Такой же

Тишина, наступившая после посещения командного пункта, была иного качества. Прежняя настороженность Лу Сяня сменилась тяжелой, сосредоточенной мысленностью. Он больше не следил за каждым движением Шэн Юэ с готовностью схватиться за оружие, но его взгляд, скользя по бледной фигуре у окна, стал оценивающим, почти тактическим. Он видел в нем уже не угрозу и не больного, а странный, нераспакованный инструмент. И это пугало куда больше. Шэн Юэ, в свою очередь, почувствовал это изменение. Жесткие рамки ослабли. Сквозь трещину в ледяной стене генерала пробился луч интереса, и парень инстинктивно потянулся к нему. Его обучение перешло на новый уровень. Если раньше он просто копировал действия, то теперь он начал экспементировать. Однажды утром он не просто выпил воду сам, а набрал ещё в другую кружку и поставил её рядом с тарелкой Лу Сяня. Генерал нахмурился, но молча отпил. На следующий день Шэн Юэ попытался повторить жест, которым Лу Сянь поправлял мундир — неуклюже, почти по-кукольному. Это было уже не подражание, а попытка взаимодействия. Но главным прорывом стала речь. Словарный запас, который парень пассивно впитывал, начал обретать активную форму. Шэн Юэ уже не просто повторял. Он начал спрашивать. Указав на холодильник, Шэн Юэ повторил выученное: —...Еда. Лу Сянь, привычно кивнув, уже хотел отойти, но Шэн Юэ не отводил взгляда. —...Почему холодная? — последовал тихий, но четкий вопрос. Лу Сянь замер. Это был не просто запрос названия. Это был запрос на объяснение. — Чтобы не портилась. Вопросы после этого стали сыпаться все чаще, как из рога изобилия. Шэн Юэ спрашивал, указывая на шрам на руке сержанта Цзяна, который иногда заходил с докладом. — Больно было? Задавал вопросы, видя, как Лу Сянь стирает пыль со стола. — Зачем? Она же вернется. Даже просто смотря на голубое искусственное небо, парень не уставал и не собирался останавливаться. — Солнце горячее? Шэн Юэ ждал ответа не с трепетом, а с тем же чистым любопытством, с каким смотрел на текущую из крана воду. Что он сможет узнать на этот раз? Лу Сянь на мгновение отвлекся от бумаг, которые изучал. Вопрос был настолько простым и фундаментальным, что вызывал не раздражение, а легкое ошеломление. Он посмотрел на Шэн Юэ, на его взрослое, совершенно серьезное лицо, и снова поразился этому разительному несоответствию. Телу двадцатилетнего юноши принадлежало любопытство пятилетнего ребенка. — Горячее, — ответил он спокойно, возвращаясь к документам. — Настоящее солнце обжигает кожу, если стоять под ним слишком долго. И он продолжал отвечать на все эти, казалось бы, глупые вопросы. Это было странно: самый беспощадный генерал Цитадели тратил время на объяснение основ мироздания существу, которое выглядело как его прямой враг. Для Шэн Юэ эти дни были похожи на сборку сложного пазла, где каждая деталь — новое слово, жест, интонация. Его разум, прежде бывший чистым листом, теперь был испещрен надписями. Процесс обучения не был для него тяжким трудом; это было естественное состояние, подобное дыханию. Он впитывал все, что бы не происходило вокруг. Когда Лу Сянь коротко кивал в ответ на его вопрос, Шэн Юэ регистрировал не просто факт, а одобрение. Слабый положительный импульс, который закреплял новое знание. Когда же генерал на секунду застывал, пораженный простотой вопроса, Шэн Юэ улавливал легкую волну удивления, и это заставляло его анализировать: «Почему этот вопрос вызывает такую реакцию? Он слишком очевиден? Или, наоборот, слишком сложен?» Он не думал словами. Его сознание работало потоками ощущений и ассоциаций. «Лу Сянь» ассоциировался не с человеком, а с источником порядка и безопасности. Рядом с ним мир имел структуру. Собственные попытки подражать — налить воду, повторить жест — были экспериментами. Он проверял границы: «Если я сделаю это, произойдет ли то же самое?». Реакции Лу Сяня были ключом к пониманию правил этого места. Но самый показательный момент наступил вечером. Лу Сянь вернулся поздно, смертельно уставшим после совета, где его снова допрашивали о его «питомце». Он сбросил шинель и рухнул в кресло, закрыв глаза. В комнате было тихо. Шэн Юэ наблюдал за ним с своего обычного места. Он видел напряжение в плечах, тень на лице. Он медленно подошел и встал рядом, не произнося ни звука. Затем, наклонив голову, он произнес не громче шепота: —...Лу Сянь? Когда Шэн Юэ увидел усталость на лице своего «источника порядка», в нем возник новый, незнакомый импульс. Это был инстинктивный отклик системы на сбой в своем главном компоненте. Если Лу Сянь — это ядро его нового мира, то его усталость была аномалией, которую нужно было отметить. Подойти и назвать его по имени было не смелостью, а следующей логической ступенью в построении их связи. Самым прямым способом установить контакт и проверить состояние системы. Генерал вздрогнул. Его глаза открылись. Да, это был первый раз, когда его имя прозвучало без титула. Просто «Лу Сянь». В этом была непривычная смелость, в которой угадывалась простая, почти детская привязанность. Он посмотрел на Шэн Юэ. На его ясные, лишенные подтекста глаза. — Что? — голос Лу Сяня прозвучал хрипло от усталости, но без раздражения. — Ты устал, — просто констатировал Шэн Юэ. Лу Сянь промолчал. Он чувствовал эту привязанность, но тут же, почти рефлекторно, отстранялся от нее. «Это ненастоящее, — говорил себе внутренний голос. — Он словно привязан к первому, кого увидел. Его внешность... его происхождение... всему этому еще предстоит объяснение». Генерал видел в этом слишком много странностей, чтобы позволить себе растаять. Лу Сянь кивнул, коротко и сухо, и снова закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен. Но даже отгородившись, он не мог не признать про себя: присутствие этого странного парня уже не было для него таким же острым шипом в боку, как раньше. Он привык. И в этой привычке таилась своя, тихая опасность. Неделя пролетела в этом странном, но обретающем ритм сосуществовании. Шэн Юэ продолжал свои изыскания, а Лу Сянь, к своему удивлению, обнаружил, что возвращается в апартаменты с меньшим внутренним напряжением. Однажды утром, глядя, как парень с обычной для него сосредоточенностью разглядывает этикетку на банке с консервами, Лу Сянь принял решение. — Сегодня мы решим официальные вопросы, — заявил он, прерывая молчаливый завтрак. Их путь лежал в бюро регистрации и учета населения — унылое учреждение с длинными очередями и запахом старой бумаги. Появление генерала в полной форме вызвало легкий переполох. Работники вытянулись по стойке «смирно», а обычные граждане с любопытством и страхом расступились. Но все взгляты мгновенно прилипли к фигуре за его спиной. Шэн Юэ в своей темной куртке с капюшоном, накинутом по привычке, все равно выделялся неестественной бледностью кожи и прядями белых волос, выбивающимися из-под ткани. Шепоток по рядам не утихал. Подойдя к стойке регистрации, Лу Сянь жестом велел Шэн Юэ снять капюшон. Тот послушно выполнил приказ, и женщина средних лет за стойкой аж отшатнулась, уставившись на его лицо и седые ресницы. — Генерал, это... — она растерянно посмотрела на Лу Сяня. — Это гражданин Шэн Юэ, — голос Лу Сяня был ровным и не допускающим вопросов. — Он страдает редкой формой альбинизма и прошел карантин. Ему требуется удостоверение личности. Слово «альбинизм», произнесенное с авторитетом командора, подействовало как заклинание. На лицах людей сменился ужас на жалость и любопытство. Редкая болезнь — это объясняло странную внешность, делая ее пугающей, но понятной. Лу Сянь ловил на себе взгляды и видел, как в них гаснет подозрение. Ложь, подкрепленная его статусом, работала. Процедура заняла время. Шэн Юэ пришлось сфотографироваться. Он с любопытством смотрел в объектив, не улыбаясь, его серые глаза смотрели прямо и безразлино. Когда ему вручили пластиковую карту с его именем и невзрачной фотографией, он повертел ее в руках, изучая. — Твое удостоверение, — пояснил Лу Сянь. — Теперь ты официально существуешь. Шэн Юэ посмотрел на карту, потом на Лу Сяня. — ...Существую, — тихо повторил он, вкладывая в слово новый, глубокий смысл. Выйдя из бюро, Лу Сянь почувствовал странное облегчение. Теперь у Шэн Юэ было лицо, пусть и выдуманное, и место в системе. Правду знал только Янь Цзэ, и пока тот молчал, эта хрупкая легенда могла держаться. Они свернули с безлюдной площади перед административным зданием на одну из главных артерий Цитадели — Улицу Единства. Здесь всегда было людно: спешили смены рабочих, сновали курьеры на электрокарах, у палаток с санпропускниками выстраивались короткие очереди. Лу Сянь машинально приготовился к привычному напряжению, к необходимости шире расправить плечи, чтобы прикрыть собой свою тень. Но на этот раз все было иначе. — Держись ближе ко мне, — тихо, скорее по привычке, бросил он, огибая группу рабочих с ящиками. Шэн Юэ послушно сделал шаг в сторону, но его движение было уже не порывистым, а уверенным. Он не вжимался в спину генерала, а шел рядом, почти в ногу. Его голова была повернута к потоку людей, и в его серых глазах читалось не прежнее ошеломление, а наблюдательный интерес. Их заметили. Люди узнавали генерала, кивали с почтением, но теперь их взгляды, скользнув по Шэн Юэ, иногда застывали в ужасе. Они видели очень бледного юношу в камуфляжной куртке, идущего рядом с командором. Лишь одна пожилая женщина, продававшая у входа в метро вязаные носки, улыбнулась Шэн Юэ, приняв его, вероятно, за молодого адъютанта. Он в ответ замер на секунду, изучая это новое для него выражение лица — открытую, незнакомую доброжелательность. — Не останавливайся, — мягче обычного сказал Лу Сянь, и Шэн Юэ снова зашагал. Они прошли мимо детской площадки, огороженной колючей лентой. Дети, игравшие под присмотром учительницы, заметили их и замолкли. Взрослые, стоявшие неподалеку, сделали шаг назад, их руки невольно потянулись к своим детям. В воздухе повисла настороженная тишина, нарушаемая лишь гулом города. — Смотри, какое бледное лицо, — прошептал один из мальчишек, широко раскрыв глаза. Его не одернули — все смотрели в ту же сторону. Взгляды, которые Шэн Юэ ловил теперь, были иными. В них не было прежнего животного ужаса, но и простого любопытства тоже. Была опаска, сдерживаемая лишь железным присутствием Лу Сяня. Люди видели аномалию, но видели и генерала, который шел рядом с ней, не проявляя ни страха, ни агрессии. Это заставляло их сомневаться в своей первой реакции, отступать, но не расслабляться. Они не улыбались. Они молча наблюдали, стараясь не встречаться с ним глазами. И в этот момент Шэн Юэ почувствовал новое, сложное ощущение. Он больше не был невидимкой, но и своей частью этого общества он еще не стал. Он был терпимым. Его присутствие было санкционировано волей одного-единственного человека, и эта хрупкая защита была единственным, что отделяло его от враждебности толпы. Генерал шел молча, кожей ощущая этот гулкий, полный скрытого напряжения прием. Он видел, как Шэн Юэ, чувствуя тяжесть взглядов, все же не сжимался, а лишь становился собраннее, его шаг оставался твердым. И Лу Сянь понимал всю глубину своей авантюры. Решился вести этого бледного, неестественного юношу с глазами цвета тумана по улицам Цитадели, не пряча его лицо за капюшоном и не скрывая в броневике. Документы были лишь частью тщательно продуманного образа, ширмой, но самой опасной и безрассудной частью было публичное действо, этот спектакль на виду у всех. Вернувшись в апартаменты, Шэн Юэ не отошел к окну, как обычно. Он остановился в прихожей, достал из кармана только что полученную ID-карту и снова принялся ее изучать. Пластик был гладким и холодным. Его пальцы скользили по поверхности, ощущая рельеф букв имени, но его взгляд был прикован к маленькому цветному прямоугольнику — фотографии. Он видел это лицо раньше — в темных витринах магазинов, в отблесках на металле. Но то были мимолетные тени, ускользающие образы. Здесь же лицо было зафиксировано. Статично. Принадлежало ему. Бледная кожа, белые волосы, серые глаза, смотрящие прямо и пусто. Он поводил головой, меняя угол, но изображение оставалось неизменным. Это был он, но в то же время это был просто объект. Данные. Потом его взгляд медленно пополз вверх — на большое зеркало в золоченой раме, висевшее в прихожей. До этого он никогда не обращал на него внимания. Шэн Юэ подошел ближе. Он поднял карту и совместил ее с своим отражением. Сначала он смотрел то на картинку, то на зеркало, сверяя детали. Затем его рука опустилась. Он уставился на свое отражение. Тот, в зеркале, смотрел на него с тем же безразличным любопытством. Шэн Юэ медленно поднял руку и кончиками пальцев коснулся холодного стекла там, где у отражения были губы. Он видел движение своей руки в зеркале, видел, как пальцы касаются губ двойника, но чувствовал лишь гладкую, безжизненную поверхность. И тогда он сделал иначе: он прикоснулся пальцами к своим настоящим губам, не сводя глаз с отражения. И в зеркале его двойник повторил это движение. Связь была установлена. Не через призрачное ощущение, а через зрительный образ и мышечную память. Образ на карте был просто символом. А существо в зеркале, повторяющее его каждое движение... было им самим. Он простоял так несколько минут, полностью погруженный в этот акт самоузнавания. Это был не восторг и не ужас. Это было осознание. Принятие факта своего физического существования в этом мире. Лу Сянь, наблюдая со стороны, видел, как застыла его спина. Он понял, что происходит. И в этот раз он не прервал его. Он молча ждал, давая ему время совершить одно из самых важных открытий — открытие себя. А позже, уже вечером, Лу Сянь по рации коротко связался с Янь Цзэ. — Легенда уже создана. Документы готовы. В ответ раздался вздох и сухой, предостерегающий комментарий ученого: — Надеюсь, ты понимаешь, во что ввязался, Лу. Если Совет начнет копать... «Альбинизм» их не остановит. Они захотят своего врача, свои результаты. — Я знаю, — голос Лу Сяня был спокоен, но в нем слышалась сталь. — Это моя ответственность. Кончай нудить. Он отключил связь. Тишина в комнате снова стала громкой. Но теперь ее нарушало не только его собственное дыхание, а и беззвучное присутствие другого существа, которое там, в прихожей, только что обрело свое лицо. И чья судьба теперь была навсегда переплетена с его собственной.