Моя Дорогая Звезда!

      Три минуты. Ровно три минуты мой трек продержался в топ-100 чарта, прежде чем его смыло новой песней Ханыля. Я помню, потому что засекал. Стоял тогда в студии, уставившись в телефон, и тупо смотрел, как цифра «99» подмигивает мне и исчезает, словно её и не было.       По телевизору вовсю трещали о его новом триумфе. «Ханыль бьет все рекорды! Гений нового поколения!» — восторженно визжал ведущий. А я в это время сидел в своей гостиной и бездумно сжимал мобильный в руке. Ещё одна победа «Принца». И моё очередное, такое привычное, поражение.       В руке весело запиликало - пришло сообщение. Я опустил глаза на экран. Писал Джин.       — Видел? Не везет нам. Давай вечерком грустить вместе.       Я чуть не швырнул телефон в стену. Грустить?! Ему, плетущемуся на последнем месте, наверное, было проще всего «грустить», а не делать хоть что-то.       Я закусил губу от досады. Я ведь... работал не меньше Ханыля.       Я пахал до седьмого пота, стирая пальцы о струны до мозолей и повторяя хореографию до тех пор, пока ноги не начинали подкашиваться сами. Но все видели только его сияющую улыбку на всех билбордах города. И что со мной не так?       Глоток воздуха. Еще один. Я потянулся за бутылкой воды на столике рядом и случайно опрокинул ее. Вода живописно плюхнулась на коврик, намочив мне ноги.       — Да святые ёжики!..       Я, тихо ругаясь, сгреб мокрый ковер в охапку, чтобы вынести на балкон, и мой взгляд зацепился за смятый глянцевый журнал, который валялся на нижней полке столика. На обложке — он. Ханыль. И рядом с ним — Лейла.       Их называли «Принцем и Принцессой Шайн Сити». Ханыль в серебряном пиджаке, идеально перекликающемся с платьем Лейлы, подчеркивающем ее идеальную фигуру. И Лейла улыбалась здесь — тепло, доброжелательно, с открытым взглядом. Рун хмыкнул: наверняка пришлось сделать сотню кадров, чтобы добиться такого результата. Ведь она — надменная и холодная, и её искренняя улыбка стоила дороже всего.       Даже на снимке, даже стоя плечом к плечу, в их позах читалась не союзность, а тихая конкуренция. Соперники? Возлюбленные? Никто не знал наверняка. Но для всех они были единым фронтом недосягаемости.       Вспомнилось, как неделю назад мы столкнулись с ней в коридорах музыкального лейбла. Мы с Джином, потные и запыхавшиеся после репетиции, она — безупречная, пахнущая дорогими духами и холодной уверенностью.       — О, — ее губы изогнулись в слабой, почти незаметной усмешке. — Новый рекорд Ханыля на носу. Готовите поздравительный номер?       Она прошла мимо, не ожидая ответа. Для нее все вокруг были фоном. Статистами в ее игре с Принцем.       Я вернулся в гостиную. Телефон пиликнул, экран засветился. Снова Джин.       — Ты где? Уже купил выпить. Или опять заперся в студии, пытаясь изобрести велосипед? Расслабься, его не обгонишь упорством. Нужны связи. А у нас их нет.       «Связи». Да, именно так он всегда и говорил. Но разве только это? Я вздохнул. Нужно ответить Джину. Ведь друг точно прав в том, что в трудную минуту нужно поддерживать друг друга.       — Б/А взял? У меня завтра саундчек в клубе, алку не буду.       — Ну ты душнота. Ла-а-адно, шучу, Б/А конечно. Лети!       Я отложил телефон. «Душнота». Да, возможно. Но пока Ханыль блистал на билбордах, а Лейла оттачивала каждый свой шаг до идеала, кому-то же приходилось вкалывать здесь, на земле. Пусть и в полной безвестности.       Взгляд снова упал на журнал. «Принц и Принцесса». От этих титулов в горле стоял привкус меди. Мы начинали почти в одно время, с одинаковым огнём в глазах. Что же пошло не так? Может, во мне и правда было чего-то недостаточно? Таланта? Харизмы? Или тех самых «связей», о которых так любил болтать Джин?       Нет. Я не верил в это. Моя музыка чего-то стоила. Я чувствовал это каждой клеткой, каждый раз, когда брал в руки гитару и рождалась новая мелодия. Пусть сырая, пусть неидеальная, но — моя.       Телевизор тем временем перешёл на интервью с Ханылем. Его голос, спокойный и уверенный, заполнил пространство.       «Я верю, что главное в музыке — это искренность. Найти тех, кто чувствует то же, что и ты».       Ирония заставила меня фыркнуть. Легко говорить об искренности, когда тебя слушают миллионы. А пробовал бы он быть искренним для аудитории из трёх человек и бармена, который вечно протирает стаканы.       Телефон снова завибрировал, выдергивая из ядовитых размышлений. И снова Джин.       — Жду, герой. Не задерживайся, а то сожру все снеки. Твои любимые!       Я встал, потянувшись. Может, Джин и был прав в одном: сегодняшний вечер точно не стоило проводить в одиночестве с собственными мыслями-самоедками. Пора было выбираться в люди. Пусть даже эти «люди» — просто один его друг.       Я поймал своё отражение в зеркале полуосвещённого коридора. Усталое лицо, растрёпанные темные волосы. Ничего общего с глянцевым принцем с обложки.       «Ладно, Ханыль, — мысленно бросил я в пространство. — Поздравляю с рекордом. Но игра только начинается».       И, накинув черную косуху, я вышел из дома.