Многоликий.

Порывы прохладного ветра подхватывают плотную ткань традиционных женских одежд, с каждым шагом к краю Поднебесной становится все прохладнее, словно внизу, прямо под ногами, происходит нечто, навевающее неприятные мысли и пробуждающее мелкую дрожь по телу. Подол алого одеяния развивается, заставляя кусочки облака, на котором стоит божественный город, разлетаться в мелкие пушинки, разносясь по голубому небосводу. Богиня присматривается, держа руки в рукавах кимоно, стараясь рассмотреть внизу то, что так её настораживает. В последнее время страна Восходящего солнца пугала своими новыми изменениями: все больше искоренялись традиции и приметы народа, превращая их в варваров. Новая одежда, подобная одеждам варваров из других стран, что вламываются в культуру простого народа, подстраивая под себя тех, кто не способен сопротивляться; новые оружейные припасы, что выглядели все опаснее и опаснее; обильные пиры. Богиня не понимала, как можно было сдерживаться от неприятных рвотных позывов хотя бы при виде сырой говядины, которую японцы в пищу не употребляли с века создания страны. Как это странное мясо можно было употреблять, так еще и смешивать со священным рисом, который такое долгое время высоко ценился! Женщина совсем не понимала нового императора, более того — она совсем не поддерживала его начинания, наблюдая за столь ужасным беспределом свысока. Стране нужно развитие во всех отраслях, может быть она и правда не идеальна, но разве стоит стараться так, чтобы сравняться с неотёсанными европейцами, которые расхаживали под другой стороной Поднебесной. Более мрачной и темной, но, к счастью, именно там заканчивались возможности богов, ведь они были верны только своей стране, ничего уж здесь не попишешь. Она вынимает из пышного рукава веер, ударяя им по ладони несколько раз, а после сжимая его пальцами в плотное кольцо, слегка щурясь. Карие глаза, подведенные черной тушью, быстро перебегали с одного городка на другой, перебирая все поселения и в конце концов добираясь до новой столицы. Теперь она перенесена в Эдо, а ведь совсем недавно ею был Киото. —Безобразие, — шикнула женщина и развернулась, взглядом окидывая несколько высоких зданий. Невысокие домишки с ажурными крышами, углы которых стремились вверх, были усладой для глаз, словно Богиня видела тот самый «не тронутый кусочек традиций» своей страны, что на самом деле так и было. Ее ужасно тревожил вопрос: а знают ли о том, что происходит со смертными ее братья и отец? Или, быть может, они тоже пребывают в неведении, оттого и сидят такие спокойные, да ёкаям приказы отдают. Глупо, наверное, будет рассуждать о том, насколько трудна жизнь Бога, но со стороны она действительно казалась беззаботной, словно богам чужда работа и усталость. Ах, если бы не молитвы, что доносились из мира смертных, то наверняка так все и было бы. С тех пор, как империя Ниппон (как ныне именуют ее варвары «Япония») потерпела несколько реформ, которые не прекращались, люди все чаще стали молиться богам войны и вод, кто-то просил славы, кто-то — благополучия, кто-то ­– об успехе бизнеса, а кто-то молил о том, чтобы близкие были здоровы и счастливы, а те, кто ушли на войну, — вернулись невредимыми или хотя бы покоились в сырой земле с миром. Богине Солнца было тоскливо наблюдать за тем, как ее народ все чаще надеется на помощь небес, совсем позабыв о том, что нужно не только теплить веру и надежду на светлое будущее, но и строить его самостоятельно. Как только боги увидят старания — так сразу помогут, одарив человека хоть несметными богатствами, которых он заслуживает. Кто-то же не старался даже на плошку риса, который сейчас, почему-то, резко стал дешеветь, да и распространяться все быстрее по государству, набирая популярность у всего населения империи. Раньше этот продукт был так ценен. Наверное, лучше радоваться тому, что крестьяне выбираются из бедности и могут свободно торговать рисом, уже не смешивая его с другими крупами, но на душе все равно было неспокойно. Не столько от изменений в привычных пищевых привычках ее народа, сколько от попыток императора изменить все на европейский лад. Медленные шаги, которые отдавали глухим стуком от соприкосновения двух деревянных зубцов гэты, направлялись в сторону одного из небольших домиков, что многим бы напоминали храм или святилище, где обычно молятся богам. Здесь же это пристанище Бога, его дом, в коем он проводит значительную часть своей жизни. Перед женщиной возвышался храм, что выглядел чище и дороже остальных: колонны, окрашенные в красный, чуть ли не блестели от того, как подчиненные вычистили их, а ровно уложенная плитка из камня обрывалась у первой деревянной ступени «храма». На веранду выходит невысокий и тучный мужчина, сложив руки за спиной и окидывая белолицую деву взглядом. —Что тебя привело, дочь моя? — красный пояс, которым была обвязана белая рубаха, развивался по медленному ветру, который слегка морозил бы смертных, однако богам это нипочем: всего лишь небольшая освежающая прохлада, которая заставляет младшую вздохнуть с облегчением. Она кланяется, вложив ладони в рукава и приклонив перед мужчиной голову. — Неужто у смертных наших снова проблемы? Быть может, ты пришла ко мне за помощью? —Отец, великий Идзанаги, я пришла просить совета, — она приподнимает голову, смотря на бога, что задумчиво оглаживал свою бороду, в предвкушении следующих слов молодой Богини. —На наших землях происходит беспредел: люди спешно забывают свою культуру, стараясь угнаться за чужой; везде раздоры по пустякам, я не знаю что и думать. Видимо, избрав нового императора, я ошиблась, раз он так гонится за одобрением со стороны соседних стран. Думаю, Вы и сами слышали молитвы наших прихожан. Они все чаще звучат печально и обреченно, неужели у Вас не закрадывалось сомнение в нынешнем императоре? Что же мне делать? Как помочь простому народу? —Дочь моя, Аматерасу, — мужчина оглаживает крупной ладонью девушку по плечу, слегка наклонившись вперед. Бусы из чистого золота, украшенные зеленоватыми перьями, плотно держались под туго затянутым красным поясом, изредка тихо звенели, подхватываемые порывами легкого ветра. Ладонь скользит к щеке, густо накрашенной пудрой, как и остальное лицо, медленно оглаживает большим пальцем шершавую кожу.—Трудно было не заметить то, как мольбы пришедших изменились, но правда ли ты думаешь, что все идет неправильно? Культурное наследие нашей империи не будет утеряно и сквозь столетия, ведь наш народ им дорожит. Какими бы не были попытки нового императора изменить их вид, божественный облик всегда останется тем, на что нужно ровняться. Разве я не прав? —Конечно, Вы правы, но все же я думаю, что нам бы стоило… — Аматерасу запинается под строгим взглядом отца, что убирает ладонь от женского личика отворачивается спиной. —Аматерасу, —Хриплый голос мужчины звучит менее нежно, словно его обладатель совсем не задумывается о том, как прозвучат следующие слова, которые он обернет в сторону своего дитя.—Мы не должны вмешиваться в то, что творят люди, пока они не обращаются к нам с молитвами, ты ведь знаешь это? Ты ­– богиня, единственная богиня, от которой идет императорское наследие, так что ты лучше всех должна знать чем будет караться измена государству. Неужто хочешь обернуть все труды нынешнего императора прахом? Если так, то на его место понадобиться новый, более разумный предводитель. Есть ли у нынешнего дети, которые не поддерживают его убеждений? Могут ли они послушаться твоего божественного приказа? Ты уверена в том, что у твоего мнения будут последователи, дочь моя? —Не знаю, отец, —Она озадаченно выдохнула, прижимая руки к груди и взглядом изучая стык между плитками. Если бы не толстый слой белой пудры, то наверняка бы можно было узреть ее порозовевшие от стыда щеки. —Раз так. И тебе, к тому же, не милы нынешние распорядки в империи, то может сама разберешься с этим? Спустишься с небес и подскажешь последователям о том, как правильнее вести дела. Ты будешь довольна таким исходом событий? —Мужчина вопросительно изогнул бровь, снова сложив руки за спиной и слегка поворачивая голову к богине, смотря на нее через плечо. Видя подтверждающий кивок, мужчина нахмурился и задумчиво хмыкнул.—Хорошо. Раз так, то приступай в ближайшее время, а также обязательно докладывай мне о том, что происходит и как продвигаются твои планы, осуществляются ли они так, как ты хотела. Мужчина удаляется обратно в храм, оставив Аматерасу одну, чтобы та смогла лучше сориентироваться в своих планах на страну. Порывы холодного ветра развивают цветастые слои одежд, пока женщина выпрямляется и смиряет жилище Идзанаги печальным взглядом. Неужели отец и правда сомневается в том, что богиня способна насильно сменить императора? Если уж этого требуют обстоятельства, то значит, что так нужно. Это божественный приказ, которого ни в коем случае нельзя ослушаться, разве это не так? Богам должны быть чуждо отрицательные эмоции вроде гнева, но раз в народе часто употребляют «небеса гневаются», то совсем скоро они и правда смогут узреть небесную кару. На подготовку ушло совсем немного времени. Помедитировав в главном зале своего пристанища, женщина наконец пришла к тому, как должен выглядеть ее земной облик. Она должна быть чем-то нежным, подобно лепестку сакуры, оторвавшегося от целого бутона с темными плодами. Стоило в последний раз закрыть глаза и представить свое земное имение, как внутри появилось непонятное волнение, пробирающее до кончиков волос, струящихся по плечам. Каждый раз, стоило богу сойти с неба земля подвергалась стихийным бедствиям, но стоило снизойти богине солнца, как вдруг погода значительно улучшилась, одаривая города ярким солнечным сияниям. Такое случалось ужасно редко, а сказания о снисхождении богини считались лишь глупыми мифами, в которые верили лишь некоторые из крестьян и дворян. Наконец взору открывается знакомый интерьер: деревянные балки, в нескольких метрах от лица юной девы, были украшены некоторыми рисунками и магическими печатями, которые защищали поместье от злых духов, которые все же могли осмелиться подойти; на стенах висела одна из картин, чуть ли не в самом углу небольшой комнаты, а на ней красовалось изображение одного из богов, Инари — бог плодородия, имевший два обличия, женское и мужское. Ему было принято молиться о хорошем урожае, особенно часто молитвы приходили, когда с рисовыми полями было все совсем плачевно и прогнозы были неутешительными для хозяев. Не каждому ведь будет радостно наблюдать за тем, как медленно засыхают его единственные посевы такого дорогого продукта! Сейчас у последователей Инари дела обстояли куда лучше, пусть рис и перестал цениться так, как раньше, а полей стало больше. Все же иногда люди заслуги императора скидывают на богов, что тоже неправильно. Молодая девушка поднимается с удобной постели, слегка потягиваясь и после поправляя подол своего темно-фиолетового кимоно, затягивая потуже пояс и бант сзади. Несмотря на то, что одежду такого цвета носит только аристократия, девушка была к ней причислена благодаря трудам своих подчиненных. Они сколотили клан Сато с нуля, пробились в знатный род и стали ближе к императорской семье, что позволяло им носить этот цвет. Только вот этой близости в нынешнем случае было до жути мало для Аматерасу. Поднявшись с кровати, она неторопливо направилась в соседнюю комнату, где свободно могла заниматься нужными ей делами. Так как чаще всего в мир смертных спускался именно Инари, для остальных особой надобности в этом не было, да и дел в среднем мире почти не было, то на его столе вечно был порядок. Пусть этот дом для целой семьи, но кабинет, в котором они работали ­– был один одинешенек. Этого вполне хватало. Во главе клана Сато уже давным-давно стояли другие люди, но все те же подчиненные, ибо являлись они смертными, а это не вызывало ни у кого лишних подозрений, которые «аристократии» были ни к чему, слишком уж трепетно они относились к статусу и божественному прикрытию. Достав лист бумаги, она села на пол, приготовив на стоел принадлежности для каллиграфии. Медленно девушка выводила иероглифы, похожие по почерку на те, что писал один из новых глав клана. Нужно было пробраться в замок без подозрений, а это значит, что нужно было стать наложницей принца. Насколько было известно богине, у нынешнего правителя был всего лишь один наследник ­– Сатору Годжо. Принц, по слухам, был очень своенравный, но до безумия красивый, да и выглядел он необычно. Поговаривали, что он болен неизвестной болезнью, от которой кожа делается бледнее, глаза, вместо привычного карего цвета, становились голубыми, а волосы и ресницы — светлые-светлые, цветом с пудру, которой девушки мазали себе лица, пытаясь стать бледнее хоть на тон, однако в итоге они становились цветом снега зимой, что делало их бледность немного нездоровой. Но нынешним красавицам это не по чем, особенно если дело касается какого-нибудь юноши со специфичными вкусами, которым они пытаются угодить. Стать наложницей — дело нехитрое, достаточно создать рекомендацию от лица батюшки и после продемонстрировать свои умения перед Его Высочеством наследным принцем. В принципе, ничего страшного в этом не было, но стоило еще и рассчитывать на то, что вполне возможно огромная конкуренция. Кому не хочется жить при дворце, так еще и постараться на славу, чтобы стать главной наложницей, а там и принца видеть каждый день, наслаждаясь его присутствием и проводя с ним незабываемые ночи. Насчет последнего у богини были некоторые опасения, все же если ей удастся пробраться в дворец наложницей, то и ночи с Его Высочеством тоже придется проводить. А если помнить про ее родство со всеми смертными, то картина становится не такой уж и приятной. Хотя, чем сейчас только народ не брезгует! Со свитком она быстро заканчивает, оставляя чернила на листе подсыхать, пока сама достает фамильную печать и красивую шелковую ленту фиолетового цвета. Окунув печатку в чернильницу, она бережно придерживала широкий рукав кимоно, дабы не испачкать дорогие одежды в темной жидкости, что вряд ли потом отмоется вручную, хотя можно было бы и заставить прислуг всеми правдами и неправдами вычистить черное пятно, но все-таки и людей было жалко, и ткань была бы не той. К тому же, тогда бы девушка точно не показалась бы «прилежной хозяйкой», коей назвалась в свитке. Она отпечатала фамильный иероглиф и тяжело вздохнула, откладывая вытянутый деревянный брусок на край стола, теперь же окидывая взглядом кабинет, в некоторых углах которого стояла пыль от того, что им давно не пользовались. Но на время миссии точно придется заставить кого-нибудь прибираться в поместье, чтобы, если внезапно нагрянут гости, не ударить в грязь лицом. Неизвестно, какие у нынешнего императора будут пожелания к наложницам сына, может быть они уже и по домам расхаживают. В случае богини это было бы странно, ведь сама дева живет в Киото, а путь оттуда до Эдо не близкий. Если так прикинуть, то на воле с повозкой придется ехать около пяти часов, да и не факт, что кто-то из жителей согласится отдать свое животное. А если в паланкине с носильщиками, то это растянется в два, а то и в три раза. Если отправить по дворец свиток, что и принято делать, к тому же заранее, то он дойдет довольно быстро, но не лучше ли явиться самой? Тогда можно будет и воочию узреть Его Величество наследного принца. Именно из-за этих рассуждений, темноволосая девушка быстро скрутила свиток и завязала шелковой лентой. Взгляду ее по вкусу пришлось зеркальце, стоящее на рабочем столе, в паре сун (3,33см) от чернильницы. Нет, она конечно не настолько невнимательная, чтобы не приметить зеркальце с самого начала, но как-то оно ее не интересовало, а разум занимало только рекомендательное письмо. Взяв в руки небольшое зеркало с подставкой, она взглянула в отражение, бережно поправляя волосы. Мир смертных требовал новой внешности. Такой, которую еще не видели ее последователи и чтобы не смогли раскусить богиню, а потому деве понадобилось чуть больше нескольких десятков минут, дабы тщательно продумать облик, не содержащий в себе изъянов. Черные шелковистые волосы были подняты в высокий пучок и закреплены кандзаши (японские украшения заколки/шпильки) с красивыми бело-красными цветами, которые обрамляли пучок, а само изделие сделано из чистого серебра, которое достать было и правда довольно затруднительно, однако эта красота того стоила; несколько прядей челки свисают вниз, останавливаясь где-то чуть ниже подбородка; кожа была бледная и без пудры на лице, от чего оставалось ее покрыть только небольшим слоем, дабы придать коже более бархатный вид; тонкие губы розового цвета пересохли без влаги, но стоило бы их покрыть бэни (подводка для губ красного цвета, использовали до появления импортной косметики) и тогда ее облик точно заиграл бы другими красками! Девушка выглядела словно кукла из самого дорого материала, ее вот-вот могли бы отдать какой-нибудь королевской особе, чтобы с ней играли только в дорогих покоях. *** В руках дева сжимает свиток, устраиваясь поудобнее в паланкине и прикрывая глаза. С собой она не взяла ровным счетом ничего, потому что это не имело смысла. Все равно наложницам запрещали привозить свою одежду в императорские покои. Чем это обосновано не знает даже богиня, так что не сильно сопротивлялась, как только узнала от подчиненных, что евнухи не пустят ее во дворец, если при ней будет что-то помимо рекомендаций. Ах, она бы с удовольствием сделала бы подарок принцу, но сколько не пытай «батюшку» — он ни слова не сказал о том, что нравится принцу. Единственное, что проронил батюшка, так это то, что скорее всего в наложницы прорваться будет ужасно тяжело, ведь скоро совершеннолетие принца, а в честь этого будет устроено пиршество на европейский лад, на котором и можно будет попробовать еще раз. Вряд ли молодому человеку дадут право собственноручно выбирать себе девушек. —Мне срочно нужно в Эдо, желательно без остановок. Я понимаю, насколько это тяжело, —Девушка поправляет ткань своего кимоно, обводя взглядом носильщиков, которые уже занимают свои места рядом с вытянутыми палками, за которые будут держать паланкин. Она приоткрывает желтую полупрозрачную шторку паланкина, слегка сжимая поалевшие губы.—Но пожалуйста, поторопитесь. От этого зависит честь клана! —Эдо? —Один из носильщиков приседает рядом с палкой, кивая товарищам. С прерывистыми вздохами и хмыканьями, они поднимают паланкин вверх, удерживая на плече палку, которую придерживают ладонью.—Эдо уже несколько лет как Токио, Киори-сама, неужто Вы забыли? —Никто из подчиненных ниже по рангу и понятия не имел, что Сато — клан-прикрытие для божеств, тем более уж не знали, что дочь их господина, Киори Сато, на самом деле богиня солнца, что прямо сейчас восседает в позолоченном паланкине, ожидая немедленной отправки в нынешнюю столицу. Помимо восьмерых носильщиков, по двое приходилось на один из выступов, за которые и несли паланкин, в сопровождении была служанка, что шла рядом с паланкинов, вложив руки в рукава своего кимоно. Процессия наконец двинулась с места, медленно направляясь в сторону выхода из города, который все еще жил шумно и двигался в своем, неизмеримо быстром, темпе. Суффикс Сама — Обращение к богам и духам, к духовным авторитетам, девушки к возлюбленному, слуг к высокородным хозяевам, и т. д. Путь для процессии был довольно тяжелым, ведь их госпожа не давала возможности передохнуть, каждый раз напоминая о чести клана и о том, что нужно двигаться быстрее, если они хотят попасть в столицу до захода солнца. Несомненно, солнце подчиняется великой богине, но не может же она справляться с огромным горящим шаром еще и в мире смертных? Смена дня и ночи будет такой же размеренной и спокойной, как обычно, ведь Аматерасу все еще может наблюдать за тем, как справляются ее помощники. Уж не знает женщина сколько прошло времени, но по ощущениям, быстрее добраться было бы на теле, запряженной волом, который тащил бы за собой деревянное сооружение с сеном. Может быть это не выглядело бы презентабельно, но зато добраться они смогли бы чуть раньше того, чем сейчас. На улице уже стемнело и по ощущениям сейчас идет второй ночной час, так как солнце уже зашло за горизонт, а огни Токио горели так ярко, что и вообразить трудно. Город казался живым, глазами домов был горящий в окнах свет, ртом — распахнутые двери, через которые туда-сюда ходили хозяева, держащие в руках бочонки с соленьями, корзинки с едой и небольшие мешки риса, который все еще для некоторых был как на вес золота. От приятной глазу картины сердце сжималось, а в голове прыгали мысли о том, как давно девушка не была в среднем мире, раз видеть счастливые улыбки людей — такое невообразимое удовольствие. Процессия неторопливо останавливается у арки перед входом на территорию роскошного дворца: привычное небольшое сооружение с аркой посередине, что закрыта каменными створками, чтобы на территорию было труднее пробраться, углы крыши привычно вздымались к небу, а сама крыша была в зелено-красных цветах, на самой верхушке украшенная железным укреплением со слегка торчащими головками гвоздей. Девушка выглядывает из паланкина, окидывая взглядом возвышающееся сооружение, по бокам от которого отходит продолговатая стена, которая, кажется, огораживает территорию дворца со всех сторон. От паланкина отходит служанка, подходя к одному из самураев, держащему ладонь на рукояти своей катаны, плотно держащейся в ножнах, прикрепленных к поясу доспех. Мужчина не сводит взгляда с паланкина и носильщиков, кажется, изучая взглядом каждое лицо и пытаясь распознать среди них угрозу. Стоило служанке договорить, как воин повернулся к воротам, взмахнув ладонью и прокричав «Госпожа Сато посетила императорский дворец, открыть ворота», вновь кинул краткий взгляд на служанку, слегка кивая. С неприятным звуком открываются каменные ворота, освобождая проход процессии и гостье, что аккуратно наматывая на палец торчащие края ленты, повязанной на свитке. Паланкин вновь движется вперед, убаюкивая сидящую внутри девушку тихим шелестом тканей по ветру, покачиваниями сооружения, тихим пением птиц. Нового дворца женщина никогда не видела воочию, а теперь сможет поселиться в нем, изображая такие яркие эмоции, о которых и могли мечтать строители столь прекрасного замка. В длинных уличных коридорах для подсветки использовали фонари, стоящие на перилах на расстоянии в один кэн (1,81м) друг от друга. По улице расхаживали придворные дамы, евнухи со своими подчиненными, но стоило им заметить паланкин, как все сразу же опустились в поклоне перед дочерью министра. Один из старших евнухов быстрыми шагами направился к паланкину, подавая девушке руку, дабы помочь ей выйти, а стоящая рядом служанка спешно протянула руки, чтобы получить свиток, который госпожа прижимала к груди все это время. —Киори-сама, что привело Вас в императорский дворец в такой час? Неужели что-то случилось с Вашим отцом или Вашим поместьем? Какова причина такого внезапного визита, да и к тому же без предупреждения? Вы ведь сами знаете, император сейчас редко принимает гостей! —Он бережно придерживает девушку за нежную ладонь, отпуская ее сразу, как только она уверено встает на ноги, затекшие после долгой поездки. Дева поправляет украшение на голове и складывает руки в рукава кимоно, слегка поклонившись евнуху, чтобы выказать уважение и благодарность за радушный прием. Он кланяется в ответ и заглядывает в карие глаза, слегка приподняв брови, до сих пор ожидая ответа. —Я не думаю, что это нужно обсуждать на улице, —Уголки губ Аматерасу приподнимаются в мелкой улыбке, а сама она выпрямляется, приподнимая подбородок, чтобы не терять величественного образа.—Прошу Вас, сообщите императору о моем прибытии и передайте, что я, —Она тихо хмыкает, окинув свиток в ладонях служанки, который после берет и осторожно протягивает евнуху.—В прочем, прочтете все здесь вместе с Его Превосходительством, может ли мы остаться с ночлегом? —Ах, конечно-конечно, Вы ведь знаете, император никогда не откажет Вам в помощи, —Мужчина принимает свиток двумя руками и снова кланяется, окинув взглядом своих подчиненных, мягко кивая.—Я попрошу придворных дам приготовить Вам постель, а мои подчиненные помогут процессии расположиться, можете не беспокоиться об этом! Прошу, пройдемте со мной! Уверен, Вы и Ваши люди устали с дороги, потому мы обязательно приготовим кушанья, —Мужчина услужливо кивает, будто бы подтверждает свои же слова. Он идет чуть позади девушки, провожая ее до одного из залов, у которого и просит придворных дам приготовить гостью к неожиданному ужину, а позже ко сну. —Старший евнух, —Киори переводит взгляд на седобородого мужчину, что слегка кивает, подтверждая, что полностью предоставлен девушке и внимательно слушает ее.—Я хочу стать одной из наложниц Его Величества наследного принца. Пожалуйста, доставьте свиток Императору поскорее, —Цепочка с драгоценными камнями на одной из шпилек, украшенной цветами, мелкого дрогнула от резкого движения головой. Женщина отвернулась, рассматривая двери ее временных покоев. —Наложницей? Дочь графа? —Глаза евнуха чуть распахнулись и он, слегка помедлив, поклонился.—Конечно, конечно. Можете не волноваться, но наложницами занимается императрица, так что свиток я передам ей. Раз Вы изволили податься в наложницы, то. не смеем отказать в рассмотрении рекомендательного письма от графа Сато! Если Вам угодно, то я могу наведаться к императрице прямо сейчас и попросить ее о встрече с Вами завтра! —Да, было бы неплохо. Благодарю Вас, —Девушка слегка кланяется и, окинув евнуха взглядом еще раз, входит в свои покои, пропадая за красивыми дверьми. Она удобно устраивается на подушке перед небольшим столиком, все еще держа ладони в рукавах кимоно и рассматривая утонченную работу над таким небольшим предметом. Удивительно, если император так внимательно следит за тем, чтобы в Японии все была практически также, как в европейский странах, то почему он до сих пор не сменил вид дворца и привычку сидеть за столом на полу? Если он еще не до конца готов к реформам в собственной обители, то к чему спешка в изменениях внутри народа? Чудно. Главное, чтобы Его Высочество наследный принц Сатору Годжо не оказался таким же, как и его отец, иначе это повлечет за собой проблемы. Дева вынимает из пучка серебренную шпильку, украшенную цветами, а после кладет на край стола, чувствуя, как темные волосы струятся по плечам, обволакивая, словно шелком. Это только начало, а она уже так утомилась. Что же ее ожидает дальше?