Там, где рождается вечность

Ферма встретила их тишиной и просторным воздухом. Там не было городской суеты, только шелест листвы, запах свежескошенной травы и далёкое мычание коров. Дом стоял на возвышенности, с окнами, выходящими прямо на поля, где уже зрели ягоды и тянулись к солнцу ряды зелени. Даниэль занёс Эмилию на руках прямо через порог, как в древнем обряде. Он сделал это нарочно торжественно, прижимая её крепче к груди. — Добро пожаловать домой, моя маленькая женушка, — сказал он с улыбкой, и в этих словах не было ни капли шутки. Он устроил для неё комнату наверху: широкая кровать с мягкими подушками, рядом плетёное кресло, а у окна — небольшой столик, заваленный книгами, фруктами и баночками с мёдом. Весь дом пах свежим деревом, травами и чем-то родным. Даниэль сам разложил вещи Эмилии в шкаф, сам развесил её платья, а когда она попыталась встать и помочь, мягко прижал её обратно на кровать. — Тебе нужен только покой. Всё остальное сделаю я, — твёрдо сказал он, и глаза его сверкнули тем самым обожанием, которое всегда обезоруживало Эмилию. По утрам он приносил ей завтрак в постель: тёплое молоко, хлеб, фрукты. Иногда — свежие ягоды прямо с поля. Садился рядом и кормил её с рук, смеясь, когда мёд оставался на губах, и тут же слизывая его. По вечерам он купал её в деревянной ванне, наполненной травами. Долго массировал плечи и руки, говорил комплименты, шептал о том, какая она красивая даже в своей слабости. Потом укладывал в кровать, обнимал, прижимал к себе, и их ночь всегда заканчивалась его жаркой нежностью, после которой Эмилия засыпала, чувствуя себя в безопасности. Она впервые позволила себе расслабиться. Сидя у окна, глядя на поля и на закат, она понимала: её мир стал простым и цельным. Здесь были только он, она и их будущее. И, может быть, это и есть то самое счастье, о котором она не смела мечтать. Эмилия сидела в кресле у окна, в руках сжимая телефон. Голос врача по другую сторону звучал спокойно и уверенно: — Да, Эмилия, если самочувствие стабильное, рисков больше нет. Вам можно возобновить интимную жизнь. Главное — без резких нагрузок и только в комфортных для вас позах. Эмилия почти не слушала дальше. Она улыбнулась впервые за долгое время так широко, что глаза её засияли. Когда она повесила трубку, то обернулась — Даниэль стоял в дверях с корзиной яблок, но замер, заметив выражение её лица. — Маленькая женушка… что сказал врач? — осторожно спросил он. Она медленно поднялась с кресла. Её животик уже заметно округлился — мягкий намёк на новую жизнь внутри. Эмилия провела ладонью по ткани платья, затем уверенно шагнула к нему и, прищурившись, произнесла: — Сказал, что теперь мы можем заниматься любовью. Даниэль побледнел, будто его ударили. — Что? Нет… Эмилия, ты же понимаешь, это опасно. Я не… я не смогу рисковать тобой и малышами. Он поставил корзину на стол и начал отступать, но она не позволила. Подошла ближе, положила руки ему на грудь и медленно прижалась всем телом. — Опасность миновала, — прошептала она, скользнув губами по его шее. — Врач сказал, что можно. А я хочу тебя, Даниэль. Очень. Он задрожал, стиснул кулаки, но не оттолкнул её. Его серые глаза метались между страхом и жгучим желанием. — Эмилия… я не должен… я боюсь… Она мягко провела ладонью по его щеке и улыбнулась почти хищно. — А я не боюсь. Разве ты не хочешь снова почувствовать меня? Его дыхание сбилось. Когда её губы коснулись его рта, сопротивление рухнуло. Он застонал в поцелуе, прижал её к себе, словно впервые за эти месяцы позволил инстинктам вырваться наружу. — Маленькая женушка… ты сведёшь меня с ума, — выдохнул он, подхватывая её на руки и унося к кровати, всё ещё качая головой, будто пытался убедить себя, что это правильно. Эмилия смеялась сквозь поцелуи, чувствуя, как дрожь возбуждения пробегает по телу. Она знала: в этот раз именно она соблазнила его. Ночь выдалась тихая: только ветер шумел в кронах деревьев, а в доме стояла мягкая, почти интимная тишина. Даниэль уложил Эмилию на кровать осторожно, словно она была хрупким стеклом. Его руки дрожали, глаза блестели, но он держал себя в руках, будто боялся даже дотронуться сильнее, чем позволено. Эмилия улыбнулась, глядя на его напряжённое лицо, и медленно потянула его за волосы вниз, к поцелую. Она чувствовала, как он сдерживается — каждая мышца напряжена, губы горячие, но поцелуй слишком осторожный. — Даниэль, — шепнула она, обхватывая его бёдрами, — я хочу настоящего тебя, а не этого робкого мальчика. Он тяжело вздохнул, прижимая её живот ладонью, как будто напоминал себе, ради чего держит себя в руках. — Я не могу рисковать… — выдохнул он. — Ты и малыши для меня важнее всего. Эмилия усмехнулась и вдруг перевернулась так, что сама оказалась сверху. Её волосы упали на его лицо, руки прижали его плечи к подушке. — Ты забыл, что я альфа? — её голос зазвучал хищно, с вызовом. — Я решаю, что для нас безопасно. Она двинулась на нём, медленно и уверенно, наблюдая, как его губы приоткрылись, дыхание стало рваным, а в глазах зажглось то самое хищное пламя, которое она хотела вызвать. — Маленькая женушка… — простонал он, хватаясь за её бёдра, но тут же ослабил хватку, снова сдерживая себя. Эмилия наклонилась к его уху и почти прорычала: — А если я хочу, чтобы ты был грубее? Чтобы ты перестал сдерживаться? Ты же мой муж. Глава семьи. Докажи это. Он закрыл глаза, стиснул зубы, и его грудь вздымалась, как у зверя, готового сорваться с цепи. Она чувствовала, что его границы рушатся под её провокациями, что ещё немного — и осторожный Даниэль исчезнет, уступив место тому, кто заставлял её терять контроль раньше. И именно этого она жаждала. Эмилия двигалась на нём всё смелее, наслаждаясь его дрожью, сдержанными стонами и тем, как он цеплялся за её бёдра, но тут же отпускал, будто боялся оставить след. Она нарочно прикусила его губу, провела ногтями по его груди и прошептала с дразнивающей усмешкой: — Вот так, да? Ты только и можешь — терпеть? Его глаза резко распахнулись. Серые, обычно мягкие, теперь сверкнули, как сталь. Он сжал её бёдра так крепко, что Эмилия зашипела от неожиданности. — Хватит, — прорычал он низко. Она не успела и моргнуть, как он рывком перевернул её, прижимая к матрасу. Его тело нависло над ней, сильное, тяжёлое, и в каждом движении уже не было места сомнениям. — Ты хотела настоящего меня? — его голос был хриплым, вибрирующим от сдерживаемой ярости и желания. — Получи. Эмилия выгнулась под ним, пытаясь усмехнуться, но стон сорвался с её губ, когда его губы впились в её шею, а руки властно удержали запястья над головой. — Даниэль… — прошептала она, дрожа. — Маленькая женушка, — прорычал он, скользя губами по её коже, оставляя жгучие поцелуи. — Ты забываешь, кто твой муж. Ты не командуешь мной в постели. Он двигался резче, глубже, и её тело предательски отвечало на каждое его движение. Эмилия пыталась сохранить остатки контроля — выгибалась, рычала в ответ, но каждый его толчок ломал её сопротивление, и вскоре она уже стонала, захлёбываясь от удовольствия. — Вот так… — шептал он, не отпуская её запястий. — Ты моя. Всегда. И в этот момент Эмилия поняла: она пыталась вызвать в нём зверя — и теперь зверь вырвался на свободу. Его тело ещё дрожало от выплеска страсти, но Даниэль постепенно ослабил хватку, отпустил её запястья и, словно сам испугался собственной силы, мягко опустился рядом. Его дыхание было горячим и рваным, но в глазах уже не сверкала сталь — только нежность и трепет. Он осторожно провёл ладонью по её щеке, поцеловал уголок губ, потом спустился ниже — к её животу. Задержал там губы, прижался лбом, словно слушал малышей внутри. — Моя маленькая женушка… прости, если был слишком груб, — прошептал он, гладя её живот, — но я не могу без тебя. Ты самая красивая. Самая сильная. И я обещаю… всегда буду беречь вас. Эмилия смотрела на него, сердце её сжималось от нахлынувшей нежности. Его голос, его руки, то, как он прижимался к её округлому животику, — всё это заставляло её чувствовать себя не только женщиной, но и частью чего-то большего, нерушимого. Она поднялась чуть выше и мягко оттолкнула его назад, так, чтобы он лёг на спину. Её глаза блестели, когда она склонилась к его груди. — Ты говорил, что я забываю, кто мой муж? — шепнула она с улыбкой. — Так вот, я тоже должна напомнить тебе кое-что. И её зубы легко вонзились в его кожу, прямо в старую метку. Даниэль застонал, выгибаясь, но не от боли — от восторга. Эмилия не остановилась: она обновила одну метку, потом вторую, и третью — оставляя на его теле следы, будто заново утверждала: он её. — Эмилия… — его голос сорвался на стон, руки сжали простыни. — Боже… я твой. Всегда твой. Он дрожал, краснел, словно в первый раз, а она лишь сильнее прижималась к нему, чувствуя, как их связь крепнет с каждой новой отметиной. Едва она закончила обновлять последнюю метку, Даниэль обессиленно уткнулся лицом ей в плечо. Его дыхание было горячим, но неровным, и вдруг она ощутила на коже влажное — он плакал. — Эмилия… — хрипло выдохнул он, голос дрожал. — Я… я не достоин тебя. Ты дала мне всё… а я только мучаю тебя своими страхами, своей жадностью… Его плечи вздрагивали, как у ребёнка, который слишком долго держал в себе. Он пытался отвернуться, но она крепко обняла его, прижимая к груди, её пальцы заскользили в его волосах. — Тише, — шептала она, целуя его макушку. — Не смей так говорить. Ты — мой муж. Отец наших детей. Ты всё для меня. Он поднял на неё глаза, красные и блестящие от слёз. Губы дрожали, слова путались: — Я… я клянусь, я отдам всего себя вам… только бы ты никогда меня не оставила… маленькая женушка… Эмилия улыбнулась сквозь собственные слёзы. Прижала его голову сильнее, позволив ему слышать ровный стук её сердца. — Я не оставлю, — твёрдо ответила она. — Никогда. Даже если ты плачешь, даже если боишься. Ты мой. И этим всё сказано. Он всхлипнул, но уже тише, прижимаясь к ней всем телом, словно искал укрытие. Его руки обняли её живот, и Эмилия впервые почувствовала — теперь именно она защищает его, а не наоборот. И это тоже было правильным. Эмилия всё чаще ловила себя на том, что смотрит на Даниэля дольше, чем нужно. Он мог сидеть за столом, задумчиво перебирая бумаги с фермы, и в этот момент в нём был настоящий альфа — серьёзный, собранный, властный. Голос звучал твёрдо, решения принимались быстро, а взгляд был таким, что спорить с ним не хотелось. Но стоило ей коснуться его руки или просто задержать на нём взгляд, как этот же мужчина мгновенно менялся: становился мягким, ласковым, обнимал её сзади, утыкался носом в шею и тихо мурлыкал, словно довольный омега. Эмилия ощущала это почти физически. В нём жила двойственность — сила и нежность, доминирование и подчинение, суровый хозяин фермы и её «маленький муж». Раньше подобное вызвало бы в ней протест. Её альфийская природа требовала ясных границ: альфа ведёт, омега следует. Но с каждым днём она всё глубже понимала, что именно эта смесь делает Даниэля неповторимым. В нём было то, чего ей всегда не хватало — равновесие. Иногда, лёжа рядом в гнезде, она наблюдала, как он спит, прижавшись к её животу, словно охраняя малышей даже во сне. И в груди поднималась волна нежности: её инстинкты больше не сопротивлялись. Напротив — всё нутро принимало его таким, какой он есть. Омега и альфа в одном теле, её мужчина, её опора. Эмилия впервые за долгое время не чувствовала, что должна бороться за своё место. Она просто знала: они уже — семья. И это было сильнее любых ролей. Это было вечером. Они сидели на веранде, ветер колыхал шторы, а за горизонтом медленно гасло солнце. Даниэль устроился у её ног, положив голову на её колени и лениво чертя пальцами круги по её животу. Серые глаза были спокойными, но в них всегда горела тень тревоги, будто он ждал, что однажды она проснётся и решит, что он недостаточно хорош. Эмилия накрыла его ладонь своей и сказала негромко, но с такой уверенностью, что он сразу насторожился: — Даниэль. Он поднял взгляд, полный ожидания. — Да, маленькая женушка? Она улыбнулась, склонилась и легко поцеловала его лоб. — Я хочу, чтобы ты знал: я горжусь тобой. Тем, какой ты есть. Неважно — когда ты властный, решительный, как альфа… или когда ты ласковый, мягкий и мурлычешь рядом, как омега. Всё это ты. И я не хочу, чтобы ты менялся. Он замер, дыхание перехватило. Несколько секунд просто смотрел на неё, будто проверяя, правда ли он услышал эти слова. Потом глаза его наполнились влагой, губы дрогнули. — Ты… гордишься мной? — спросил он почти шёпотом, словно боялся спугнуть этот момент. Эмилия сильнее сжала его руку. — Да. Ты — мой мужчина. Такого больше нет и никогда не будет. Он вскрикнул тихо, почти беззвучно, и уткнулся лицом в её живот, обхватывая её крепче, чем когда-либо. — Боже… Эмилия… если бы ты знала, как я ждал этих слов… Она гладила его волосы, чувствуя, как внутри распускается что-то тёплое, спокойное и вечное. Теперь это было не только про любовь. Это было про принятие. Этой ночью всё было иначе. Даниэль не бросился к ней с привычной жадностью, не позволил инстинктам вести его. Он словно боялся спугнуть то хрупкое, что она подарила ему словами вечером. Он медленно снял с неё одежду, почти как обряд, целуя каждую открытую часть тела. Его ладони гладили её с такой нежностью, будто он касался не кожи, а чистого света. — Моя маленькая женушка… — шептал он снова и снова, как молитву. — Ты даже не представляешь, что значишь для меня. Когда он вошёл в неё, движения его были мягкими, неторопливыми, как качание моря. Он смотрел только в её глаза, не отводя взгляда, и каждый его толчок был признанием: я твой, я благодарен, я живу тобой. Эмилия, привыкшая к его ярости и хищной страсти, в этот раз чувствовала себя так, будто её несут на руках даже в этом. Он не подчинял и не доминировал — он дарил ей себя целиком. Она задыхалась, сжимала его за плечи, а в груди поднималось то самое ощущение, ради которого стоило терпеть всё — нежность, спокойствие и принадлежность. Когда он довёл её до оргазма, её тело дрожало не только от удовольствия, но и от переполняющих эмоций. Даниэль прижал её к себе крепко, губами к её виску, и прошептал сквозь слёзы: — Спасибо, что гордишься мной… спасибо, что выбрала меня… И в эту ночь Эмилия поняла: их связь стала глубже, чем просто инстинкты или случайная страсть. Теперь это было настоящее, прочное «мы».