       — Тебе стоит успокоиться и обдумать все более тщательно, — холодно заявила Фредерика.       — Нет. Хватит с меня. Я уже много раз засыпала, с каждым сном мне становилось все хуже… Но речь не об этом. Плевать мне на лечение. Честно. Плевать. Я не смогу находиться тут. Мне нужно уехать, связаться с Мальте, обратится в полицию или к другому психотерапевту… Не знаю… Я просто не хочу быть здесь. Не хочу и все. Меня же здесь не держат, да? Вы говорили, что я могу отказаться в любой момент. Сейчас этот момент. Я пас. Все.       — Я… Поняла вас… — сбивчиво проговорила доктор, сжимая ладони в кулаки. — Тогда давайте поступим так: вы пройдете в свою комнату, поспите, а утром вас заберет водитель. Если… Если, конечно, вы не поменяете свое решение.       — Я хотела бы уехать сейчас, — возразила Нора.       — Боюсь, это невозможно. У нас нет нужды в постоянном водителе, поэтому сейчас некому отвезти вас. При всем моем желании, нам никак не удастся это организовать.       Нора отстраненно закивала, поджимая губы. Она ожидала, что будут препятствия, что ничего не получится так просто, однако никак не могла отделаться от этой волны разочарования. Она хотела убраться из этого места, где всюду чудился железный запах крови. Нора была согласна вернуться в квартиру, которая снилась ей в кошмарных снах, была согласна столкнуться с призраками лицом к лицу… И Нора была согласна сдаться.       Ей было сложно признаться в этом, однако отъезд был равносилен капитуляции. Она опустила руки и бросила все попытки раскопать тайны, клубящиеся в глубинах разума, она не желала углубляться в расследование смерти Элли. Это было не для нее. Вот и все.       Она ведь совершенно обычная. Ничем не примечательная, несколько пресная и заурядная. Несмотря на свою историю и необычное хобби она была частью серой массы и не пыталась это отрицать. Ее жизнь никогда не была похожа на захватывающие сюжеты, наверное, поэтому она и полюбила книги. Это был суррогат эмоций, которые невозможно получить в реальности: крышесносная любовь, захватывающие приключения, верная дружба, счастливые концы… Роскошь выдуманных миров, где трагедии имеют смысл, а злодеи получают по заслугам.       Как же больно разбиваться о реальность после таких книг.       — Хорошо, — проговорила она, с трудом поборов противный ком в горле. — Я дождусь утра и уеду.       — Да, я поняла вас, — отстраненно проговорила Фредерика, глядя на красную таблетку, которую все еще сжимала пациентка. — Просто подумай, что это может быть твой шанс на нормальную жизнь.       — Элли, наверное, думала также, — плюнула Нора, спрыгивая с кушетки на пол.       Холод обжег босые ступни, девушка обхватила себя руками и вздрогнула, когда ледяной воздух лизнул кожу под просторной больничной робой. Достаточно быстро она поняла, что вставать так спешно — это плохая идея. Горло будто опалило кислотой, и Нору вывернуло наизнанку. Она не успела согнуться до конца, поэтому рвота попала на белую больничную рубашку, шею, руки и подбородок. В воздух поднялся кисловатый запах.       — Твою мать, — дрожащим голосом пробормотала Нора.       Среди этой мерзости глаз зацепился за крохотный кусочек вяленого томата — тот самый, что Элли с таким трудом раздобыла для своих прощальных брускетт. Воспоминание пронзило сознание острой болью утраты, напомнив о мире, который существовал до этого кошмара. На глазах навернулись слезы, которые Нора поспешила сморгнуть: не хватало еще сделать Фредерику свидетелем ее слабости. Однако она молниеносно, подскочила, вытирая влажными салфетками кожу пациентки. Нора молчала, борясь с неловкостью и новым приступом тошноты. Спустя несколько долгих минут, врач наконец поднялась и отошла, окидывая скептичным взглядом Нору. Выдохнув, она выбросила испачканные салфетки в металлическую урну и облокотилась о кушетку.       — Не надо, — вдруг произнесла Фредерика, потеряв маску вежливости.       — Что?       — Не надо больше говорить про нее.       — Почему? — прищурилась Нора.       — Некоторым может быть больнее, чем тебе. В конце концов, ты знала ее не так долго.       Ее слова сочились горечью утраты. Нора приоткрыла рот, с которого была готова сорваться очередная колкость, однако взгляд Фредерики заставил ее стиснуть челюсти. В покрасневших глазах плескалась боль, такая отчаянная и дикая, на грани агонии.       — А ты? — неожиданно для себя спросила девушка.       — Что?       — Ты знала ее долго?       — Достаточно, — процедила Фредерика, отворачиваясь от пациентки.       Казалось, все слова уже были сказаны, а тишина начинала душить. Нора, оглянувшись по сторонам, не нашла своей одежды, поэтому решила дойти до комнаты прямо в грязной робе. В конце концов, какая разница?